Михаил Зайцев - Час тигра Страница 24

– Благодарю. – Элеонора приняла из моих потных рук хрустальный блин пепельницы. – Сергей Дмитриевич, будьте любезны, голубчик, отведите все же Ли на всякий случай к врачу. Оставьте нас с Семеном Андреевичем наедине.

– Надолго? – Акулов нехотя поднялся с дивана.

– Я вас позову, ступайте.

– Врачебный кабинет этажом ниже, комната номер...

– Ступайте! Я найду.

Акулов вместе с китайцем удалились. Элеонора проводила их взглядом и вновь обратилась с просьбой ко мне:

– Заприте двери, пожалуйста.

– Французский замок, мэм. Закрывается автоматически. Позволите присесть на диванчик усталому бойцу?

– Садитесь. – Элеонора раздавила докуренную до фильтра сигарету о хрусталь пепельницы. – Признаться, по вашей внешности, Семен Андреевич, трудно догадаться, что вы мастер восточных единоборств. Как называется ваш стиль, господин Ступин? Погодите. Молчите, я угадаю. Это не похоже на кунг-фу. Ваша техника имеет японские корни. Я права?

– А вы разбираетесь в восточных единоборствах, мэм? – Я откинулся на диванную спинку, расслабился. – Или просто пытаетесь вызвать симпатию у мужчины, поговорив для начала о единоборствах, о машинах, футболе. Я, например, когда хочу понравиться женщине, завожу беседу на темы, близкие и понятные слабому полу.

– Я разбираюсь в восточных единоборствах. – Тень улыбки промелькнула на ее красивом лице и исчезла. – Не такая я уж и слабая женщина, как вы думаете. У меня черный пояс.

– Серьезно?

Элеонора грациозно встала с низкого дивана, сохраняя бесподобно серьезное выражение милого лица, взялась кончиками длинных пальцев за краешек мини-юбки и рывком задрала юбчонку, как принято говорить, «до пупа». – Видите, Семен? Я говорила правду: у меня черный пояс.

О да! Кружевной пояс, поддерживающий ажурные чулочки, действительно имел радикально черный цвет.

Или она нимфоманка, или дура. Не имею ничего против нимфоманки, но ежели девушка всерьез воображает себя царицей еби... Пардон, египетской Клеопатрой, за одну ночь с которой воины с радостью расплачивались жизнью, тогда она полная дура. Я-то надеялся, Элеонора придумает нечто более изящное, чтоб подписать Бультерьера на драчку с необерсеркерами, на кровавый эксперимент с «эликсиром Тора». Ошибалась мэм, поясок от чулок не сгодится в качестве ошейника для моей плохо обритой шеи!

– Ваш черный пояс, по Камасутре, возбуждает, мэм, однако я...

– А меня возбуждают мастера восточных единоборств! Когда я вижу, как мужчины сражаются, сама того не желая, чувствую себя самкой, предназначенной в награду победителю.

Хвала Будде – она всего лишь нимфоманка.

– О’кей, мэм. Я не прочь принять вас в награду, только сначала взгляните... – я достал из кармана джинсов таблетку-радиомаячок, – взгляните-ка вот на эту штучку.

– Что это?

Я объяснил. Коротко и доходчиво рассказал про вшитый в мое плечо приборчик. Поведал о том, как меня вербовал Кореец, как я бежал из милиции и до чего додумался по дороге в Москву. Я ей все рассказал, как на духу, во всем признался, ничего не утаил.

Мой предельно откровенный монолог продолжался порядка пятнадцати-двадцати минут. Длинные женские пальцы выпустили края юбки примерно на второй минуте исповеди. На третьей минуте в ее подведенных тушью глазах блеснул страх. На пятой она опустилась на диван рядом со мной, и ее лицо сделалось необычайно серьезным. Когда я закончил, она долго молчала, а потом спросила тихим голосом:

– Зачем?

Голос, интонации, осанка, выражение лица – все в Элеоноре изменилось. Куда подевалась похотливая нимфоманка? Где былая взбалмошная, вечно двадцатипятилетняя девушка? Рядом сидела зрелая женщина. Умная, хладнокровная и чуть-чуть уставшая от этой жизни.

– В смысле «зачем»? Простите, не понял?

– Зачем вы все мне рассказали? Зачем вы предали Корейца? Из-за того, что он вас шантажировал? Как зовут вашу возлюбленную?

– Клара... Я, наверное, плохой рассказчик. Кореец меня не то чтобы напрямую шантажировал, здесь другое. Он не грозился сделать Кларе плохо, он обещал мне и Кларе счастливую жизнь в будущем. Хотя, конечно, иначе, чем шантажом посулы, Корейца в данном, конкретном случае я назвать не могу.

– Он обещал вам счастье, а вы его предали. Открылись мне, зная, кто я? Зачем?

– Видите ли, как это ни смешно, но я стараюсь существовать, соответствуя некоторым незыблемым для меня принципам. Я не Робин Гуд и не Дон Кихот, однако я не могу участвовать в захвате «эликсира Тора» по соображениям нравственного порядка. Что бы ни обещали мне в награду, я не могу покривить душой. Ваше право не верить, но я говорю правду... Вижу, вы меня не поняли. Хорошо, попробую объяснить подоходчивей: самураи делали харакири, вспарывали живот, по-японски – «хара». Как считали японцы, душа обитает в животе. Самураи жертвовали собой ради принципов, освобождали душу от ответственности за тело перед небом. В чем-то я самурай. Но я самурай тьмы, я против пассивного сопротивления. Если я могу изменить ситуацию, я ее меняю. Не получится, погибну.

