Андрей Молчанов - Главное управление Страница 22

И – никакой личной жизни. Хорошо, прилетевшая на днях из Америки Лена навела в квартире порядок, приготовила обед и утешила меня в одиночестве моем и полном служебном забвении себя как мужчины, должного стремиться не только к прекрасному в общем, но и к прекрасному полу в частности.

Лену постиг развод поневоле: ее итальянского супруга, как она и опасалась, застрелили сотоварищи, ныне шла тяжба между вдовой и родственниками погибшего о разделе имущества, но два миллиона страховки, загодя и сметливо ею оформленной, она получила. Некоторая игривость ее повествования в отношении случившейся трагедии заставила меня задуматься о разнообразии мотивов страховочной предусмотрительности, и думы эти неприятно озадачивали. Я сподобился лишь на два вопроса:

– А за что все-таки его… того?

– Да кто же знает эти итальянские расклады?..

– А что насчет поиска убийц?

– Тишина.

Я принес неискренние соболезнования, не очень-то, впрочем, и заботясь правдивостью ее ответов. Я был всецело погружен в события, происходящие на работе, в их поминутно меняющийся калейдоскоп. Ни телевизор, ни столь любимые мной новинки кино я не смотрел, время на сон и работу было расписано по минутам. Да и жизнь вокруг меня затмевала сюжеты любых кинолент, то и дело развертывая коллизии, придумать которые не смог бы самый изощренный сценарный ум. А я, ассоциируя свою персону с персонажами всем известного телесериала, каждодневно чувствовал себя и Штирлицем, и Мюллером одновременно.

Перед концом рабочего дня опера доставили мазурика-осетина, разыскиваемого нами уже полгода за продажу поддельных банковских векселей. Действовал мазурик в составе группы дружков, чье местонахождение требовалось установить.

Мазурик назвался сначала именем, указанном в изъятом у него паспорте, но когда выяснилось, что паспорт поддельный, сознался в обмане и обозначил свое правдивое наименование. Однако в истинности его я усомнился и, кивнув на задержанного операм, вышел из кабинета, из которого незамедлительно донесся вопль, схожий с тем, когда кошке крепко наступят на хвост.

Я лишь удрученно качнул головой, направляясь из застенка в свои кабинетные покои.

Взопревший Акимов в светлой рубашке, темной от пота, с завернутыми за локти рукавами зашел ко мне через час, утомленно признавшись:

– Весь отдел вот такой… Уже три раза устали его мутузить. А он десятую фамилию называет, и точно – врет. Упорный. – Взглянул на часы, сообщил: – Вадик повез Диму на свою хату конспиративную, ждут нас там. – Чего с осетином делать будем? Надо же оформлять… Витька Корнеев сказал, что все устроит. Но сейчас-то его куда девать?

Я припомнил, что в подвале нашего учреждения стоит в одном из бетонных отсеков тренажер с чугунной платформой, сломанный усилиями наших геркулесов-спецназовцев.

– Там тренажер в подвале, – сказал я. – Знаешь где? Ну вот. Прикуй его на пару часиков, пусть покемарит в темноте, а Корнеев приедет, отвезет его в камеру на Петровку. Меняй рубаху, помчались.

Конспиративная квартира, где временно был поселен мошенник Дима, располагалась в старом московском доме, отличаясь простором трех комнат, высокими потолками, нежилой аккуратностью и скромной мебелью семидесятых годов двадцатого века, словно бы только что ввезенной сюда из магазина.

Дима пил с Вадиком коньяк на кухне, травил очередной анекдотец, однако увидев меня, поперхнулся сопутствующим повествованию смешком и принял вид смиренного агнца, пугливо вращая бараньими, навыкате, зенками и вопросительно подняв лоб к белесой коротенькой шевелюрке, словно стекающей с его круглого, как глобус, черепа.

– Сука ты гнусная, – начал я, пнув каблуком в ножку табурета, на котором сука восседала.

Дима поджался в ожидании удара посущественнее, но Акимов, мягко приобняв меня за плечи, потянул обратно к двери, увещевая:

– Погоди, сейчас все проясним, а то сделаешь из человека котлету, я же тебя знаю…

От слов милицейского провокатора, игравшего привычную роль, Дима конвертировался в испуганно сопящий куль.

– Посажу тебя, гада! – запальчиво вещал я, сверкая очами. – И они, – оттолкнул опера, – не помогут!

Губы у Димы затряслись, мелко причмокивая, а с носа сорвалась капля нервного пота.

Наконец наигранные страсти утихомирились, хотя я сидел мрачен, как изваяние демона в заброшенном капище, и последующий разговор комментировал лишь ядовитыми репликами.

– Мы не знаем, сколько средств уйдет на латание дыр, – вещал Акимов. – МУР, прокуратура…

– Прокуратура-то откуда? – сметливо встрепенулся Дима.

