Михаил Серегин - Божий одуванчик Страница 22

Кроме того, здесь же лежал компактный пистолет-автомат «каштан», тот самый, который был так широко разрекламирован Свиридовым в «Карамболе». Кстати, выпущенные из него пули легко пронизали бы кевларовый бронежилет, который Владимир посчитал нужным надеть под пиджак.

Тем временем сгустились тучи. Небо, пятнистое, как шкура убитого леопарда, готово было вот-вот разродиться грозой. Его то и дело взрезали призрачные сполохи молний, и откуда-то сверху, словно рев разбуженного неимоверно громадного пса, ворчливо наползал гром.

Пора.

Свиридов вышел из машины и легко взлетел на высоченную чугунную ограду. Спереди особняк Дедовского казался абсолютно безжизненным — ни в одном из окон не горел свет, а поблескивающий в свете молний прогал застекленной веранды на втором этаже был угольно-черным. И только отсветы начинающейся грозы время от времени ложились бликами на его матовую поверхность.

Зато с другой стороны три окна из пяти были ярко освещены, горел свет и в фигурной беседке, венчающей навершие особняка.

Там стоял джип «Лендкруизер», недавно приехавшая «Ауди» и еще какая-то зачуханная «десятка», которую не мыли, наверно, еще со дня покупки.

…Туда лезть не стоит.

«А вот с неосвещенной-то стороны сам бог велел пробраться», — подумал Свиридов.

Он вынул нож и, периодически используя его на манер альпенштока, с обезьяньей ловкостью полез по отвесной стене, используя для опоры малейшие выступы и неровности. Для человека, сдававшего обязательный зачет по альпинизму сначала на Памире, а потом и в Гималаях (там проходили практику люди, позднее сформировавшие суперотдел «Капелла»), это не представляло особого труда.

Он добрался до веранды и завис на одной руке, выбирая наилучшую опору для ног, чтобы затем выполнить несложную работу по открыванию здоровенной, метра полтора шириной, створки рамы. Порывистый ветер пытался сорвать его со стены, надсадно свистел в ушах, а первые дождевые капли уже забарабанили по оконному стеклу.

Ах да, окно.

..Нет, открывать оконную створку уж больно хлопотно, легче вырезать стекло. Вот если бы оно было бронебойное, тогда пришлось бы помучиться или вовсе изыскать иные пути к проникновению в дом.

Привычная рука легко взрезала обжигающе-холодную поверхность стекла, и уже через две минуты Свиридов совершенно бесшумно влезал внутрь. Вставив фрагмент стекла обратно, он аккуратно закрепил его прозрачной клейкой лентой особого образца так, что простой наблюдатель и при дневном свете едва ли заметил бы, что стекло вообще было вырезано.

Владимир осторожно миновал веранду и вошел в комнату. Оказалось, это не комната, а длинный коридор. В конце его по левой стороне он увидел неплотно прикрытую дверь, из-за которой в неосвещенный коридор выбивалась полоса яркого света и слышались голоса.

Владимир подошел к двери и прислушался.

И тут же почувствовал, как по спине пробежал обжигающий холодок волнения.

Потому что первый голос, который он услышал, был голосом его брата Ильи.

… - И зачем вы все это мне рассказываете, если все равно убьете?

Свиридов отскочил в конец коридора и, выхватив сотовый, набрал номер Малахова и проговорил:

— Константин Ильич… это я, Свиридов. Я нашел их. Убийц. Берите ребят и выезжайте. Я не знаю, сколько их тут… судя по количеству машин, много. Так что выезжайте.

— Где? — Железный голос фээсбэшника дрогнул.

Свиридов наскоро дал координаты.

— Ехать около получаса. Не знаю, успеете ли. По крайней мере, я сделаю все возможное, чтобы…

Не договорив фразы, Владимир сунул многострадальный «Эриксон» в карман, извлек неизменный «каштан» и снова приблизился к двери.

— Анна Кирилловна! — послышался крик Дедовского. Владимир осторожно заглянул в щелку и увидел, что преподавательница лежит на диване и с трудом, с одышкой выговаривает:

— Ничего, Саша… я в порядке. Пусть он идет. Что он сделал, бедный мальчик? Он и так уже перенес… Кто я такая, чтобы судить его…

Бог ему судья.

…Судя по цвету ее лица, у нее было плохо с сердцем.

Теперь заговорил Ледовской:

— Бог богом, а вот ваш так называемый бедный мальчик прямо от нас пойдет в прокуратуру, и тогда судить нас уже будут не на небесах, а в куда более земном месте, о котором вы, вероятно, слыхали, Анна Кирилловна…

Свиридов сжал ручку двери. Что происходит в этой комнате? Судя по всему — суд. И судят его брата — Илью.

