Сергей Дышев - До встречи в раю Страница 22

— То-то я смотрю, вонища появилась! — добавил Консенсус.

— Мой запах напоминал ей запах прокисшего молока… — не обращая внимания на реплики, продолжал доктор. — Кроме того, ей надоело стирать мое белье, она обзывала меня чмом и идиотом… Не знаю, где она нахваталась таких слов…

Последовал новый взрыв хохота. Шрамм сделал глубокий вдох.

— Она еще написала, что ей всегда не хватало настоящего мужика, который бы драл ее как козу. Она жила с подавленным либидо.

— Ну и прикольная у тебя телка! — оценил Вулдырь.

— Она забеременела от другого человека, в чем и призналась мне. И в конце своей записки предупредила, чтобы не вздумал ее искать, иначе мне оборвут все выпуклости.

Бандиты корчились от смеха не переставая.

— А к кому она ушла, рогоносец? — задыхаясь, спросил Консенсус. — Познакомил бы со своей Люськой. Мы бы ее отодрали по первому сорту!

— Она ушла к Кара-Огаю, — ответил Иосиф Георгиевич.

— Понятно, — после паузы озадаченно отреагировал Вулдырь. — Баба не промах.

Поздним вечером Консенсус и Вулдырь вместе с доктором заявились в больницу. Шрамм обещал показать, где хранятся продукты. А Юрка, заметив пришельцев, бросился спасать Машу. Некуда ей было бежать, как и ему самому. В безумном городе она не прожила бы и нескольких часов.

— Маша, проснись, — прошептал он.

Она открыла глаза, улыбнулась.

— Это ты?

Уговаривая и подталкивая, он вывел ее на задворки.

Маша теперь безотлучно находилась при нем, и он уже не представлял, как раньше мог обходиться без ее лучистой улыбки, тихого, невесомого, как тень, присутствия. От нее исходила теплота, он чувствовал это инстинктом и сердцем, но по молодости или же духовной неискушенности объяснить это не мог. Все же ему не было девятнадцати лет. Маша радостно выполняла его маленькие поручения, например, утихомирить беспокойную палату или вынести из-под больного судно. Что будет, когда жизнь нормализуется, Юра не знал, но, странное дело, он и не хотел, чтобы это смутное время кончалось, потому что именно сейчас почувствовал душевное спокойствие. Юрка был счастлив, поскольку в одиночку справлялся со всей больницей — был директором, главврачом, завхозом и электриком в одном лице. Он падал с ног от усталости, выматывался до кругов перед глазами, но взамен получил бесценное: впервые в жизни он осознал меру своего достоинства, самолюбия — чувств, которых ему не полагалось иметь в детдоме.

Отравляли существование мысли о кормежке. Продуктов всегда не хватало, а тут часть расхитили, да еще унесли мародеры под руководством Шрамма.

«Помочь могут только военные», — после раздумий понял Юра и отправился в полк. Командира он видел два или три раза, да и то издалека. Представлялся он ему суровым и сухим человеком — однажды Юрка видел, как подполковник рычал и обкладывал матом потного от страха прапорщика. Тот стоял, выпятив брюхо, и ежесекундно послушно кивал головой.

Маша увязалась вместе с ним. В полк они прошли через черный ход — дыру в колючей проволоке. Старший лейтенант, попавшийся им навстречу, объяснил, как найти штаб. Но в здание их не пустил прапорщик-часовой. И они долго бы ждали, если б командир не вышел сам. Он окинул недовольным взглядом юную парочку и спросил:

— А это кто такие? Почему посторонние у штаба?

— К вам на прием просятся, товарищ подполковник, говорят, из сумасшедшего дома. Я их гоню, а они не уходят, — пожаловался прапорщик.

— Что, жрать нечего? — грубо спросил командир голосом, в котором, как показалось Юрке, сверкнул металл. У него сжалось сердце. Маша же, наоборот, уперла руки в бока и нахально стала разглядывать «военное чудовище».

— Нечего, — просевшим голосом ответил Юра. — То есть осталось совсем немного.

— Ясно, если б было нечего, пришел бы еще раньше. Ты кто, директор? — спросил командир, прекрасно зная, кто в больнице хозяин.

— Санитар…

— Пошли!

Он привел их в кабинет с койкой в углу и телефонами на столе, что сразу успокоило Юрчика. Еще он успел разглядеть на столе карту и тут же отвернулся: на ней наверняка были нарисованы секреты, которые Юрку, конечно, не интересовали. Ему требовалась еда для подопечных.

— Значит, еще не вымерли? Это вам повезло, что вы рядом с полком находитесь, а то при нынешних нравах от вашей богадельни давно бы камня на камне не оставили. А почему директор не пришел… или кто там, главврач?

Юра откашлялся и сбивчиво пояснил, что он единственный, кто остался из персонала, остальные разбежались.