– Там уже в курсе, не беспокойся…

– Наша контора, – неторопливо вставил Вадим.

– Ребята, но я же сказал: полмиллиона хоть сегодня… – Дима сидел перед нами, как на толчке – смирный и натужно-задумчивый.

– А почему не говорил, что с «чехами» в одной упряжке дела тянул?! – рявкнул я.

– Ну, я даже как-то стеснялся…

– Ага! Ворюга застенчивый!

Дима скорбно поиграл складками обвисших от недоразумений последних дней щек.

– Тут он мне кое-что интересное порассказал, – вновь вклинился в разговор Вадим. – Когда его «чехи» похитили, то отвезли на свою базу в Барвиху. А ведь мы этой базы не знаем.

– В багажнике меня везли, – поторопился добавить Дима услужливо. – С мешком на голове. Ну, а в мешке дырка небольшая. Так я когда из багажника… То есть когда меня… Вот. И смотрю так в амбразуру эту, а местность знакомая, я мимо часто проезжал, магазин еще на углу и студия загара. «Зебра» называется, потому хорошо запомнил… Смешно, да? – Он хихикнул привычно, но поддержки не нашел и продолжил виновато: – Ну, когда в подвал вели, троих видел абреков, все с «калашами», а потом крышка захлопнулась…

– Что ж ты про «калаши»-то молчал? – не выдержал я. – Это же целое дело.

– Ну, подумаешь – автоматы…

– Продолжай, – наклонил Вадик свой непреклонный борцовский затылок, переходящий в литую шею.

– И вот начал слышать я голоса, – воздев глаза в потолок, сказал Дима.

– То есть? – на мгновение оторопел Акимов.

– Ну, звуковые волны проходили через края люка…

– Ага…

– Говорили, что приедет их старший, какой-то Иса. Через две недели… О! – ткнул пальцем в висевший на стене календарь. – Уже, значит, через три дня. Ну, я так понял, герыча привезут на базу, и надо готовить наличные под расчет.

– Ну! – торжественно выпятил грудь Вадим. – Это Диме многое прощает, коли окажется истиной.

– А что потом было? – спросил я.

– Потом бензопилой грозили…

– Еще о чем они говорили?

– А, да все невнятно… К тому же они то по-своему, то по-русски… Трудно стыкуется. А когда еще с мешком на башке да в подвале… – И он шмыгнул носом сокрушенно.

– Ну ладно, дальше – наши дела, – подытожил я, вставая с табурета.

Заперев Диму в конспиративном логове ЧК изнутри, вышли на улицу, усевшись ко мне в машину.

– Можем обойтись без расходов, – сказал Вадим. – Всем все понятно? Или пояснить?

Мы с Акимовым молчали. Нам все было понятно. Завтра с утра Акимов оформит официальное заявление Димы, и с ним я пойду к генералу. Аргументы таковы: во-первых, планируется весомая операция, во-вторых, существует агент на перспективу, готовый указать адрес секретной чеченской базы, но агент, увы, погряз в грехах, и дело за малым – звонком Решетова начальнику ГУВД Москвы, дабы тот утихомирил муровцев.

– В крайнем случае посадим дружков Димы, – произнес Акимов. – Если уж нужны жертвы на алтарь. И закроем еще одно дело.

– А их показания? – выразил я сомнение. – Сдадут ведь Диму…

– Какие еще показания?! В тюрьме устроим их, как на курорте, срок – по минимуму, на зону придут с воровской малявой… Мало? Они еще и приплатить должны!

– Да и приплатят, – поддакнул Вадим.

– Значит, завтра мне в пасть ко льву?

– У тебя должность такая, брат.

На прием к Решетову я попал только к вечеру следующего дня. Генерал выглядел утомленным, мысли его, чувствовалось, витали где-то вне Управления, но по мере моего доклада он постепенно возвращался сознанием к делам насущным, хватко улавливая нюансы ситуаций и расставляя ловушки вопросов.

– И сколько они украли в общей сложности?

– Изрядно.

– Что значит« изрядно»?

– Дело в МУРе, а жулики, пока не припрешь, правды не скажут. А как их припрешь, если дело в МУРе?..

– Он просит гарантий? Ну, дайте их. На словах.

– Я верю, что он действительно пригодится нам в дальнейшем как агент…

Недоверчивый прищур. И хлесткий вопрос:

– И много шерсти с овцы состричь решили?

– Если так будет поставлен вопрос, все пойдет на нужды Управления, товарищ генерал.

– Знаешь, Юра, – он откинулся в кресле, – мой нюх не обманешь, есть тут еще одно дно, есть, чувствую. Чего ты мне извилины мозга шпаклюешь? Или колись, или иди себе… И передашь агента своего нашим экономистам, понял? Они с ним торговаться не станут. Тоже мне, хранитель секретов выискался! И сколько украл, и где у чеченов база – все выложит! Я лично проконтролирую.