Александр Золотько - Рождество по-новорусски Страница 22

– Сука, – снова прошипел Шмель и сунул руку в сугроб.

– Есть! – радостно крикнул Ветер. – Нашел!

– Я так полагаю, что они сейчас решили проблему со связью и приступили к решению транспортной проблемы, – закончил свою информацию Гринчук. – Еще есть вопросы?

Полковник молчал.

– Але, Полковник! – позвал Гринчук.

– Да, Юрий Иванович.

– Что делаем дальше?

– Приезжайте, пожалуйста, в офис Владимира Родионыча, – после небольшой паузы сказал Полковник. – Мы вас будем ждать. Через сколько времени вы сможете приехать?

– Минут через пятнадцать.

Гринчук сел возле Михаила.

– Значит так, Миша, давай, пока я буду беседовать с очень высоким начальством, ты съездишь в дом к Липским, возьмешь у них фотографии засранца, сколько у них есть нынешних, заедешь в ателье сделаешь сотни по две копий. Есть?

Михаил кивнул.

– Если кто-то станет тебе мешать – действуешь аккуратно, но эффективно. К членам семьи мы относимся с уважением и сочувствием, к охране – без жалости и сантиментов. Потом фотографии ты доставляешь своим цыганам, лично просишь барона проконтролировать. Если он начнет выделываться…

– Не начнет, – улыбнулся Михаил.

– Если, я говорю – если. Если он начнет выпендриваться, – скажи, что лично я приеду к нему беседовать. Лично. И он свой бизнес будет с сожалением вспоминать лет десять-пятнадцать. Понятно?

– Я с ним договорюсь, – сказал спокойно Михаил.

– А, ну тебе виднее. Высади меня возле дома, а Братка потом пришлешь за мной. Барон пусть свой табор пустит по городу по двум темам. Первая – пацан. Может, кто видел, хотя я сомневаюсь. Вторая тема – чужие в городе. Обособленно живут, ведут себя странно, что-то скрывают…

– Похищают детей, – добавил Михаил.

– Что-то типа того.

Машина остановилась возле дома. Гринчук вышел, но прежде чем захлопнуть дверцу, наклонился и сказал Михаилу:

– Будет время, попроси, чтобы постирали чехлы с заднего сидения. И внимательно поглядывай по сторонам.

– И если через два часа вы мне не позвоните, я начинаю искать не Липского, а вас, – Михаил откозырял.

– Только без жертв и особых разрушений, – напомнил Гринчук.

Перед лифтом он постоял немного, собираясь с силами. Разговор, похоже, назревал нешуточный.

И ровно через три минуты подтвердилось, что Гринчук умеет предсказывать будущее.

Разговор действительно был нешуточный.

Вначале, первую минуту разговора, Владимир Родионыч старался говорить ровно, без напряжения. Но когда на его упоминание о надругательстве над Шмелем и его людьми, Гринчук тяжело вздохнул и сказал огорченно: «Так он еще и ябеда», Владимир Родионыч взорвался.

Гринчук слушал молча. Гринчук не возражал. Гринчук смотрел прямо перед собой, сидя в кресле и аккуратно сложив руки на коленях. Гринчук наклонился, поднял и вежливо подал Владимиру Родионычу «паркер», который тот бросил на пол. Гринчук даже не пытался вставить ничего, когда Владимир Родионыч перешел от выражение своего общего эмоционального состояния к описанию своего личного отношения к подполковнику милиции Гринчуку, который и подполковником-то стал случайно, и оставаться в этом звании ему осталось всего ничего…

– … которые действуют по моему личному распоряжению. – закончил Владимир Родионыч.

Ему явно стало легче, подумал Полковник, играющий пока в беседе роль молчаливого зрителя.

– Я могу кое-что уточнить? – спросил Гринчук.

– Спрашивайте, – небрежно бросил Владимир Родионыч.

– Так это лично вы приказали надеть на меня наручники, доставить в лес и угрожать физической расправой? – с ледяным спокойствием спросил Гринчук.

Полковник отвернулся и стал рассматривать позолоченные корешки книг в шкафу.

Владимир Родионыч пробормотал нечто вроде – да, я, но… не так жестко… Шмель несколько перегнул.

Тут снова заговорил Гринчук.

По памяти он процитировал несколько статей из Уголовного кодекса о нападении на сотрудников милиции, зачитал избранные места из инструкции о применении огнестрельного оружия, описал последствия этого применения для себя и для Шмеля со товарищи. Из краткого, но поучительного выступления подполковника следовало, что он, подполковник Гринчук вместе со своим подчиненным, проявляя массовый героизм и альтруизм, спасли напавшим на них идиотам не только свободу, но и саму жизнь, дороже которой на свете нет.

