Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший Страница 22

— Павел Толмачев человек точный и слов на ветер не бросает, — отрезал генерал. — Визы получены, но не обольщайся, Вадим, — цена им копейка в базарный день. Коли запахнет жареным, «люди из правительства» не то что от своей визы, от матери родной открестятся.

Саратов.

24 октября 1990 года

Глухомань ночи разорвали быстро приближающиеся размытые косым осенним дождем прожектора тепловоза. Тусклые лучи скользнули по виткам колючей проволоки, натянутой по верху высокого бетонного забора, и уперлись в металлические ворота с белой надписью: «Не приближаться — запретная зона. Стреляем без предупреждения!» Тепловоз три раза простуженно просипел, ворота разошлись и пропустили за бетонный забор длинный железнодорожный состав.

— Сорок восемь платформ, Эдди, — прислушиваясь к затихающему за забором шуму вагонных колесных пар, сказал худосочный молодой человек в дождевике, подойдя к раскрытой двери стоящей за кустами белой «Нивы». — Я снял, как он входил в ворота. Клевый снимок для разворота...

— Мы не знать, Аркашья, откуда есть поезд и что на него будут грузит, — остудил его из «Нивы» голос с сильным акцентом.

— Фома Неверующий!.. Говорю же тебе — танки...

— Один раз видет, а не сто раз слышат...

— Рассветет — через дырки в заборе увидишь.

— Рассветет — я должен быт очен далеко отсюда... Я не имей разрешения на выезд из Москва в Саратов...

— Тогда остается мой вариант, Эд, — почему-то хохотнул худосочный. — Отсюда рукой подать, а дождь нам лишь на руку...

— О'кэй, Аркашья!

Мазнув фарами ближнего света по белым березовым стволам, «Нива» углубилась в лесополосу и скоро остановилась неподалеку от бетонного забора под раскидистым кустом орешника. Худосочный, укрыв дождевиком висевшие на груди фотоаппараты и видеокамеру, вылез из-за баранки и прислушался к реву танковых двигателей за забором. — Как пить, керосинки грузят!.. «Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете...» — пропел он и показал на щель в заборе: — Мы пацанами вон через ту дыру лазили на их долбаный объект и яблони у них подчистую обтрясали.

— Аркашья, ти уверен проникать за забор? — с сомнением спросил пассажир — высокий белобрысый мужчина в кожаной куртке с надвинутым на глаза капюшоном. — Часовой стреляй, Лубянка международный скандал делай...

— Не дрейфь, Эд! — снисходительно усмехнулся худосочный. — Даже если они там видюшники поставили, то все равно в таком дожде хрен что заметят.

— О'кэй! — кивнул пассажир и, приготовив фотоаппарат к съемке, вслед за худосочным шагнул к дыре в заборе.

Струи дождя заливали линзы прожекторов на вышках, высвечивающих площадку с двумя мощными погрузочными кранами «КАТО». Из бетонных подземных ангаров в сизом выхлопном дыму один за другим выползали окрашенные в желто-коричневые цвета пустыни приземистые танки и на полном ходу подкатывали к кранам. Такелажники сноровисто цепляли их крюками и давали крановщикам отмашку:

— Мало-помалу вира!..

Повисев несколько минут на тросах, танки с лязгом опускались в полувагоны с металлическими бортами, которые бригада плотников тут же наращивала досками-горбылинами. После этой операции, промокшие до нитки солдаты-танкисты укрывали вагоны полотнищами мокрого каляного брезента. Громыхнув буферами, состав осаживал назад, и очередные пустые вагоны скрывали за своими бортами грозные приземистые машины...

— Охота тебе, командир, ночь торчать под дождем! — крикнул в ухо наблюдающему за погрузкой Савелову полный человек в брезентовом плаще, катающийся, как шар, по погрузочной площадке. — Я технику по всей форме сдал, ты по всей форме принял, подписи и печати на месте, так что иди в мой кабинет и придави до утра.

— Ничего, Иван Митрофанович, к дождям и морозам я привыкший, — улыбнулся Савелов. — Чего не интересуешься, куда твоя техника предназначена?

— А мне зачем?.. Мне чтоб подписи и печати были, а там хоть в Африку ее, хоть в переплавку...

— Успеть загрузить бы до утра.

— Чин-чинарем погрузим и соломкой укроем, чтоб не простудились... Ха-ха-ха!.. На запасных путях подержим до вечера, а там забирай ее куда тебе надо... Сколько этих цыплят желтобрюхих мои орелики отсюда к вам в Афган отгрузили, не упомнить!..

— Там она до сих пор по ущельям разбросана...

