Крэйг Томас - Дикое правосудие Страница 23

– Что-нибудь нашли? – крикнул он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Любин поднял голову. Его обычная жизнерадостность несколько потускнела, в глазах читался отрицательный ответ. Воронцов пожал плечами и отвернулся.

Ему пришлось послать на газовую скважину Марфу вместе с оперативником, которому она могла доверять. Проверить место работы иранца… Впрочем, теперь уже ясно, что оно было лишь прикрытием. Проверить его знакомства, стаж работы, квалификацию. Узнать, был ли он вообще иранцем, поскольку таковым он назывался лишь в одном из дюжины паспортов, которые он имел при себе.

…Но один, только один с уже вклеенной фотографией. Лицо человека кавказской расы,[3] голландская фамилия. Кем же он был на самом деле?

Теплов, по его словам, практически ничего не знал об иранце, и Воронцов почти верил ему. Майор провел пальцами в перчатке по усталому, онемевшему лицу, словно возмещая душ, пропущенный сегодня утром – он так и не заехал к себе домой, переночевав в рабочем кабинете. Как сказал Теплов, иранец занимался каким-то рэкетом, но маленький хозяин борделя не хотел ничего об этом знать и не интересовался подробностями. Девушка, обслуживавшая покойного, знала его как регулярного клиента. Она искренне считала его иранцем. Он не делал с ней ничего неприятного, не грубил, поэтому она не жаловалась. Он платил в долларах, оставлял проститутке щедрые чаевые. Одним словом, лучший клиент, какого только можно представить.

Что-то даст вскрытие? Что-нибудь или ничего.

Воронцов зевнул.

Если иранец был замешан в чем-то серьезном, то он знал, что милиция интересуется именно наркотиками. И если наркотики не являлись его бизнесом, то почему он сбежал? Что заставило его запаниковать, если он не был связан с Хусейном?

– Товарищ Воронцов, – позвал Любин, сопроводив слова энергичным жестом. Он склонился над микроскопом, установленным на шатком складном столике рядом с остатками разобранного лимузина. – Майор!

Воронцов подошел к столу Любина. Двое других криминалистов закурили еще по одной и расселись на отделенных от корпуса сиденьях «мерседеса».

– Что там такое? – проворчал Воронцов. – Болотные микроорганизмы? Урок биологии?

Любин широко улыбнулся. Его неизменно хорошее настроение было почти заразным… Могло бы быть – при нормальной температуре и после хорошего сна.

– Волокна от пальто. Я еще раз проверю в лаборатории, но могу поклясться…

– На иранце было пальто.

– Нет. Это волокна ткани иностранного происхождения, но не от кашемирового пальто. Только не волнуйтесь, товарищ майор, но я думаю, что они совпадают с волокнами от пальто Роулса – того самого, в котором его убили.

– Что?

– На них нет крови, товарищ майор. В машине обнаружена только кровь иранца. Роулс не умер в машине, если его вообще пытались убить в «мерседесе». Но он некоторое время сидел рядом с водителем. Дорогая шерстяная смесь, цвет, волнистость… Я уверен, волокна совпадут!

– Что-нибудь еще?

– Отпечатки пальцев. Может быть, мы найдем среди них отпечатки Роулса.

– Или какого-нибудь местного мафиози? – Воронцов скривился. – Ладно. Возвращайся в лабораторию с волокнами и отпечатками. Докажи, что Роулс находился в автомобиле, и выясни, если это возможно, кто еще мог быть вместе с ним, – майор потер подбородок. – Я отправлюсь в госпиталь и проверю результаты вскрытия. Или буду держать патологоанатома за яйца, пока он не закончит работу.

Любин усмехнулся.

– Дмитрий сегодня выйдет на работу?

– Я попросил его отлежаться дома. Но думаю, он не послушается. Позвони мне, когда получишь подтверждение по вещественным доказательствам, только не вопи об этом на весь отдел.

– Товарищ майор! – Любин обиженно насупился, но тут же добавил: – Может быть, вы расспросите доктора Шнейдера, если уж будете там?

Воронцов сердито посмотрел на него.

– Можешь не сомневаться, – заверил он.

Воронцову не хотелось – по-прежнему не хотелось – думать о докторе Дэвиде Шнейдере. Он не сообщил Дмитрию сведения, выясненные Марфой при допросе водителя такси. Возможно, ему следовало разрешить ей самой поговорить со Шнейдером. Это было бы проявлением доверия к младшему офицеру, но одна грубая ошибка могла все испортить. Когда он лично поговорит с главным врачом наркологического отделения больницы Фонда Грейнджера о его связи с убитым Роулсом, тогда…

…Тогда может подняться тревога. Воронцову приходилось это признать. Смерть Роулса служила очевидным предупреждением. Он тоже был предупрежден – мольбами Теплова и его завуалированными намеками, убийством Хусейна и других. Провода сигнализации. Он постоянно натыкался на них с самого начала этого странного расследования.

