Пётр Разуваев - Путь самурая Страница 22

Одновременно выявились причины столь странного поведения мистера Каддуми и его коллеги, которые при встрече со мной зачем-то принялись размахивать ножами, хотя каждый из них имел при себе пистолет. Опять та же самая ошибка – не зная брода, полезли в воду. Целью нападения было не просто устранить опасного конкурента, ЦРУ очень хотелось обставить мою смерть так, чтобы всё походило на случайное ограбление. За последнее время в Лондоне произошёл целый ряд подобных случаев, жертвами бандитов стали известные и состоятельные люди: лорд и леди Дадли, телемагнат Майкл Грин, жена Фрэнка Уильямса, одного из «отцов» гонок «Формула-1», и многие другие. Грабители действовали дерзко и решительно, были хорошо информированы и никогда не применяли огнестрельного оружия. Что и требовалось доказать. Смерть Андре Дюпре, единственного сына французского миллиардера Дюпре, прочно заняла бы своё место в ряду жертв банды, которую газетчики окрестили «Who is Who». Если бы не одна маленькая деталь, которую не учёл местный руководитель американской разведки, поспешно готовивший акцию, – я никогда в жизни не бывал жертвой. Начиная с пяти лет, когда судьба свела меня с японским садовником Ёсидой Коцукэ, и до сего дня я прилежно учился лишать жизни других, оставаясь при этом в живых сам. И когда Чарльз, желая польстить, определил моё место в «десятке лучших» специалистов, я промолчал исключительно из вежливости, потому что отлично знал – там, где смогу победить я, любой другой будет озабочен лишь проблемой собственного выживания. В этом не было ни бравады, ни излишней самоуверенности – только опыт, помноженный на силу и знание своих возможностей.

За Чарльзом следили, в этом уже не было никаких сомнений. Я также не сомневался в том, что американцам хорошо известна причина, по которой один из шефов МИ-6 решил обратиться ко мне за помощью. То, что формально ЦРУ и МИ-6 являлись союзниками, не играло в данном случае никакой роли. Тарелка с едой может быть одна на всех, но каждый является к столу со своей ложкой, и дальнейшее зависит лишь от размера ложки и наглости едока. А с наглостью у янки всегда всё было о’кей. Сегодня они поспешили и промахнулись, значит, завтра удар может быть нанесён вновь, и уже с гораздо большей силой и ловкостью. «Придётся уезжать», – с грустью подумал я. Глупо было бы надеяться, что после всего случившегося меня оставят в покое, а участвовать в этой истории на правах игрока я по-прежнему не собирался. Слишком тёмная игра, чересчур много игроков, и у каждого на руках своя колода карт. Пять взяток на мизере – это минимум из того, что я мог поиметь при таком раскладе.

Остановив машину за пару кварталов от дома, я расплатился, оставив водителю почти всю свою наличность, и неторопливо зашагал по многолюдной в этот час улице. Воздух вечернего Брайтона был исполнен бодрящей прохлады, едва ощутимый запах моря витал над мощёнными камнем тротуарами, где-то невдалеке звучала музыка Вивальди, под которую обычно демонстрировали свой номер местные уличные артисты. Всё это так разительно отличалось от примет того мира, в котором жили Хампти-Дампти, мистер Каддуми, Чарльз… Мне не хотелось возвращаться в их мир, больше похожий на войну.

А война, похоже, уже стояла на моём пороге. Из окон дома, который я привык считать своим, сквозь неплотно задвинутые шторы пробивался свет. Стоя на противоположной стороне улицы, я с изумлением констатировал, что свет в гостиной – это ещё далеко не всё. Вдобавок кто-то внаглую, по-хозяйски разжёг камин, и сейчас дым из трубы лёгкой струйкой уносился в небо, ставя крест на моём намерении мирно провести остаток этого вечера. Зная привычки и характер миссис Дакворт, я ни на секунду не усомнился в том, что моя экономка сейчас мирно сидит у себя дома и увлечённо смотрит по телевизору две тысячи какую-то серию любимой мыльной оперы. Но если она – у себя дома, то кто же тогда окопался в моём? После всего случившегося у меня не было никакой надежды на мирное разрешение этой загадки. Вызывать полицию было не только глупо, но и опасно, поэтому я с тяжёлым вздохом вытянул из-под куртки пистолет и, оснастив его глушителем, двинулся навстречу неизвестности.

Как я и ожидал, парадная дверь оказалась незапертой. Подтолкнув её ногой, в следующую секунду я прыгнул вперёд, на лету разворачиваясь и приземляясь уже на спину. Гладкий деревянный пол в прихожей позволил мне прокатиться таким образом почти до противоположной стены, держа пистолет перед собой наготове и контролируя каждый дюйм окружающего пространства. Если кому-то придёт в голову, что это неплохой способ приходить к себе домой – рекомендую попробовать. Гарантирую массу новых ощущений, в особенности если вас застанут за этим занятием ваши соседи.

