Сергей Самаров - Возраст гнева Страница 24

Камера щелкнула, сверкнула «вспышка». Майор вместе с камерой ушел в соседнюю комнату и через минуту позвал меня. Мой пропуск проходил через ламинатор. Проходил очень медленно. А жена тем временем, ни на секунду не останавливаясь, что-то говорила в трубке, которую я держал в опущенной руке.

— Можешь общаться… — майор взглядом показал на мою руку. Он тоже слышал женский голос и по природному любопытству желал, видимо, услышать хотя бы часть одностороннего разговора. Но я вообще человек не публичный. Мне профессионализм не позволяет быть публичным человеком.

На предложение майора я не «повелся». Смартфон поднял и нажал кнопку с изображением красной трубки — «завершить разговор». Знал, что жена сейчас перезвонит, и потому мысленно торопил ленивый ламинатор. Наконец, пропуск был у меня в руках. Я расписался в журнале.

— Еще одну подпись, — предложил майор, — что прочитал инструктаж об ответственности за утерю пропуска и за применение его в качестве удостоверения личности сотрудника органов внутренних дел. Ты теперь предупрежден.

— Понял, давай журнал. Где расписываться?

Майору было лень читать мне инструктаж, мне было лень его слушать, а тут еще снова зазвонила трубка. Не желая разговаривать с женой при посторонних, я быстро расписался в графе с карандашной галочкой, сунул пропуск в карман и вышел, кивнув на прощание майору, уже почти как сослуживец сослуживцу. Но вслед услышал слегка презрительное:

— Капитан частного сыска…

Менты не любят частных детективов. Это известно. Исключение среди них составляет разве что капитан Саня, с которой мы так удачно сработались. Она эти слова произносит иначе — с некоторым уважением.

Я вышел на крыльцо и только там ответил на телефонный звонок.

— Слушаю тебя. Я частично освободился. Ты что-то говорила. Я не имел возможности слушать. Можешь начинать сначала. Желательно покороче. Я спешу.

— Ну, ты хам… — Она от возмущения начала задыхаться. Вообще-то она имеет склонность к астме, и такие задыхания ее до добра не доводят. Лучше бы вырабатывала в себе спокойствие и не возмущалась. — Я тут целый час говорю-говорю, а он, оказывается, и не слушает. А потом вообще отключился.

— Я тебе русским языком сказал, что занят. Кроме твоих дел, у меня существует куча собственных. И я все еще, кстати, занят. Тороплюсь. Выделить тебе могу всего пару минут, потом отключусь от разговора без предупреждения. Говори. Время пошло.

Я произнес это намеренно холодно и равнодушно, даже монотонно, чтобы она поняла отсутствие своего влияния на меня. Я сам только сейчас осознал, насколько я счастлив, что освободился от нее после ее поспешного отъезда из военного городка.

— Я хочу спросить, ты не забыл, что у тебя есть семья?

— Забыл, понимаешь… Вернее, уверен, что ее у меня уже нет. И не надо мне той семьи, что была. Будь уверена, что я в твоем присутствии давно уже не нуждаюсь.

Разговаривать с ней на такие темы было намного проще по телефону, чем очно. По крайней мере, не приходилось уворачиваться от неумелых размашистых ударов. Да и мне так было проще говорить более жестко и конкретно.

— Ты хочешь развода? — спросила она с легким удивлением.

— А мы разве не в разводе? — Я изобразил недоумение.

— Официально — нет, если мне память не изменяет.

— Извини, я сейчас работаю в одной конторе, которая как раз занимается юридическими вопросами. И подкован в этой теме чуть лучше тебя. И потому вижу разницу в применении терминов. В юриспруденции есть такой термин, как «фактический развод», — на ходу придумывал я. — И он рассматривается любым судом точно так же, как юридически оформленный, только требует не документ, а объяснения сторон.

— Я с юристом тоже общалась. Он мне про такие термины не говорил. Но уверил, что я имею право и на половину твоей теперешней квартиры, и на половину твоей новой машины, и на половину суммы, что собрали офицеры бригады для твоего выхода на инвалидность. Если вспомнить еще и нашего сына, то это будет даже не половина, а гораздо больше.

— Твоего сына, — уточнил я. — Я его никогда не усыновлял, и до его воспитания ты меня практически не допускала. Пусть он остается твоим сыном. Ты же была, если помнишь, против усыновления, потому что получала от бывшего мужа хорошие алименты. Вот и получай их. Или ты хочешь, чтобы ему алименты платили и родной отец, и я? Не слишком ли много?

— И алименты ты на него платить будешь…

— С инвалидской пенсии?

