Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Фартовая любовь Страница 22

— Брешешь ты все! — не поверила Задрыга.

— И не брешу! Я тебе покажу даже док, из которого подлодки сразу в море уходили. Даже стапеля живы. А станков — прорва! Ржавые, конечно, но стоят пока! И мы еще не все тоннели знаем. Много их завалили, иные сами рухнули, другие — взорвали, засыпали до верху. У немцев тупиков не было. Все пути вели куда-то. Теперь того нет. Куда ни сунься — завал, либо яма. А может, тут эта янтарная комната спрятана под землей. Но не сыщешь. Никто не скажет, не знают, нет плана. А немцам невыгодно ее отдавать. Будут веками ждать, когда город опять ихним станет. Они живо свое откопают.

— А ты ее искал?

— Уже сколько лет! Без толку все! Не я один! Вся кодла шмонает! Как сказку! Одну на всех!

— А как ты попал в подземку?

— Я — самый первый ее надыбал! Вишь, бабкин дом! Совсем рядом стоит. Там подвал. Агромадный! Под весь особняк выкопан! Меня бабка турнула картохи набрать. Я и поперся. Тут как назло свет отключили. Бабка свечку дала. Я ее зажег. Глядь, пламя вбок тянет. Как в пустоту. Я картоху набрал и решил проверить, показалось мне иль верно, что за нашим домом что-то есть? Отковырял ломиком плиту и в подземке оказался. Поначалу перетрухал. Жутко стало. Один. А там темно, скользко. Тогда я недолго пробыл. Зато потом, когда корефаны появились, все облазили. Каждый угол, где можно пролезть.

— Небось, в магазинах шмонаете?

— Нет! Все, что наверху — не наше! Там можно схлопотать по ушам. Нам свое бы удержать. От всяких ментов.

— Они тоже сюда возникали?

— Раньше было. Рыпались. Да мы им хотелки поотбивали напрочь! Нынче спокойно дышим! — хвалился пацан.

Капка, прощаясь с мальчишкой, договорилась, что если ее прижмет наверху милиция, она слиняет в подземку переждать шухер.

Задрыга отвлеклась от разборки, уйдя в воспоминания. А кенты теперь пытались выяснить, кто же их заложил лягавым?

— Пять кабаков! Если бы нас шмонали, то почему не замели на второй день, когда мы в «Янтаре» гудели всей малиной? И в другие дни там бухали! Подзалетели с вами! Так что ваши законники подставили! У себя дыбайте стукача! — не сдержался Глыба.

— У нас сук нет!

— А кто заложил? Мы? Сами себя?

— Так и нас подчистую сгребли! — вмешался в разговор Король.

— Но у кого-то хвост в гавне! Не все сюда возникли на честную разборку. Семерых звали! Двоих нету! — заронил Шакал сомнение в души городских фартовых.

Те переглянулись. Нахмурились. Сделали зарубку на память.

— Лады, Шакал! Их тряхнем! Расколем, ссучились иль нет — допрем шустро. «Хвост» повесим на пятки. Докопаемся, — пообещали кенты.

— Так вот, законники! За подлянку эту дарма не спущу! И за нее — запрет вам от меня рисоваться в порту. Мы его у вас забираем! — сказал Шакал твердо. Городские фартовые вскипели.

— Как так? У нас навары снимать? Самые порхатые? А нам как дышать, на цейтнот, жевалки на шконку?

— Вот вам! — отмерил по плечо Касатка. И спор готов был вылиться в жаркую трамбовку, если бы не хитрый Лангуст, прервавший всех.

— Чего вы взъерепенились? Шакал хочет получить порт, за то что Черную сову застучали? Так, пахан?

— Верняк! — подтвердил Шакал.

— Но, едва вы сыщете виновного, а он может оказаться не из вашей малины, Шакал в этом случае возвращает порт и никогда больше не возникает там! Если сука завелся средь вас, считайте, дешево отделались, и не видать вам порт, как собственную задницу! Доперли все? Это — по фартовому! И не хрен здесь кулаки дрочить! Лажовка на холяву никому не сходила. А того, кто наколку дал, навел на кабак, кто бы тот ни был, вытащить на большую разборку! Это — мое слово! — закончил Лангуст.

Король все это время не сводил глаз с Задрыги. Он почти не слушал кентов. Они перестали быть интересными, нужными. Медвежатник впервые потерял голову от любви. И, как большой и капризный ребенок, какому всегда все позволялось, теперь страдал от Задрыгиной недоступности.

Правда, она приняла изящное колье с бриллиантами. Позволила надеть его себе на шею. Такой подарок мог умилостивить и королеву. Но не Задрыгу. Она спокойно взяла из рук Короля букет красных роз — бессловесное объяснение в любви, прикинулась наивной, не знающей символов. И громадную коробку конфет, самых лучших. Их она лениво жевала всю разборку. Но при этом не подарила Королю ни одного ласкового взгляда.

Паленый радовался, внимательно следил за Королем и Капкой. Подмечал всякую мелочь. Но… Ему показалось, что Задрыга бросает украдкой взгляды на него.

