Андрей Московцев - Бухгалтер Страница 22

Аборигены еще только начали обсуждать событие, собравшись кучками на дороге, как колонна машин снова появилась на горизонте. Кто-то истошно заорал и все кинулись прочь. Один «сильно умный» или наглый, наверно, вождь местного разлива, вздумал остаться на дороге, наивно полагая, что такую ценную особу трогать нельзя — международный скандал будет! Через несколько секунд железные машины приблизились. Первый бронетранспортер буквально перелетел через проселочную дорогу, смел белый форд наглеца в канаву. За ним промчались второй, третий и так вся колонна. Несчастный дурак летел в своем белом форде метров тридцать, потом долго катился по земле. Сидя внутри рассыпающегося форда, дурак в полной мере осознал, что чувствует лягушка внутри футбольного мяча.

Колонна боевых машин меньше чем за час домчалась до берега. Очумевшие от горячего песка и духоты, почти испекшиеся рыбаки помутившимся взором смотрели, как пыльные стальные глыбы бронетранспортеров падают в чистую прохладную воду пролива. Выныривают чистыми, быстро плывут к кораблю. Он терпеливо запустил всех своих металлических детей в утробу, поспешно захлопнул железную пасть. Незаметно исчезли ракеты, спрятались стволы орудий и радар куда-то скрылся. Обычный сухогруз, зачуханная посудина, дает задний ход, разворачивается. Уходит прочь, либерийский флаг колышется на ветру.

Сознание вернулось ненадолго. Василий медленно открыл глаза, увидел белый потолок, почувствовал специфический больничный запах. Все тело замотано в бинты. «Как мумию», — мелькнуло в голове. Ощутил неудобство в руке, скосил глаза — из нее тянется прозрачная трубочка. На другом конце перевернутая бутылочка с бесцветной жидкостью. «Капельница, — вяло подумал Василий, — значит, у наших». Глаза закрылись. Сознание опять исчезло.

В следующий раз пришел в себя, когда прохладный морской воздух погладил лицо. Открыл глаза, увидел огромную, как футбольное поле, палубу, залитую ослепительным солнечным светом, медленно наплывающий белый бок самолета. Чьи-то лица мелькнули, как в ускоренной съемке и снова отключился…

Третье пробуждение случилось от кусачего морозного ветерка, шума большого города и звездного неба.

Василий провалялся на койке в отдельной палате неделю. Потом упросил доктора выписать, потому что от скуки загибался. Врач не очень-то возражал — раны почти затянулись и пациент вполне мог долечиваться дома. После сдачи подробного отчета Василию предоставили отпуск. Литовченко строго настрого приказал валять дурака, не читать газет и не смотреть новости, а поправляться, работы еще хватит. Барабанщиков решил поехать домой, к бабушке.

Курский вокзал, как всегда, переполнен людьми. Сидя в кресле зала ожидания, Василий в тысячный раз перебирал прошедшее и находил столько своих ошибок, что хотелось совсем уйти со службы, пока не выгнали с позором. В глубине души понимал, что предусмотреть все невозможно, что ошибки все равно будут. Они и так сделали больше, чем от них требовалось — и продолжал грызть самого себя. Уткнул нос в воротник куртки, не смотрел по сторонам. Рядом кого-то спросили, куда он едет. Тот ответил. Разговоры слышны со всех сторон. Это раздражало и злило.

— Куда едешь? — раздался голос.

— Не твое дело, — ответил Василий, не поднимая головы.

— Что-о? — изумился кто-то, в поле зрения возникли ноги в блестящих ботинках.

Василий поднял глаза. Перед ним стоит худощавый мужичок в черной вязаной шапке, надвинутой на глаза. Смотрит, выпучив глаза от удивления.

— Ты глухой? Я сказал не твое дело. Вали.

Василий сразу понял, что перед ним вокзальная шестерка из местной шпаны. Уперся руками в края скамейки, медленно вытянул левую ногу. Лицо «шестерки» налилось вишневым цветом. Наклонился и сквозь зубы тихо сказал:

— Я — представитель криминального мира, понял? Это наш вокзал.

Отвечай, куда едешь.

Василий поднял руку, пальцы медленно сложили кукиш.

— Что дальше?

— Дальше … — зашипел мужичок, но закончить фразу не успел. Барабанщиков левой ногой делает подсечку, правой бьет в бедро. Мужчина нелепо взмахивает руками, с грохотом летит на пол.

Сидящие в зале ожидания оборачиваются на шум, любопытные женщины встают. Такое внимание ни к чему. Василий негромко произносит:

— Поскользнулся человек … наверно, на плевке. Наступил и поскользнулся, бывает.

И, пока мужичок не пришел в себя, направился к выходу на перрон. Перешагивая через лежащего, тихо говорит:

— Поднимайся, петух и собирай свое ополчение, пока я не уехал.