Договорить Савелов не успел — со стороны ангаров донесся резкий вой сирены, потом, совсем близко, раздался топот солдатских сапог и отчаянный крик:

— Стой!.. Стой!.. Стрелять буду!.. Темноту в стороне забора разорвали стрелы трассирующей автоматной очереди, и скоро появился наряд солдат, толкающих перед собой человека в дождевике, с нахлобученным на глаза капюшоном.

— В кустах, сука, сидел, тащ полковник. Фотографировал, тащ полковник. По вспышке засекли, — доложил старший наряда — скуластый сержант полному человеку. — Мы ему, стой, а он, мол, не имеете права, и слово еще какое-то... Совки, мол, вы зачуханные, тащ полковник...

— Двое их было, — добавил второй солдат. — Второй, как козел, через забор сиганул и в лесополосу, а этот в кустах запутался...

— Обыскать! — рявкнул полковник.

Из-под дождевика задержанного солдаты извлекли два фотоаппарата со вспышка — ми и любительскую видеокамеру. Полковник, передавая Савелову аппаратуру, наткнулся на его хмурый взгляд:

— Отродясь в «Запретку» никто не проникал! — виновато пробормотал он. — Мне, блин, перед пенсией «несоответствия должности», блин, как раз не хватало...

Из нагрудного кармана задержанного солдаты вытянули паспорт и журналистское удостверение. Проглядев документы, Савелов резко спросил:

— С какой целью вы оказались в запретной зоне?

— Я фоторепортер Аркадий Колышкин! — с апломбом выкрикнул задержанный. — У меня задание редакции!

— Какой редакции?

— В командировочном удостоверении сказано какой!.. Столичной!

Мать его, мне для полного счастья полосканья в его сраной газете не хватало! — чертыхнулся полковник. — Ты уж полегче с ним, — попросил он Савелова. — А то распишет семь верст до небес, не отмоешься...

— Кто был второй? — шагнул к задержанному тот.

— Отказываюсь отвечать! Я буду жаловаться на самоуправство! Общественность имеет право знать, куда вы отсюда военную технику гоните. Цензура отменена. Не слыхали: гласность теперь в Совдепии...

— Хорошо подумал... про гласность и общественность? — приблизившись к нему вплотную, с закипающей злостью спросил Савелов. — Кто был второй, ну-у, говнюк?..

— Отвечу в милиции! — сорвался на истерику задержанный. — Требую милицию! Милицию!.. Милицию!..

— Ах, ты Милицию захотел?! — Савелов показал на гусеницы разворачивающегося на месте танка, — Сейчас куском мяса станешь, не понял еще, придурок, а для милиции будет составлен акт о том, что фоторепортер Тютькин, выполняя задание редакции, при погрузке военной техники в запретной для гражданских лиц зоне, проявил неосторожность, и все такое...

Я Колышкин... А что «все такое»?

— А такое: заказывайте, коллеги, венки от месткома и парткома и про духовой оркестр не забудьте... Кто был второй, отвечай?

— А этого не видел! — фоторепортер кинул к носу Савелова согнутую в локте руку. — Аркаша Колышкин не какой-нибудь лох, а лауреат международных премий.

Савелов подмигнул полковнику.

— Под танк его, орелики! — сообразил старый служака.

По его кивку сержант с солдатом заломили руки отчаянно сопротивляющемуся репортеру и толкнули его к гусеницам, выворачивающим пласты чернозема.

— Что вы делаете! — заорал тот и повернул бледное лицо к Савелову. — Эй, как вас там, вы в своем уме?!

— Прикажешь с тобой как с торбой писаной носиться? — усмехнулся тот. — Засунь лауреатский апломб в задницу и отвечай, кто с тобой был?

Крутанувшись в клубах сизого дыма, гусеницы танка бросили в лицо фоторепортера шмотья жирной грязи.

— Говори! — наклонился над ним Савелов.

— Я снимал для агенства «Рейтер»! — глотая слова, заторопился репортер. — Со мной был один американец. Оч-ч-чень хор-роший мужик, их м-м-московский корреспондент.

Полковник от его слов охнул и схватился за сердце.

— Имя американца? — заорал Савелов.

— Эдди Клосс. Его визитка в паспорте. — Савелов бросил взгляд на визитку и, не снижая напора, спросил съежившегося репортера:

— Давно его знаешь?

— Пять... Четыре дня.

— Как познакомились?

— Главный редактор газеты меня ему порекомендовал. Мне деньги позарез нужны.

— Где в Саратове остановился американец?

— Он не получил разрешения на поездку в Саратов. Мы из Москвы на машине, и сразу после съемки должны были вернуться.

— Марка и номер машины?

— Иномарка. Номер не помню, кажется, дипломатический.

— Ну-у-у, быстрей вспоминай, лауреат! — повысил голос Савелов.