– Чего вы хотите от меня? Зачем вы открылись мне?

– Элементарный вопрос. Все очень и очень просто: что более предпочтительно для ваших хозяев? Чтобы вакцина досталась противной стороне? Или чтобы она исчезла вместе с Барановым?

– Вы предлагаете...

– Угадали! Я получил от Корейца ложный приказ – уничтожить вакцину, так помогите же мне выполнить приказание вашего противника, и вы победите! Уверен, те, на кого вы работаете, предусмотрели на крайний случай вариант: «Раз не нам, тогда лучше вообще никому». Я прав?

– Я должна связаться...

– Некогда. Пока у нас есть фора в один ход, надо действовать. Ваше слово: да или нет?

– Да, – сказала она после короткой, задумчивой паузы.

– О’кей, тогда помогите, пожалуйста, запихнуть радиомаячок обратно в ранку. Выбрасывать его опрометчиво, а если шмонать начнут и в одежде обнаружат, так совсем нехорошо, лучше всего вернуть электронный шедевр туда, куда его положили, согласны?

Глава 4

Я – берсеркер

Элеонора прекрасно управлялась с автомобилем. Наш «Опель» как привязанный катил следом за указующим путь джипом. Дистанцию между машиной-поводырем и автомобилем-провожатым Элеонора каким-то чудом удерживала постоянной и на прямых участках, и на поворотах. Поначалу джип то и дело притормаживал – боялся, что мы его потеряем из виду. И правильно боялся: раннее утро на дворе, еще темно, снежок ленивый и редкий, но мешает обзору. Да плюс ко всему за рулем «Опеля» баба. Все знают, какой ужас – баба за рулем. Однако вскоре шофер за баранкой джипа сообразил, что нет правил без исключений, что баба в «Опеле» ас вождения экстра-класса. Джип погнал, как ему вздумается, а мы за ним, покорные и послушные.

Элеонора и ее китайчонок Ли занимали передние сиденья, я сибаритствовал на заднем диванчике. Пользуясь возможностью, я дремал, отдыхал. Я позволил себе вздремнуть, как только «Опель» прилип банным листом к джипу. До того я бдел. Когда мы отдыхали от фитнес-клуба «Атлетик» и двигались на черепашьей скорости к Тверской, согласно полученным инструкциям, я, откровенно говоря, сомневался в здравомыслии этих самых «инструкций». Двигаясь от центра по Пешков-стрит, заметить джип с номерным знаком таким-то и следовать за ним, мне казалось нереальным. В смысле, «следовать» запросто, а вот заметить, засечь нужную тачку на трассе – задачка порой невыполнимая и для профи из ГАИ. Меж тем «Опель» приполз в исходную точку Тверской точнехонько в указанное инструкцией время, и где-то в районе Пушки, сиречь – Пушкинской площади, Элеонора скупо сообщила: «Вижу объект».

Я зевнул, дремота приятно щекотала веки, но заботы уходящей ночи никак не хотели улетучиваться в водоворот вечности, и я в который раз прокручивал в голове магнитофонную ленту разговоров вкупе с сопровождающими ее видеофрагментами. В мозгу застряло стоп-кадром неподражаемо-обиженное выражение морды лица господина Акулова, когда Элеонора жестким, не терпящим препирательств тоном велела вернувшемуся в свои покои Сергею Дмитричу снова убираться вон из директорского кабинета. Запомнилось невозмутимое чело Ли, когда Элеонора, выдворив Акулова, кивнула китайцу и произнесла печально: «Сегодня, вариант икс». Остались в памяти длинные телефонные переговоры превратившейся из девушки в женщину Элеоноры с продавцами «эликсира Тора». Торопливость до того обстоятельной покупательницы скорее обрадовала продавцов, чем насторожила, однако возникла проблема – на приготовление достаточного количества вакцины необходимо время. Элеонора якобы пошла на компромисс, заявила: дескать, согласна, чтоб тестированию подверглась всего одна пара бойцов, следовательно, хватит и одной дозы. На том и порешили. Продавцы обещали перезвонить в ближайшее время, наша троица обговорила детали предстоящей акции, каковые возможно было обговорить, и Элеонора вернула в кабинет скучающего где-то в закутках фитнес-клуба Акулова. Мрачной Акуле женщина повелела подать кофе, очень крепкий, и закусок посытнее, а также найти одежду для Бультерьера, дословно: «Что-нибудь подобающее из шмотья для Бульки Семки». Из «подобающего» нашелся только шерстяной свитерок фирмы «Найк» да пара белых теплых носков для теннисистов. Я примерял обновки под понимающим взглядом Акулова. «Приручила тебя, дурака, дамочка, – говорили его сальные глазки. – Ножки врозь, и вот ты уже Булька Семка. Завидую...» Едва я успел насладиться свежестью носков, крепостью кофе и вкусом свежей ветчины «со слезой» на ломтиках мягкого хлеба, «дз-з-з» – заверещал мобильник мэм Элеоноры: от продавцов поступили инструкции относительно Тверской и джипа.