Полет Пустельги - Сергей Дмитриевич Трифонов Страница 22

— Нет, раньше я никогда там не бывал.

— Странно, — Грабин сделал удивленное лицо, — вы не имели допуска, и вас вдруг назначают в святая святых Рейха? Как вы можете это объяснить?

— Ранее я лечил фрау Геббельс. Видимо, это стало главным мотивом моего назначения. Но лучше бы оно не состоялось.

— Почему? Что вас разочаровало? Плен? Так рано или поздно плен был неминуем.

— Нет, господин полковник. Плена я не боюсь. Никому ничего плохого я не сделал. Я врач. Всю жизнь я только лечил. Я был потрясен убийством детей Геббельсов. И окончательно разочаровался в людях.

— Кого вы имеете в виду?

— Рейхсминистра Геббельса и его супругу, фрау Магду.

— Вы общались с Гитлером, находясь в рейхсканцелярии?

— Нет.

— У нас есть сведения, что вы присутствовали на приеме у Гитлера по случаю награждения медицинских работников. Как вы там оказались и кто присутствовал на приеме?

— В ночь с 29 на 30 апреля я со своими коллегами врачами находился в офицерском казино. Оно размещалось над фюрербункером. Около двух часов мне позвонил по телефону начальник госпиталя рейхсканцелярии профессор Хаазе. Он сообщил, что фюрер приглашает весь персонал госпиталя к себе для награждения отличившихся медработников. Награждение, правда, уже состоялось накануне в самом госпитале. Ордена от имени фюрера вручал его адъютант штурмбаннфюрер СС Гюнше.

— Кто присутствовал на приеме?

— Начальник госпиталя, оберфюрер СС, профессор Хаазе, главный врач госпиталя, штандартенфюрер СС, профессор Шенк, медсестры Линдхорст, Флегель, Червинска и еще одна, фамилию которой не помню. Фюрер вышел из своих апартаментов в коридор, где мы его ждали. Профессор Хаазе представил ему нас. Награжденные поблагодарили фюрера. Гитлер, в свою очередь, поблагодарил их за службу и сразу удалился в свои покои.

— Что произошло с Гитлером?

— О самоубийстве фюрера я узнал утром 1 мая от фрау Геббельс, к которой был вызван по телефону. Она сказала мне, что фюрер покончил с собой. Никаких подробностей она не сообщила.

— Не кажется ли вам, Кунц, очень странным то обстоятельство, что, постоянно находясь в имперской канцелярии, вы ничего не можете сообщить о смерти Гитлера? Я вам настоятельно советую сотрудничать с нами. Отказ или стремление утаить факты только усугубит ваше положение. Не забывайте, что на вас форма офицера СС.

— Господин полковник, поверьте, я говорю лишь то, что наверняка знаю со слов фрау Геббельс и начальника охраны фюрера группенфюрера СС Раттенхубера. — Угроза Грабина подействовала. Кунц собрался, выпрямился, делая вид готовности к продуктивному разговору.

— Что вы слышали от Раттенхубера?

— Он утром 1 мая в присутствии многих офицеров в столовой сказал, что фюрер покинул нас, труп его сожжен в саду рейхсканцелярии.

— Так сколько было трупов: один или два? Кунц, вы что, уснули?

— Вместе с фюрером покончила жизнь самоубийством его жена, фрау Ева. Мне известно от фрау Геббельс, что накануне их самоубийства они поженились. Вечером 30 апреля фрау Ева пригласила личного пилота фюрера, группенфюрера СС Баура, профессора Хаазе, двух секретарш фюрера и меня к себе на чашку кофе. Она нам сказала, что фюрер и она решили покончить с собой. Фюрер считает, что нет смысла жить, так как все немцы, особенно его бывшие соратники Геринг и Гиммлер, предали его. Умирать будет легко. Сильнодействующий яд апробирован на собаке. Фрау Ева была явно взволнована. Ее щеки горели.

— Какие еще подробности о смерти Гитлера и его жены вы можете сообщить?

— Абсолютно никаких. Я сказал все, что знаю. Поверьте мне, господин полковник. — Кунц стал нервничать. Его глаза искали поддержку то у Савельева, молча сидевшего рядом с полковником и что-то периодически записывавшего в блокнот, то у молодой и красивой лейтенанта-переводчицы. Майор, оторвавшись от блокнота, неожиданно спросил:

— Куда исчез профессор Шенк?

— Профессор Шенк и ряд медсестер приняли участие в прорыве вместе с группенфюрерами Раттенхубером и Бауром. Дальнейшая их судьба мне неизвестна.

В этот момент дверь отворилась, и на пороге появился генерал-лейтенант Вадис с выражением лица, ничего хорошего не обещавшим. Конвойные быстро увели Кунца. Лейтенант Сизова тоже вышла за дверь. Вадис тяжело дышал. Вытер огромным клетчатым носовым платком лицо и шею. Со вздохом уселся на стул и спросил:

— Ну, голубчики, что накопали? — Он бегло просмотрел протокол допроса и выдавил: — Вижу, что ни хрена не накопали. Похоже, закапывать будут нас.

Воспоминания счастливого человека

Началась массовая демобилизация армии, а с ней и массовая безработица. Цены росли астрономическими темпами, как и падала покупательная способность населения. Мюнхен стал похож на растревоженный муравейник. Повсюду собирались толпы людей. Это были или огромные очереди в продуктовые магазины, или какие-то нескончаемые митинги и демонстрации то ли в поддержку новой советской власти, то ли против нее. Я с трудом разбирался во всем этом коловороте событий. Улицы были разукрашены небывалым количеством знамен, флагов, транспарантов, портретов каких-то совершенно незнакомых личностей.

По улицам ходить стало небезопасно. Военные патрули «Советов» днем и ночью проверяли документы у офицеров и праздно шатающихся демобилизованных солдат. Лидеры новой власти страшно боялись заговоров и военных мятежей. Тюрьмы города были переполнены так называемыми «контрреволюционерами» и просто подозрительными, с точки зрения «Советов», личностями. Меня выручало удостоверение летчика военной почтовой авиации Баварской Советской республики, которое я не сдал в Фюрте.

Набирала силу уголовная преступность. Газеты пестрели сообщениями о дерзких нападениях на полицейских и военных с целью завладения оружием, о налетах преступных групп на продовольственные и вещевые склады, магазины, лавки. Однажды сообщалось о настоящем бое, развернувшемся вокруг городского арсенала. Охрана и полиция не смогли сдержать натиска бандитов, которые прорвались на территорию арсенала и вынесли более тысячи револьверов, пятьсот винтовок и карабинов, несколько станковых и ручных пулеметов, сотни тысяч патронов и множество ручных гранат. Вывезли они все это добро на захваченных там же грузовиках и отобранных у полиции патрульных автомобилях. У меня, правда, возникло большое сомнение по поводу криминального авторства этого налета. Здесь чувствовалась рука скорее профессионального военного, хорошо знакомого с тактикой пехотного боя, чем какого-то атамана пусть даже большой и наглой банды.

Но, самое главное, я не ведал своего служебного положения. Рапорта об увольнении я не писал. Приказа об увольнении на руки не получал. Мой визит в кадровое управление Военного министерства закончился безрезультатно. Военный чиновник в чине капитана с порога наорал на меня:

— Что вы все тут болтаетесь без дела? Совершенно распустились в этом хаосе. Идите и служите.

На мой вопрос, куда, собственно говоря, идти служить, капитан в истерике закричал:

— Вон!