В прихожей не обнаружилось ни одного врага, и я плавно переместился в коридор, который вёл непосредственно в гостиную. До двери оставалось не больше двух шагов, когда, не веря своим ушам, я услыхал характерный щелчок… Тут моё негодование достигло точки кипения. Этот звук издавала дверца нижнего отделения бара, которое по сути являлось обыкновенной морозильной камерой и содержало в себе лёд для коктейлей. Судя по всему, незваный гость уже полностью освоился и чувствовал себя как дома, сидя возле моего камина в моём кресле и дегустируя моё же собственное виски! Свинья! Пнув дверь, я на одном колене въехал в комнату, держа пистолет наготове и страстно желая увидеть перепуганную физиономию этого наглеца…

– Занято, занято! Мест нет! – сообщил Рихо Арвович Эвер, глядя на меня сверху вниз и ехидно улыбаясь.

В одном я был прав – эта свинья действительно пила моё виски.

– Если ты уже закончил, – доверительно сказал Рихо, прикрывая дверцу бара и задумчиво разглядывая свой бокал, – то ты можешь встать с колен и обнять, наконец, старого друга, которого не видел уже два года.

Я огляделся в поисках чего-нибудь тяжёлого. Врезать ему кочергой? А, всё равно бесполезно…

– В следующий раз я точно прострелю тебе голову, – предупредил я, поднимаясь на ноги и пряча «Беретту» в кобуру.

– Тогда научись ходить тише, – пожал плечами Рихо. – Я уже минут пять жду, когда ты соизволишь припасть к моим ногам.

Я слишком устал, чтобы спорить, и мы просто обнялись. Рихо было уже за сорок, но годы словно обходили его стороной. У меня давно возникло подозрение, что он каким-то образом сумел договориться не то с небесами, не то с преисподней и теперь пожинает плоды вечной юности, полученные в обмен на свою бессмертную душу. Круглые щёки его горели по-детски свежим румянцем, на пухлых губах играла радостная улыбка, и голубые глаза глядели на меня с почти искренней наивностью. При этакой физиономии Рихо был почти под два метра ростом, имел узкие плечи и несуразно длинные руки и ноги. Люди, которые видели Рихо Эвера впервые, редко воспринимали этого нескладного эстонца всерьёз, что его вполне устраивало. Обычно в таких случаях он с удовольствием подыгрывал, изображая чудака, который явно занимается не своим делом. За долгие годы ему удалось довести этот образ до истинного совершенства. А между тем более опасного человека я в своей жизни ещё не встречал. Под маской добродушного растяпы скрывался холодный, жёсткий и решительный человек, обладавший железной волей и потрясающей интуицией. При этом он был слепо предан моему отцу, который, в свою очередь, платил ему очень большой мерой доверия. Рихо возглавлял службу безопасности корпорации Дюпре уже много лет, а это само по себе говорило о его деловых качествах.

– Ты один? – спросил я, когда мне удалось вырваться из цепких эстонских лапок. Эвер прекрасно говорил на нескольких европейских языках и знал три или четыре африканских, но со мной почему-то предпочитал говорить по-русски. В ответ на мой вопрос Рихо коварно усмехнулся.

– Почти. Сам увидишь, – тут его взгляд упал на отверстие, оставленное ножом мистера Каддуми в моей куртке. Отставив в сторону свой бокал и внезапно посерьёзнев, он оглядел меня с головы до ног.

– Так-с… – протянул Рихо, закончив осмотр. – Ясно. Мне передали твоё сообщение, но я и не предполагал, что у тебя тут так… весело. Что это значит?

– Потом, – отмахнулся я. – Дай ты мне в себя прийти.

– Да пожалуйста… – Рихо вновь ухватился за бокал. – Кстати, я у тебя весь бар перерыл, но нормального виски так и не нашёл. Вот, дрянь какая-то…

Нормальным виски, по мнению Рихо Арвовича, являлось «Glenfiddich» восемнадцатилетней выдержки, которого действительно в баре не было. А то, что он изволил обозвать дрянью, на самом деле называлось «Oban» и обошлось мне почти в триста фунтов. Между прочим, более дорогого сорта в баре просто не было. Паршивец, одним словом.

– Так кого ты с собой притащил? – повторил я свой вопрос. Рихо хихикнул:

– Тут по дому блуждает некий Дмитриев, Виталий Борисович. В конце концов, это ты мне его подсунул, так что я имел все основания сделать ответный жест.