Багровый от злости и унижения, мужчина вскочил, быстро убежал. Василий не торопясь вышел из зала ожидания, спустился на эскалаторе в подвальный этаж и направился к подземному переходу, выходящему на пути. «Сейчас начнется», — подумал он, чувствуя, как адреналин бежит по жилам. Необходима встряска и вокзальный шнырь подвернулся в самый раз. Сумку забросил на спину, натянул тугие перчатки, что бы не пачкать руки чужими соплями. Неторопливо прошел тоннель, повернул на лестницу, ведущую на первый путь. Вокруг — никого, ни спереди, ни сзади. Разочарованно поднялся до стеклянной двери, отделяющей тоннель от перрона, остановился. Снова никого! Он ожидал, что за ним кинется ватага вокзальной шушеры, чтоб наказать дерзкого, но нет, никто не мчится за спиной, размахивая руками и ногами. Разочарованно вздохнул, шагнул к двери и тут раздается торопливый топот. Оборачивается. Трое, в классических кожаных куртках и спортивных штанах. Глаза горят, руки уже вытянуты…

Одним движением плеча Василий швыряет сумку в рожу крайнему справа, бьет центрального каблуком в лоб. Тот с маху ляпается на бетон лестницы и больше не шевелится. Левый еще только замахивался, как мощный удар в глаз сшибает его в тоннель. Правый, наконец, избавился от сумки. В руке появляется нож. Василий громко и внятно произносит:

— Помогите, грабят. Отнимают сумку с ценными вещами.

Прыгает, перехватывает руку с ножом и ломает об колено, как палку. Нож выпадает, парень воет дурным голосом. Василий отряхнул сумку, идет на перрон. Сквозь стеклянные двери на него смотрит сержант транспортной милиции. В вырезе форменной куртки видна тельняшка.

— Ограбить хотели, — буднично сообщил Василий, проходя мимо, — не дался я.

— Ага, — согласился сержант, — хотели … Равнодушно посмотрел на лестницу, отвернулся.

Следующим утром Василий проснулся дома. Из кухни пробиваются запахи блинов, свежезаваренного чая и земляничного варенья. Бабушка осторожно постучала в дверь, сказала, что завтрак стынет…

Странное чувство охватило Василия, когда он вышел на улицу. Все знакомо с детства, ничего не изменилось, даже пахнет березовым дымом — кто-то топит печь березовыми поленьями, как и раньше. Показалось, что живет здесь много-много лет, никуда не уезжал и завтра снова пойдет гулять с мальчишками. Шел по улице старинного русского городка. Под ногами громко скрипит снег, сугробы изогнули спины, отгораживая пешеходов от дороги. Слабый ветер несет холод с замерзшей Волги, так что слезы невольно наворачиваются и приходится поминутно смахивать перчаткой. И дым от березовых поленьев, им пахнет все вокруг. Давно, когда в городке еще не было газа, жители всю зиму топили печки березой. Город буквально пропитывался березовым дымом и этот запах всегда напоминал Василию детство. Его улица окраинная, тихая. Здесь рано встают и рано ложатся спать. Время течет медленно, словно его кто-то тормозит. Вдруг охватило странное и тревожное чувство нереальности происходящего. Улица пуста. Кто работает, давно ушел, бездельники сидят по домам. На этом отрезке пространства и времени все остановилось. Окружающие дома, деревья, все вокруг полно жизни, но она замкнулась сама в себе. Словно застывший водоворот, начинается ниоткуда, заканчивается в никуда.

Василий шел медленно, словно преодолевая сопротивление застывшего времени, дошел до перекрестка, пересек … и будто что-то отпустило. Услышал обычный шум города, ощутил жизнь. Чей-то взгляд давил в спину, оглянулся. Кот, коричнево-серо-черный, полосатый и с такой разбойничьей рожей, что на ум невольно пришла мысль о его прошлой жизни. Явно не был паинькой. Наверно, умным и жестоким атаманом разбойников. Погулял, показал удаль и когда отлетела душа из отрубленной головы, всобачили ее, вернее, вкотячили, в этого желтоглазого с хвостом — мол, остынь, лиходей, побудь мелкотой кошачьей … Но натуру не спрячешь. Котище зевнул, выворачивая красную пасть, медленно пошел прочь.

«Да, привидится такое, — подумал Василий, — что значит, по голове много били … Или не много, это я бил? Вообще, надо отдохнуть и развеется, а то Бог знает что мерещиться будет». Прошел еще немного, свернул вправо, к реке и вышел к музею. Он располагался в старом доме очень богатого купца дореволюционной поры. Сразу бросался в глаза оригинальной красотой, особенно заметной на фоне бледных убожеств социалистической архитектуры. Захотелось войти. Поднялся на второй этаж по крутой широкой лестнице. Встретила музейная девица и предложила заплатить за посещение, потом повела вниз, к началу экспозиции.