Максим Шахов - Контейнер со смертью Страница 22

Ашобади долго молчал. Когда они покинули больницу и сидели с Зинедином в его машине, он наконец заговорил:

– Ты продолжишь прочесывать саванну вокруг. И днем и ночью поисковые группы должны ездить и смотреть в бинокли. Он очень хитер и очень опасен. Твои люди должны стрелять по ногам, не дожидаясь, когда он поднимет руки или бросится бежать. Но только по ногам!

– Я понял тебя.

– Дальше! Подбери самых смышленых из своих людей, и пусть они все время, пока я не скажу, крутятся возле заправочных станций, автобусных остановок, возле деревень, где есть магазины. Он должен есть и пить, он будет стараться покинуть эти места. Пусть эти люди будут внимательны, но не связываются с европейцем. Они должны только увидеть его или кого-то другого, на него похожего. Увидеть и сообщить мне! Я сам со своими людьми буду ездить по этим дорогам. Я не буду есть и спать, я буду ждать сигнала. И когда я его получу, то сам приеду и возьму этого европейца!

Правая искалеченная рука Ашобади сжалась в кулак. Зинедин посмотрел на эту руку, на которой сохранились только большой, безымянный пальцы и мизинец. На месте остальных пальцев виднелся страшный бугристый шрам. Кабил поморщился, представив, как этот человек мог получить такое увечье.

* * *

Сквозь сон Росляков слышал многоголосие ночной саванны. Сон был у него не менее чуткий, чем у любого хищника. Мозг одновременно и отдыхал, и охранял человека. При малейшем намеке на опасность он сразу подаст сигнал, и человек мгновенно перейдет в состояние бодрствования. Это были отработанные годами рефлексы.

Росляков слышал саванну и одновременно видел сны. Это были не те сны, которые видят обычные люди, это были сны-воспоминания, сны-размышления. Просто, как в минуты глубокой задумчивости, в голове всплывали образы, события. Они были размытыми, плывущими по волнам памяти.

Наверное, встреча со львом, с этим старым, потрепанным жизнью хищником, снова навеяла воспоминания о собственной жизни. Не о работе, в полном смысле, а о той части жизни, которую называют личной. Правда, при его профессии и личная жизнь становится частью работы. Так было и с его любовью. Он снова вспоминал Анастасию.

Тогда работа опять свела их. Свела в одной точке пространства, ставшей роковой. Рослякова включили в группу, которая должна была перехватить офицера научного центра военно-космических сил. Этого офицера завербовали американцы, и он в течение нескольких лет сбрасывал им информацию о новейших разработках. Естественно, это не могло долго продолжаться, потому что внешняя разведка довольно быстро засекла поступление информации. И довольно быстро установила ее источник в России.

Американцы тоже уловили этот критический момент и попытались вывезти своего ценного агента из страны на Запад. Им удалось переправить его за границу – сначала в Финляндию, а потом в Швецию. Именно в Швеции и проводилась операция по перехвату предателя. Росляков, как и многие оперативники, не знал состава группы и хода всей операции. Его задачей с группой товарищей была силовая поддержка операции. На тот случай, если что-то пойдет не так.

И там он увидел Анастасию. Оказалось, именно она должна была сыграть узловую роль в захвате. Она должна была заинтересовать собой как женщиной перебежчика, склонить его к интимной встрече, а там уже сделать укол. Все остальное должна была сделать группа захвата. Бесчувственное тело должны были переправить на конспиративную квартиру, а потом вывезти в Россию.

Операция чуть не сорвалась. Кто-то из американцев проявил невиданное рвение. И вместо того чтобы просто вывести своего агента из-под неуместного внимания какой-то женщины, он решил ее убить. Или этот оперативник ЦРУ был слишком молод и горяч, или это вообще было стилем его работы. И когда Анастасия, разыгрывая богатую и эксцентричную особу, вела «объект» по набережной к «своей» яхте, рядом с визгом резины остановилась легковая машина. Никто и глазом не успел моргнуть, как раздался тихий хлопок выстрела, как «объект», повинуясь приказу, прыгнул в эту машину.

Люди на набережной стали разбегаться в панике, потому что многие видели, как в женщину стреляли. Росляков с коллегами бросились на машинах преследовать убийцу и перебежчика. Получилось так, что машины с оперативниками встретились в одном месте и в одно время. Тут и возникла короткая перестрелка.

