Олег Приходько - Запретная зона Страница 22

Разбудил его дверной звонок. Нащупав на журнальном столике очки, Петр отворил дверь. Первым, что он увидел, был огромный букет хризантем, закрывавший туловище и лицо гостя. На ногах букета были эластиковые тренировочные штаны и новенькие итальянские кроссовки.

— Дорогой Петр, — сказал букет голосом Столетника, — я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало…

Женька оперативно налил в пыльную вазу воды, всунул туда цветы и закрыв коньяк пробкой, спрятал его в холодильник.

— Поскольку у меня жесткий режим, — сказал он, — и я с утра не пью, побереги эту жидкость до нашего возвращения из театра.

— Из какого еще театра? — улыбнулся довольный Петр.

— Не из анатомического, к которому ты наверняка привык, и даже не из театра военных действий, а из Учебного театра ГИТИСа, куда тебя персонально приглашает тамошняя прима Вероника Сабурова на премьеру спектакля по пьесе великого вьетнамского композитора Расула Гамзатова «Чайка». Надеюсь, ты не созвал гостей на свой сомнительный праздник?

— Почему ты на это надеешься?

— Потому что прима просила быть непременно, А сейчас — извини, мне нужно бежать. Ровно в шесть часов вечера после войны я за тобой заеду.

Женька изобразил бег на месте, потом набрал скорость и побежал к двери.

— Погоди, погоди, ты хоть спросил…

— Галстук не забудь! — донеслось с лестничной площадки этажом ниже.

К восьми часам Женька уже пробежал свои тридцать километров. Мозг освободился от неприятных мыслей, мучивших его со вчерашнего вечера, и теперь был занят составлением планов. День обещал быть хорошим и увенчаться большим сабантуем в честь Никиной премьеры и юбилея Петра.

Ника звонила вчера в десять.

— Женечка, приветик. Узнал?

— С трудом, Саррочка.

— Какая еще Саррочка? — голос ее потускнел.

— Как — какая? Бернар…

Ника засмеялась.

— Откуда ты про нее знаешь?

— Милая, ты думаешь, я, кроме Кони и Ломброзо, никого не знаю? Ошибаешься, ведь я кинолог-любитель, и имя родоначальницы ныне всемирно известной породы сенбернаров мне хорошо известно.

Приступ смеха длился около минуты.

— Ой, не могу! Женечка, а у меня завтра выпуск.

— В школе?

— В какой школе, дурачок? В институте.

— А ты что, уже институт закончила, что ли?

— Я так глупа?

— Ты так юна, Ника!

— Спасибо. Итак, я тебя приглашаю на премьеру. Придешь?

Когда-то Женька снимал комнату неподалеку от теперешней своей квартиры, Ника была его соседкой. Тоненькая, невысокого роста, с косичками и большими наивными глазами, она производила впечатление гимназистки. Видимо, ей тоже хотелось выглядеть взрослее, а потому она изысканно одевалась, носила туфли на шпильках, и тайком от родителей покуривала Женькин «Кэмел».

— А можно я не один приду? — спросил Женька.

Она растерянно замолчала. По ее интонациям, по особым знакам внимания Женька всегда чувствовал, что не безразличен ей, но относился к ней только как к соседской девчонке и не более.

— Я оставлю контрамарку на двоих на твое имя, — сказала она сухо.

— Погоди, погоди, я заеду за тобой. Во сколько…

— Спектакль в семь тридцать, но мне надо пораньше. Ты не заезжай, мы все вместе поедем — отец, мама и Колька. До встречи!..

Женька распахнул балконную дверь, взобрался по стремянке и подвесил на крюк стокилограммовый мешок. Предстояло нанести по нему пятьсот ударов каждой конечностью.

Отработав на мешке, он принял душ, переоделся и по обыкновению погрузился в медитацию, изо всех сил заставляя себя не думать о вчерашних событиях.

«Мое сознание спокойно, как ледяное озеро…

Ничто не в состоянии вывести меня из душевного равновесия…

Мое тело полностью расслаблено…

У меня нет никаких забот…

Жизнь прекрасна и легка…

Я ничей…

Я свободен… свободен…»

Он еще не успел обставить квартиру мебелью. Пружинный матрац, конфискованный у Таньки, недавно купленный торшер, заливавший по вечерам комнату розовым светом, телефон «Панасоник» с автоответчиком, пуфик возле журнального столика — вот и все ее нехитрое убранство, если не считать «груш», макивары, штанги и пары перчаток на гвозде.