—..попасть в ад, чем еще раз очутиться в СИЗО! — донесся до него финал гневной фразы хозяина виллы.

— Мне все равно…

— А мне нет! Анна Кирилловна, взявшись за гуж, не говори, что не дюж! Если вы отказываетесь от… от мщения, то пусть кровь этого человека падет на мою голову! Ничего… у меня тут десять человек народу, откопаем такую знатную могилку, что разве что археологи через триста лет найдут! Арриведерчи!

Свиридов потянул ручку двери на себя и оказался в дверном проеме — в прямой видимости тех, кто находился в этой просторной комнате.

Но его заметили не сразу. Потому что в этот момент Анне Кирилловне стало плохо, и Дедовской бросился к ней, позабыв о пленнике и мести и крича что-то о корвалоле и валидоле. Илюха воспользовался этим благородным жестом Александра Даниловича и, схватив со стола пистолет, с криком: «А-а, сука!» — прицелился в Ледовского.

Палец Ильи уже нажимал курок, когда глаза обернувшегося Ледовского встретились со взглядом стоявшего за спиной младшего брата Владимира. Во взгляде риэлтера выразились такая ненависть и такая мука, что, овеществись она в огонь, Илью испепелило бы на месте, как молнией. Одной из тех, что бушевали за окнами.

«…Да грянет, привлеченный вами, Зевесов гром на их главу!» — всколыхнулось в голове Владимира, а потом откуда-то выплыло перекошенное липким ужасом лицо Ильи, когда тот признавался в том, что совершили в августе он и его друзья… И почти не сознавая, что он делает, Владимир вскинул руку и нацеленно ударил в основание черепа брата.

Если бы он запоздал хоть на десятую долю секунды, Дедовской был бы трупом.

Но он не опоздал: Илья вздрогнул от удара, запрокидываясь назад, руки его занесло, и пуля, просвистев возле плеча риэлтера, вошла в картину, висевшую на стене.

Дедовской, попятившись, неловко упал на диван.

— Сейчас сюда придут ваши люди, — быстро проговорил Свиридов. — Вероятно, они слышали ваши вопли. Пусть они отдадут лекарство и уйдут. Мне нужно поговорить с вами.

И он спрятал пистолет-автомат под пиджак и отступил к стене.

Через несколько секунд в комнате появились двое охранников. Ледовской, ощущая на себе пристальный взгляд Владимира, отрывисто произнес:

— Вы принесли лекарство?

— Да… вот.

— Давай сюда.

— А этого как… убрать? — И один из амбалов показал на неподвижное тело Ильи. Вероятно, он подумал, что прозвучавший в доме выстрел и был тем, что свалило младшего Свиридова на ковер.

— Нет… пусть пока полежит, — ответил Ледовской, и в его голосе прозвучала невольная ирония.

Дверь за амбалами закрылась.

Дедовской посмотрел на задыхающуюся от сердечного приступа, помноженного на изумление, Анну Кирилловну, потом перевел взгляд на Илью, который уже начал шевелиться, и произнес, обращаясь уже к Свиридову:

— Не знаю уж, смеяться мне или плакать… но вы мне спасли жизнь.

— И собираюсь спасти ее еще раз, — холодно ответил Владимир, — хотя мог бы и выпустить кишки за то, что ты подстрелил Афоню Фокина.

— Я не хотел этого. Я стрелял…

— Еще лучше — ты стрелял в моего брата, — перебил его Владимир. — Клянусь богом, вот великолепное оправдание!

Александр Данилович надменно вскинул голову и холодно отчеканил:

— Я не нуждаюсь ни в каких оправданиях Пусть оправдывается виновный… а я не считаю себя ни в чем виновным. А оправдываться пристало… ну, хотя бы ему.

И он кивнул на Илью.

— Знаю, все знаю, — устало сказал Владимир. — Иначе я не стал бы спасать вам жизнь, разбивая башку собственному брату.

Сев на ковер, он внимательно осмотрел голову Ильи, пробежался по ней пальцами, прощупывая ткань, а потом вздохнул и сказал:

— Ничего, сейчас должен очухаться.

— Но как вы сюда попали? — недоуменно спросил Ледовской. — Тут же у меня охраны, как грязи.

— Вот именно, что грязи, — строго сказал Свиридов. — Хотя нельзя ругать их за то, что они проворонили меня. Лучшие люди полковника Малахова тоже проворонили бы: не та школа.

В этот момент с дивана раздался голос Анны Кирилловны, еще слабый, но очень четко выговаривающий слова:

— Интересно, куда попала пуля… вы только взгляните. «Иван Грозный, убивающий своего сына».

И она показала пальцем на простреленную картину — пуля вошла как раз в лицо грозного царя.

— Вам опять плохо? — без всякой иронии спросил Ледовской. Но в контекст ситуации этот вопрос вписался довольно забавно.