Командир поднял трубку и потребовал найти Костю. Когда тот появился в кабинете, Лаврентьев сказал:

— Пойдешь вместе с этой сладкой парочкой в психлечебницу, оценишь состояние больных, запасов пищи, потом подготовишь мне краткую записку. Надо помочь продуктами. А то, неровен час, перемрут. Жалко будет, ведь божьи дети, кто о них позаботится, как не воины?

«Деловой мужик! — восхищенно подумал Юра, когда они втроем вышли из штаба. — Вот бы кого директором к нам. Ни один бандит не сунулся бы…»

Очкарик-капитан протянул руку и назвал себя:

— Костя.

Юра и Маша тоже назвали себя.

— Первый раз вижу такого молодого врача. Ты что заканчивал? — спросил Костя.

— Да нет, я санитар, — смущенно пояснил Юра. Ему показалось, что капитан слегка пьян. Впрочем, он уже знал, что офицеры никогда не были трезвенниками.

— А вы санитарка? — обратился капитан к Маше.

— Я сумасшедшая, — вздохнув, ответила девушка.

— А-а, — ответил Костя. — Не похоже…

— Я тоже так считаю, — сказала Маша. — Но врачи говорят, что у меня шизофрения.

— В наше время и нормальные ведут себя почище сумасшедших, — заметил Костя. С психически больными ему не приходилось иметь дела.

— Не утешайте меня, — вдруг строго сказала Маша. — Еще неизвестно, кто кого должен утешать.

— Маша, не надо! — попросил Юрчик. — Костя ведь хочет помочь нашим больным.

— Да, нашим больным, — тихо подтвердила она. — Мы не будем возвращаться?

Но ее не расслышали.

Вечером они поссорились.

— Ты держишь меня взаперти… Выпусти меня, Юрочка! — вдруг взмолилась она. — Отпусти, мне плохо здесь, я буду тебя обзывать, щипать, мучить, пока ты не отпустишь меня.

— И куда ты пойдешь? Там нормальным людям жизни нету, ты умрешь через десять минут, как рыба без воды, те же бандиты отловят тебя и живой не отпустят.

— И пусть меня убьют, но я умру свободной!

— Ты идиотка!

— А ты сомневался? — Она расхохоталась. — Все равно я убегу, даже если ты меня посадишь на цепь. А на цепь ты меня не посадишь, потому что ты добрый и еще любишь меня. А я тебя за все это ненавижу!

Юра сделал вид, что сдался, и на самом деле зашел в тупик. Успокоительных лекарств не было, да и не стал бы он колоть Машу. Он не выносил, когда бьющихся в припадке людей заламывали дюжие Иван со Степаном, а Аделаида Оскаровна, мертвенно поблескивая очками, с видимым удовольствием втыкала сверкающую иглу в человечью мякоть. Больной стихал — будто постепенно угасал.

— Хорошо, — повторил он. — Как стемнеет, мы выйдем в город, возьмем с собой целлофановый пакетик с сандвичами, французским шампанским и шоколадным бисквитом. Мы устроим чудненький пикничок на развалинах старинного здания, их в городе сейчас — на каждом углу. Потом мы будем сражаться с бандитами и в заключение совершим какой-нибудь подвиг. Ты не против?

— Ты начинаешь исправляться! — строгим голоском похвалила Маша. — Если ты будешь и дальше слушаться меня, я открою тебе свою тайну.

— Договорились. А теперь ложись и отдохни, — распорядился Юра.

— Ты чего? — Она покрутила пальцем у виска. — У меня же сейчас не депрессивный, а эйфорический период! Мне и ночью спать не хочется, — похвасталась Маша, победоносно улыбнувшись.

— Ну так делай что хочешь. Но без меня никуда ни шагу. — И он сам плюхнулся на кровать.

Маша незаметно опустилась рядом, только не на постель, а на пол. Ее лицо как раз оказалось на уровне Юркиной руки. Он погладил ее по щеке, она доверчиво, будто ждала ласки, потерлась о его ладонь.

— Ты боишься своего будущего? — спросила она.

— Я его не знаю, почему я должен его бояться? — Он задумался. — Если человек не знает своего будущего и даже не предполагает, каким оно может быть… значит, он вообще может ничего не бояться.

Выходила абсолютная чепуха, которую не следовало произносить вслух даже при Зюбере.

— Ты всегда задаешь мне такие вопросы… Вообще-то человека без будущего не бывает.

— Я — без будущего!

— Кто тебе сказал?

— Аделаида Оскаровна… Однажды я ее назвала старой жабой, — пояснила Маша, — а она сказала, что я скоро стану такой же, как Малакина, и даже хуже… Потом я еще слышала, как доктор говорил одному больному, что всех нас ждет постепенное превращение в червей, бессмысленных идиотов…