Александр Афанасьев - Сила присутствия Страница 24

– Сделаем.

– Три пистолета. С глушителями.

– Есть «Глоки». Чистые, но дорогие.

– Не вопрос. – «Глоки» были так распространены, что могли считаться «анонимным» оружием. – Глушители чьи? Не США.

– Финляндия. И на автоматы тоже есть.

– Пойдет.

– Гранаты?

– Какие угодно. Есть даже болгарские, очень мощные, сделаны из снаряда к автоматическому гранатомету. Советую взять пару, лишними не будут.

– Десять и двадцать обычных, стандарта НАТО.

– Бельгия устроит? После длительного хранения, но годные.

– Вполне.

– Еще что-то возьмете?

– Только Гаврила, но это его дело.

Али понимающе кивнул.

– Предоплата сто процентов.

– Не вопрос, посчитай.

Вышло больше, чем на десять штук, но Вин расплатился без проблем, наличными евро, уважаемыми здесь больше, чем доллары.

Тем временем серб разобрался со своим оружием. Он должен был выбирать между эффективностью и возможностью пополнить боезапас на месте. Гаврила предпочел второе. Он выбрал «Сэвидж М110». Эта модель считалась самой точной из «заводских».

Еще серб взял такой же «Глок» с глушителем, как и его напарники, но набрал к нему длинных магазинов на тридцать три патрона. С ними пистолет превращался почти что в легкий автомат.

Тем временем Али договорился о проводке сухогруза «Белая звезда» из порта Найроби в порт Карачи. Видимо, он попридержал какую-то другую группу. Потому что с судовладельца этот бизнесмен взял полной мерой, но с парней содрал не свои обычные пятнадцать процентов, а все тридцать. За посредничество. Что ж, Аллах ему в этом судья.

Вертолет перебросил их на судно, идущее полным ходом. Оно было загружено африканским деревом, и капитан поторапливался. За простои ему не платили.

В Карачи парни прибыли через четыре дня. Этот город был родственен Адену хотя бы тем, что принадлежал когда-то той же самой британской Вест-Индской компании. Но это было давно. Сейчас он превратился в мегаполис с населением в двадцать пять миллионов человек, один из крупнейших в мире.

Карачи не был похож на остальной Пакистан. В нем, как и в большинстве портов, царило полное смешение культур, нравов и стилей. Здесь жили самые разные люди.

Город, как и весь Пакистан, был очень опасен, особенно в последнее время. Религиозные рэкетиры приходили к лавочникам и требовали платить им налог на священную войну. Было и такое, что людей банально грабили.

Севернее и западнее шел джихад, притом исламисты выигрывали, добивали американцев. Поэтому в Пакистан сейчас ехали самые разные люди. Путь большинства из них лежал в Зону племен, а самые отмороженные и отпетые направлялись в долину Сват.

Из Кабула они вылетели на следующий день. По личному приказу генерала Достума в их распоряжение выделили вертолет. После Панджшера он должен был доставить их в Джелалабад. Один из тамошних авторитетов, по национальности узбек, обещал предоставить им все необходимое.

Никого другого о гостях не предупреждали. В Джелалабаде располагались части двести первого корпуса Афганской национальной армии и спецподразделения полиции. Город и провинция были очень опасными. Однако генерал Чамаев настоял на том, чтобы местному командованию не было известно о его миссии. Одному Аллаху ведомо, на кого оно работает.

Новенький «Ми-171» с украинскими движками шел легко. Пилоты даже не бросали ловушек. Сопровождения из боевых вертолетов тоже не было. Совсем не так, как тогда. В те времена все было по-другому.

Афганистан в этой его части выглядит как гребенка. Причем горы, которые образуют ее зубцы, достигают в высоту двух-трех тысяч метров. Кишлаки лепятся к скалам, единственная дорога идет по узкому ущелью, перемежаясь с мелководной рекой. Никаких других путей сообщения здесь нет.

Ущелье выходит из Пакистана прямо в центр страны, на стратегическую дорогу, идущую из Кабула на север, через перевал Саланг. Именно поэтому во время войны с русскими она была стратегически важной. Моджахеды из лагерей могли выйти по ней в самый центр страны.

Ее держал Ахмад Шах Масуд, харизматический полевой командир, сын полковника королевской армии. Этот начитанный и хорошо образованный человек знал шесть иностранных языков, был любим народом. В советских спецслужбах у него была кличка Северный Сосед.