Когда разборка кончилась и кенты обговорили все, Паленый повернулся к Капке, чтобы спросить ее, сумеет ли она найти Егора, если малине понадобится подземелье? Но Задрыга уже жеманничала с королем. Она благодарила его за все подарки. Лепетала, что они ей очень дороги. И даже чмокнула его в щеку за колье.

Король обалдело распустил в улыбке губы. Казалось, с них вот-вот слюни потекут. Он измусолил Капкины руки поцелуями. И обещал радовать фею почаще.

Капка строила глазки, вздыхала, как совсем взрослая шмара. Хохотала от комплиментов и даже вышла проводить Короля в коридор, откуда вскоре послышался ее еще полудетский смех.

Паленого трясло, как в лихорадке. Он решил никогда не разговаривать с Задрыгой. А та, вернувшись, даже не посмотрела на Мишку.

Крутилась, пела, изображая из себя влюбленную. Она даже целовала колье и не сняла его с шеи на ночь.

Паленый потерял сон и покой. А Задрыга распускалась цветком прямо на глазах у всех, превратилась из репейника в розу.

Мишка и сам не знал, что случилось с ним. Он не был уверен в своей любви к Капке. Зная Задрыгу с детства, мальчишкой изучил гнусный, коварный характер девчонки. Понимал ее со взгляда. Заранее предугадывал последствия каждой проделки. Он не терпел ее. Она была не в его вкусе.

Паленому были по душе ласковые, улыбчивые, веселые бабы, далекие от фартовых дел, предпочитающие легкую жизнь, относившиеся к мужикам как в увлечению, без претензий и привязанностей к плотской близости и просто, без гарантий на будущее, не пытавшихся привязать к себе ни постелью, ни клятвами, не бравших с него обещаний на верность.

За свои ночные похождения он платил, как все. Не привязываясь сердцем ни к одной из тех, с кем довелось провести ночь.

Первый раз он познал женщину в неполных пятнадцать лет. Она была на три года старше. Имела опыт, знала толк в короткой любви и сделала мальчишку мужчиной. После нее многих знавал Паленый. Были ль они лучше или хуже — не всегда помнил. Вваливался к ним зачастую по пьянке. А потому уходил утром с опустошенным телом и душой, не помня ни имени, ни внешности очередной подружки.

Он не дарил им ничего. Даже цветов. Он платил за утеху дешевым вином и червонцем, какой оставлял на столе. Порою уходил не прощаясь. Забывал. Ему все сходило с рук. Шмары беспечно принимали Паленого. Он был не хуже и не лучше других. С ним они отводили душу. Он не обижал и не высмеивал ни одну, понимая, что ее молодость скоротечна, а в жизни ни одна из шмар не видит особых радостей.

Пройдет молодость, перестанут посещать кенты, наступит отрезвление. Но где оно застанет бабу? На морозе — в сугробе, около пивбара? Либо в вендиспансере? Или в больнице — с криминальным абортом? Редко какой повезло — остановилась вовремя. Бросила пить, выйдя замуж за вдовца. Зажила семьей, тихо и неприметно. Радуясь, что никто ночью не вломится, не влезет в постель. И на завтра у нее будет свой кусок хлеба, купленный мужем, а не хахалем.

Такие шмары очень дорожат запоздалым счастьем. И, заимев мужа, навсегда забывают прошлое, стыдятся даже воспоминаний о нем. Но как редко такое случается. Бывших шмар опасаются брать в жены, хозяйками в дома. Им боятся верить за легкомысленное прошлое, за ошибки молодости. Да и они — не из доверчивых. Повидав всяких — не верят, что их не предадут, не оставят в очередной раз, выбросив на панель вместе с затаенной мечтой и надеждой.

Мишка, как и все фартовые, никогда не думал о будущем, о семье. Да и что может загадывать законник, чья жизнь всегда зависит от случайностей? Сегодня он богач. В карманах — пачки денег. Шикует по кабакам и шмарам. А завтра поймала его милиция. И сел на баланду. На много лет. В холодной зоне проходят годы. Стареет фартовый, хиреет здоровье. А выйдет на волю — и снова за прежнее. Иной через месяц попадает за решетку вновь. Другой — через годы. Но каждый законник проводит в неволе немало. И все ж… От своей фортуны редко кто отрекся. Лишь те, кого в дальняках скрутил недуг на весь остаток жизни. Лишив возможности фартовать, отнял нужность малине.

Паленый знал, его будущее — не лучше, чем у других. Понимал, фартовые не потерпят нарушения закона — не позволят никому обзавестись семьей. Да и сам бы не рискнул, понимая, что ни одна не согласится ждать годами, жить всю жизнь в страхе.

Но в последнее время Мишка перестал понимать самого себя. И зачастую злился. Ну с чего это он начал ограждать Задрыгу от Короля? Флиртует она с ним, ну и пусть! Так нет! От злобы в глазах пузырило. Он признавал, когда девки смотрят только на него. А уж сам — какую выберет! Тут же — полное безразличие к Паленому. Задрыга перестала его замечать. Это задевало самолюбие.