Росляков ринулся к машине, на которой везли предателя. Он прикрывался ее кузовом и стрелял на поражение. Стрелять он умел. На двадцатиметровой дистанции из любого положения укладывал пулю в концентрическую мишень максимум в «восьмерку». Убийцу Анастасии он застрелил в спину. Потом он умышленно прострелил бедро перебежчику и поволок его под прикрытие своих товарищей. Американцы поняли, что шансов у них нет, и оставили попытку освободить агента.

На следующий день Росляков услышал, как командир группы велел кому-то забрать из местного морга тело Анастасии. Это было похоже на нож гильотины. Шелест падения, а потом глухой удар, и все! Отсекло часть предыдущей жизни. Отсекло безвозвратно и навсегда. Многие не понимают всей глубины этого слова, пока у самих не случается в жизни такого, пока сам не поймешь однажды: случилось нечто, что отсекло часть тебя навсегда. Нет человека и никогда уже не будет. А вместе с этим человеком исчезло и все, что с ним было связано – любовь, планы, мечты.

Группу отправили в полном составе на родину. Наступило, как это водится, время отчетов и рапортов. Рослякова поселили в отдельном коттедже спецгородка и попросили никуда не отлучаться. Обычно такие просьбы следует рассматривать как корректную форму приказа. Он исписывал листок за листком, обрисовывая свое видение событий, свое поведение, поведение товарищей, мотивируя, анализируя.

Рапортов и отчетов было много. Цель одних – восстановить хронологию событий, вторых – определить принадлежность противников, составить их портреты, описать характерные особенности вплоть до особых примет, манер поведения, мимики и жестикуляции. Были и другие, в которых следовало оценить действия твоих товарищей. Но самыми тяжелыми были рапорта на самого себя.

Росляков хорошо понимал, что от него требуется. Он должен был логично обосновать свои действия. Почему он, не дожидаясь приказа командира группы, бросился в атаку, с какой целью застрелил пятерых агентов иностранной спецслужбы, с какой целью ранил «объект». От него ждали объяснений профессионала.

И его начальники, и он сам прекрасно знали, как в таких случаях обычно развиваются события. Встречаются две вооруженные группы полевых агентов противостоящих спецслужб. У каждой группы приказ, каждая обязана выполнить его любой ценой, соблюдая определенные правила. Они всегда существуют, эти правила. Гласные и негласные.

Правило первое: ты должен максимально эффективно использовать ситуацию для достижения целей, поставленных перед группой. Отсюда и все остальные, связанные с действиями в группе. Но было и негласное правило, по которому убийство вообще, применение оружия в частности было крайней мерой. И не только потому, что потом возникают сложности с местными властями и уничтожением следов деятельности отечественной разведки. По большей части потому, что это не война и перед тобой не враг. Противник, конкурент, но не враг. Это очень тонкая грань, которую желательно не переходить.

Все руководители государств, в каких бы хороших отношениях они ни были с другими странами, отдают себе отчет, что разведка «друзей» в его стране все равно работает. Как работает и твоя разведка в стране, к которой ты испытываешь самые дружеские чувства. Это неизбежно, потому что лидер государства в своей внешней политике опирается прежде всего на разведданные, а не на сведения, предоставленные официально. И поэтому войны разведок быть не должно.

С умышленным ранением предателя было просто – Росляков сделал это для того, чтобы ограничить перебежчику свободу передвижения. А вот с остальными объяснениями ему пришлось попотеть. Численное превосходство противника в счет не бралось, а он был уверен, что ему и его товарищам просто не позволили бы забрать перебежчика. Рослякову прямо не говорилось, но он чувствовал, что в вину ему ставится то, что он поддался эмоциям из-за убийства женщины, которую любил.

Многочисленные тесты, медицинские обследования, видимо, подтвердили психическое здоровье и иные нормы его состояния. Но начальство все же приняло решение пока отстранить Рослякова от оперативной работы за рубежом. Карантин длился около месяца. А потом последовало новое назначение. Вновь созданное специализированное направление, связанное с активным оперативным противостоянием международному экстремизму, потребовало опытных кадров «закордонников». И Рослякова, присвоив ему звание полковника, назначили старшим группы. Это можно было расценивать и как реабилитацию.