В последних словах своего выступления, Гринчук попросил Владимира Родионычу объяснить, в чем именно действия оперативно-контрольного отдела нарушили хоть какой-нибудь закон.

Залегла пауза, тем более тягостная, что Полковник ясно понимал, конструктивного выхода из нее нет. В принципе, должно было последовать извинение Владимира Родионыча. но извинения этого, естественно, ждать было невозможно, так как начальник оперативно-контрольного отдела, не нарушая правил приличия, сумел достаточно ясно объяснить начальству свое к нему отношение.

Владимир Родиныч молчал, выстукивая пальцами какой-то марш на крышке стола. Молчал и Юрий Иванович, демонстрируя всем своим видом, что ждет ответа на свой вопрос.

– М-да… – сказал Полковник, пытаясь придумать, как разрядить ситуацию.

Зазвонил телефон на столе перед Владимиром Родионычем.

– Слушаю, – величественно произнес Владимир Родионыч.

Выслушав, что ему говорили по телефону, Владимир Родионыч устало сказал:

– Хорошо, я разберусь. А вы сделайте, как он просит. Ну, или требует.

Полковнику показалось, что в уголке губ у Гринчука показалось подобие улыбки. Полковник тяжело вздохнул.

Но хозяин кабинета не взорвался. Он положил трубку на телефон и с выражением безмерной усталости посмотрел на Гричука:

– Это вы послали своего помощника к Липским за фотографиями Леонида?

– Да.

– И зачем они вам понадобились?

– Мы их отдадим цыганам. Они поищут.

– Похитители потребовали, чтобы мы не привлекали к этому милицию.

– Так вы определитесь, милиция я или не милиция, – предложил Гринчук.

– А если я скажу, что вы милиция, вы перестанете лезть в это дело?

– Нет. И даже если скажете, что я не милиция. Меня обвинили в том, что все это произошло из-за меня. Тут уж, извините, дело принципа.

– Но вы понимаете, что из-за вашего принципа может погибнуть ребенок?

– Я бы этого ребенка и сам удавил. Но по роду своей деятельности, я должен защищать не только тех, кто мне лично приятен. И вы, наверное, удивитесь, если узнаете, каких сволочей мне приходилось защищать.

– Не удивлюсь, – вздохнул Владимир Родионыч. – Но ведь они…

– Они не сделают ничего. Поясняю. – Гринчук встал с кресла и прошелся по кабинету.

– Первое. Кто-то убил двух тренированных телохранителей и похитил парня. Чисто, не засветившись. Второе. Здесь явно была засада, а это значит, что похитители четко знали, когда машина будет ехать. А, кроме того, что в тот день машина будет одна и только с двумя охранниками. Из этого следует, что кто-то навел ребят на Липского.

Гринчук остановился перед Владимиром Родионычем и вопросительно посмотрел на него. Тот пожал плечами. Полковнику пока рассуждения Гринчука казались логичными.

– Трудно себе представить, что похитители не понимают, что, получив деньги, они вынуждены будут прятаться. Сколько попросили?

– Два миллиона, – сказал Полковкник.

– Это вам не мелочь по карманам тырыть, – поднял палец Гринчук. – Это два миллиона. Таскаться с наличкой – себе дороже. Начать тратить – самоубийство. Провернуть через банк…

– Не получится, – сказал Владимир Родионыч. – Это я вам говорю.

– Нужно бежать. Как? К тому же, внезапное бегство пацанов мгновенно привлечет к ним внимание. Так? Так.

Гринчук пощелкал пальцами.

– И скажите мне, бестолковому, стоят ли два миллиона таких проблем? Это ж сколько нужно подумать, прежде чем решиться взять сына одного из ваших новых дворян?

– Случайно… – предложил версию Полковник.

– Засада, – напомнил Гринчук. – Отсюда следует, что похитители либо не боятся трудностей, либо просто не понимают, во что ввязались. Я думаю, второе. Кто-то пригласил со стороны специалистов, навел их, а потом расплатится с ними и заберет себе деньги. Лично я бы с ними не делился. Они ведь могут потом сболтнуть лишнего. А если заказчик один из ваших, то это ему будет стоить очень дорого. И Ленчик наш любимый в этом случае не нужен в живом виде. Это, кажется, все было у меня в выступлении под номером два. Теперь – номер три.

– Они требуют не привлекать милицию. Обычное, я бы сказал, банальное требование, почерпнутое из западных фильмов. Я очень люблю нашу милицию, но совершенно не понимаю, чем она опаснее ваших секьюрити. Они торопятся, это понятно, поэтому требуют два лимона, а не десять. Ясно. Теперь милиция в моем лице, или в чьем-нибудь еще начинает искать Леню. Действия ребят? Убить Леню – потерять деньги. И все равно рисковать попасться. Лучше немного попсиховать, поугрожать, но согласиться подождать… Это ничего, что я стихами?