Он смотрел на труп иранца, лежавший на столе из нержавеющей стали. Кровь ушла, оставив лишь свой сладковатый запашок. Внутренние органы были удалены, грудная кость и ребра рассечены так же аккуратно, как у цыпленка, поданного к столу. Макушка головы отсутствовала, в воздухе еще стоял слабый запах кости, разогретой электропилой, похожий на запах в кабинете дантиста, когда рассверливают зуб.

И все впустую.

– Он вообще не занимался тяжелым физическим трудом – во всяком случае, в последнее время, – мрачно произнес патологоанатом Ленский, вытирая руки полотенцем. Его серые глаза, увеличенные стеклами бифокальных очков, казались круглыми, как у совы. Фонд Грейнджера хорошо оплачивал услуги Ленского.

– Мускулатура мягкая. Этот человек вел комфортную жизнь. Ты говоришь, монтажник на газопроводе? В чем дело, Алексей, – взял неверный след?

– Так сказано в его документах.

– Дорогие фарфоровые коронки на зубах. Аккуратный шрам после удаления аппендицита – проходил лечение в частной клинике, но уже довольно давно. Насколько я могу судить, он был совершенно здоров в течение длительного времени, – Ленский вздохнул и погладил свою жесткую седую бородку, затем поправил очки, внимательно посмотрев на Воронцова. – Надо полагать, ты не имеешь представления, кто он такой?

Воронцов угрюмо покачал головой.

– В желудке и кровеносной системе обнаружены следы алкоголя. Не слишком рьяный мусульманин, верно?

– Этого следовало ожидать. Мистер Аль-Джани, родом якобы из какой-то деревушки под Тегераном, – совсем не тот человек, за которого он себя выдавал. Он регулярно останавливался в одном из лучших номеров «Метрополя», щедро давал на чай, устраивал вечеринки, встречался с людьми… которые, как нарочно, все куда-то исчезли! – Воронцов хмыкнул устало и с отвращением, словно признавая свое поражение. На лице Ленского отразилось понимание.

– Как вы собираетесь установить его настоящую личность? – спросил он, указав на опрятные продезинфицированные останки, распростертые на стальном столе.

– Порошок! – неожиданно выпалил Воронцов. – На его пальцах не было обнаружено следов?

– Ты имеешь в виду взрывчатые вещества? Нет. С какой стати?

Воронцов прокручивал в памяти побег иранца, чуждую панике целенаправленность, с которой тот продвигался к ожидавшему «мерседесу».

– Просто это похоже на двойную экспозицию при съемке. Я пытаюсь вспомнить что-то очень похожее, очень профессиональное… Ладно, не обращай внимания.

– Хорошо, – пробормотал Ленский. – Ты нормально спишь?

– Вполне нормально.

– Что-то я сомневаюсь.

– Как насчет тел из взорванной квартиры? – торопливо спросил Воронцов, словно сопротивляясь чужому сочувствию.

– Твой молодой человек, Любин, был прав. Частицы резины от воздушного шарика, фрагменты осколочной гранаты. Преднамеренное убийство.

– А тот санитар, который был с ними?

– Я его не знал. Как я упомянул в отчете, он не был наркоманом. Он мог быть знакомым… или продавцом. Или и тем, и другим.

– Я возьму отчеты о результатах вскрытия. Посмотрю на досуге.

– Как хочешь. Скажи мне, Алексей, что с тобой творится? Мы даже больше не играем в карты по вечерам. Ты ушел в себя…

– Пожалуйста, Иван, не начинай все сначала!

– Ты был хорошим офицером, Алексей. Слишком хорошим… И я когда-то был врачом с романтическими идеалами. Но теперь…

– Что «теперь»?

– Интуиция подсказывает мне, что ты столкнулся со слишком крупным делом. Прости за прямоту, Алексей. Если тебе удобнее молчать, я тоже промолчу. Что до меня, то я вполне доволен спокойной жизнью, рутинной работой и хорошей зарплатой в американских долларах. Но ты – совсем другое дело. У тебя связаны руки, и тебе это не нравится!

– Кем ты себя считаешь? – сердито огрызнулся Воронцов. – Моей матерью или священником?

– Всего лишь твоим другом. Самым старым другом в этом городе. Как я уже сказал, прости за мое вторжение в твое личное горе.