Афганская армия предпринимала восемь попыток взять под контроль и окончательно зачистить ущелье, но ни одна из них не закончилась полным успехом. Моджахеды возвращались, а держать гарнизоны внутри ущелья было верной смертью.

Сам Масуд имел сложные отношения с другими лидерами моджахедов. Он не раз презрительно отзывался о самом авторитетном деятеле, главаре Пешаварской семерки Гульбеддине Хекматьяре. В отличие от ее лидеров он не покидал территорию Афганистана и вел боевые действия непосредственно с его территории.

Когда в девяносто втором коммунистический режим пал, неприязненные отношения между Масудом и Хекматьяром переросли в открытую войну. Когда поднял голову Талибан – Масуд возглавил сопротивление.

Он погиб десятого сентября две тысячи первого года, за день до всемирно известных трагических событий в Нью-Йорке. Двое ваххабитов, представившись бельгийскими журналистами, проникли в ставку Масуда и активировали взрывное устройство. Масуд не увидел нового Афганистана. Может, так оно и лучше. Он был похоронен в восьми километрах от города Базарак, в небольшом и довольно скромном мавзолее, стал как бы основателем современного Афганистана, хранителем этой гордой и жестокой земли. Именно над этим мавзолеем они сейчас и пролетали. Небольшая луковка купола сияла лазурью в окружении зеленой травы и молчаливых, много повидавших гор.

Базирак представлял собой не более чем разросшийся кишлак, дома которого залезали на склоны ущелья, довольно широкого в этих местах. Они пролетели над ним и почти сразу же пошли на посадку. Здесь, в одном из старейших лагерей, построенных еще до американского вторжения как тренировочный центр, располагалась тюрьма, в которой могли находиться люди, нужные генералу.

Афганская тюрьма отличалась от того, что люди на Западе привыкли понимать под этим самым словом. Это было огороженное место, что-то вроде крепости с большим двором и примитивными постройками. Вышек охранников как таковых не было. Посты размещались по склонам ущелья и на воротах.

Внутри, в самом комплексе, содержались несколько сотен человек. Почти все они совершили вполне обычные уголовные преступления, но были среди них и участники бандитских формирований. Надо сказать, что отличить грабеж во имя Аллаха, то есть на джихад, от простого, самого вульгарного, несведущему человеку довольно затруднительно.

Эти несколько сот человек днем слонялись по двору, ночью спали в невысоких, построенных на скорую руку двухэтажных зданиях. Дважды в день их кормили. Не особо сытно, конечно, только чтобы не умереть с голоду. Естественно, внутри была своя иерархия. Кто-то питался неплохо, а кому-то и вовсе ничего не доставалось. Последними людьми в афганской тюрьме, разумеется, были чужаки, представители миноритарных наций, которые не принадлежали ни к пуштунским родам, ни к криминальному миру.

Генерала привезли к тюрьме и представили ее начальнику. Тот сказал, что почтеннейший гость может делать все, что ему угодно, с любым заключенным. Его это мало интересует.

Нужный генералу человек предстал перед ним довольно скоро. Он отобрал его по документам и уточнил прошлое, сделав несколько звонков по спутниковому телефону. Субъект лет двадцати с небольшим, тощий. А каким ему еще быть, если жрать тут почти нечего? Сальные спутавшиеся волосы, рваная одежонка, затравленный взгляд.

Двое афганских тюремщиков втолкнули этого паренька в помещение и привязали к стальному стулу, вмурованному в пол. Конечно, тут пытки были так себе, не сравнить с теми, которые практиковались на гауптвахтах воинских частей, где содержались отпетые преступники, или в секретных тюрьмах спецслужб. Но били здесь качественно. Лупили кулаками, кнутом, резали ножом. Иногда пытали током.

Генерал, сидевший за столом, без видимого интереса пролистал дело. Долгий опыт работы с агентурой сразу подсказывал ему, стоит или нет иметь с кем-то дело. И тут Чамаев сразу понял – этот готов, сломлен.

Молодой, возвышенно настроенный, наивный. Приехал на джихад, в медресе себя ничем особым не проявил, возможно, вступил в конфликт с инструкторами по причине горячности нрава. Вот его и отправили в Афганистан как расходный материал. Стать шахидом на пути Аллаха ему не довелось. Он оказался в тюрьме, к которой был совершенно не готов. Скорее всего его уже изнасиловали, опустили, как говорится, ниже плинтуса.

Как раз такой кадр и нужен.

– Здравствуй, Ислам! – сказал генерал, обращаясь к молодому заключенному на его родном чеченском языке.