— И с зарплаты капитана частного сыска тоже…

Значит, информация о моей новой должности неведомыми мне путями уже дошла до бригады, там офицеры рассказали о ней своим женам, а те донесли моей бывшей половине и про квартиру, и про машину, и про мою работу. Просчитать этот путь не сложно. Кто-то из бригады приезжал в разведуправление или сам полковник Быковский ездил в бригаду, и там зашел разговор обо мне. Быковскому никто не предписывал хранить в секрете мои новые данные. По крайней мере, я его об этом не просил. У меня и в мыслях не было от кого-то прятаться. Даже от жены, которую я уже твердо считал бывшей. Да и сама она, думаю, считала точно так же, но, как многие бывшие жены, старалась при случае не упустить собственную финансовую выгоду. А на такую выгоду, учитывая свое былое влияние на меня и мое наплевательское отношение к мирским благам, от которых я всегда отказывался в ее пользу, она определенно рассчитывала.

— Если хочешь, подавай в суд. И не мешай мне делами заниматься. Что касается машины, то ты уже забрала одну, с тебя хватит.

— Можешь забрать ее назад. Меня до дома родителей на буксире притащили. Машина сейчас во дворе стоит. Забирай. Она только место занимает.

— Меня устраивает моя нынешняя. Что касается денег, которые для меня собирали офицеры бригады, то они это сделали только после того, как ты уехала. Чтобы тебе не досталось. Так хорошо тебя все знали и уважали. Думаю, это справедливо.

— Значит, будь готов к вызову в суд.

— Пусть пришлют документы, чтобы мой адвокат ознакомился с твоими претензиями.

Я едва удержался, чтобы не сказать «глупыми претензиями». Она всегда была уверена, что все вокруг, и люди, и государственные органы, должны непременно принимать ее сторону. И даже в мыслях не допускала, что она когда-нибудь может быть не права.

— Ты теперь личного адвоката держишь?

Из этого я сделал вывод, что она уже обращалась к адвокату и знает примерную стоимость адвокатских услуг.

— Я теперь работаю среди адвокатов. Я уже сказал. Но ты мне сейчас мешаешь. Можешь говорить сколько угодно долго, я убираю трубку в карман и больше тебя не слушаю.

Мои слова сопровождались соответствующим действием. Отключаться от разговора я не стал, предоставляя бывшей жене «выпустить пар». Обычно после этого она несколько дней бывала смирной и даже при совместном проживании не «доставала» меня своими разговорами. Из кармана еще долго доносился ее голос. Она замолчала только после того, как я сел в «Джимни» и включил зажигание.

Хорошо еще, что у меня устойчивая к различным потрясениям нервная система и меня трудно вывести из себя. Иначе было бы просто опасно садиться за руль. Но я сделал глубокий вдох, потом глубокий выдох и сбросил с себя все нервное напряжение. И даже подбадривающе улыбнулся сам себе в зеркало заднего вида. Только после этого включил скорость и поехал. Привычный деловой настрой снова вернулся ко мне, словно и не было этого неприятного разговора.

При выезде из двора городского управления внутренних дел я обратил внимание на «Фольксваген Туарег», стоящий через дорогу у книжного магазина. Оба номера, и передний, и задний, были старательно заляпаны грязью. Читались только цифры нашего региона. Погода вторую неделю стояла сухая, и потому несложно было сделать вывод, что номера заляпаны умышленно.

Передние сиденья «Туарега» были свободны. Стекла задних дверей были сильно тонированы и могли бы скрыть даже крупнокалиберный пулемет с крупнокалиберными стрелками-пулеметчиками. Та самая машина? Но в городе столько «Туарегов»! Не реагировать же на каждый, тем более стрелять в них. Так все «Туареги» можно извести. Но смех смехом, а повышенную внимательность и предельную осторожность на дороге соблюдать надо.

С этими мыслями, моментально забыв про разговор с бывшей женой, я выехал на центральную улицу города. Перед поворотом специально посмотрел в зеркало заднего вида. Коричневый «Туарег» с заляпанными и неразличимыми номерами стоял на прежнем месте, только у водительской дверцы появились, о чем-то оживленно беседуя, два человека. Зеркало вибрировало на неровной дороге, и рассмотреть лица собеседников у меня не получилось.

Я выехал на главную улицу. Движение в это время суток было интенсивным. Конечно, можно было бы использовать тараканью верткость «Джимни» и поехать, перестраиваясь из ряда в ряд. Но не случайно же в официальных протоколах такой тип езды называется агрессивным. Поскольку сам я человеком агрессивным не был, то и ездил так только в исключительных случаях, когда очень торопился. Моя подготовка позволяла мне ездить в агрессивном стиле и при этом самому оставаться не агрессивным. Обычно при виде машины с таким стилем езды другие водители проявляют повышенную осторожность, стараются отстать или перестроиться в соседний ряд.