Очертания комнаты растворились, взгляд прищуренных глаз сконцентрировался на цветных фотографиях Валерии — у Эйфелевой башни… на фоне Лувра… у Триумфальной арки… за роялем… Наконец, и они оказались размытыми за исключением одной: Валерия стояла на пустынном морском пляже, и от ее фигуры, укутанной черным пальто с поднятым воротником, от седых волн холодного, бескрайнего моря веяло безысходной тоской и одиночеством…

«Здравствуйте, madame Valerie!

Пишет Вам верный пес кавказской породы с русской душой, уроженец самостийной Украины, по американской кличке — Шериф. Извините, что не по-французски, хотя в скором времени я буду с Вами говорить на языке Ваших предков: мой хозяин уже купил несколько кассет с приложением к ним «Говорим по-французски» только все никак не соберется купить плейер — то у него времени нет, то денег. Недавно обещал свозить меня к Вам в гости, если Вы еще не завели себе другую собаку, а пока устроил меня на престижную работу, я там получаю такой паек, какой у них, людей, получают только члены ихнего правительства. На свои выходные он забирает меня, мы едим мороженое и очень вкусные антреКОТЫ, хотя последние четыре буквы в этом слове мне не по душе. А потом гуляем по паркам и ездим по делам. Мне служить нравится, а моему хозяину — нет, и теперь он хочет уйти с работы и завести свое дело, в котором будет хозяином не только мне, но и себе тоже. Нашего Мишку собрались крестить. Я не знаю, что это такое, и он тоже не знает, но хочет попробовать. Моего хозяина приглашают в крестные отцы, ведь своих детей у него нет. Мишке вместо меня купили какого-то вшивого попугая, который мяса не ест, лаять не умеет, команды не выполняет, а подает их дурным голосом, причем все неправильные. Каждое утро хозяин садится напротив стены, на которой висят Ваши фотографии, и подолгу смотрит на них, будто разговаривает с Вами. Он работает охранником, так же как и я, — мы охраняем друг друга от преступных посягательств. Нам интересно знать, продаются ли у вас там косточки и можете ли Вы их купить? У нас тут все хорошо, по вечерам иногда не стреляют, а косточки валяются прямо на тротуарах бесплатно. Один друг хозяина (тоже француз, хозяин называет его Пьером) хорошо разбирается в рыбе, но считает, что с головы она уже гниет и потому ни на что не годится. Лично мы с хозяином с этим согласны. Вот я своей головой могу укусить, хозяин своей — разбить пару кирпичей, а этот Пьер еще умеет ею думать, и если бы наши головы начали гнить, то мы бы остались без работы. А рыба живет с гнилой головой, и при этом еще хвостом виляет!.. Хозяин купил себе три пластинки с записью концертов Рахманинова, и говорит, что когда приобретет проигрыватель, обязательно пригасит меня послушать. Мы с ним помним эту музыку. Когда передают ее по радио, вспоминаем Вас, вечера на хуторе близ Киева и моего старого хозяина Константина Дмитриевича Хоботова, царство ему небесное. Вы спрашиваете, как поживают мои дети. Наверно, хорошо. Правда, пятерых я не видел, а шестого, младшенького, проел: хозяин его продал в хорошие руки и накупил мне на все деньги «чаппи» и «пэдди гриппайл». Это очень вкусно, я рекомендую вам попробовать! За одного щенка дают столько, что хватает на целый месяц, а щенков делать очень легко, я готов всю жизнь питаться одним «гриппайлом».

Жму лапу. Ваш Шериф.

Р. S. Будьте осмотрительны, если вздумаете завести себе кого-нибудь вместо меня, а то попадется скверный попугай и начнет Вами командовать,

Р. Р. S. Хозяин велит передать от него привет. Так уж и быть, передаю».

«В мое тело вливается энергия…

Я полон решимости…

Я силен и быстр…

Я не принадлежу себе…

Я должен работать…»

Мгновенно сбросив с себя напряжение, Женька рванул на кухню. Крепкий китайский чай с жасмином, ломтиком лимона и ложкой меда вместо сахара заменил ему завтрак, как могли заменить полный рабочий день три ближайших часа наибольшей активности — с 9 до 12, если дорожить каждой минутой. Вчерашний день и почти бессонная ночь поставили перед ним слишком много вопросов, но он знал, что в его случае поговорка «без бумажки ты букашка» обретает роковой смысл: ни опрос, ни осмотр, ни, тем более, обыск, были неправомочны без соответствующего на то разрешения, которое могло бы дать удостоверение частного детектива.

Поприветствовав Серегу, охранника стоянки, Женька потрепал за холку Шерифа и объявил ему законный отгул за вчерашний, полный приключений день.

«Нет ничего невозможного, — убеждал себя он, нажимая на газ. — Не грех и на лапу дать какой-нибудь лейтенантше из разрешительного отдела РОВД — сидит небось и ждет оплату «конфиденциальных услуг» в валюте. Не убудет, корона с головы не упадет!..»