Сергей Зверев - Ненависть и месть Страница 24

Услышав столь определенный ответ, Ермолай понял, что некоторое время ему придется остаться в одиночестве. Потянувшись за посудой, он не спеша наполнил рюмку «Смирновской», отложил дымящийся чинарик, соорудил из куска ветчины и огурчика что-то вроде хот-дога, то есть попросту обернул огурец куском мяса, после чего с наслаждением выпил водку и принялся закусывать.

Тем временем Шустрик никак не мог приблизиться к заветной цели. Шаря правой рукой по спине девушки, левой он тщетно пытался расстегнуть ей джинсы.

– Твою мать.

Ругнувшись в очередной раз, он нагнулся, пытаясь определить причину своих неудач.

Девушка выдернула из волос тонкую черепаховую заколку коричневого цвета.

– Тихо, милый, тихо, – приговаривала она, высвобождая и другую руку.

Шустрик был уже готов зубами сорвать ненавистные джинсы с этого теплого, мягкого, вкусно пахнущего тела. Он даже не почувствовал, как на лицо ему легла нежная девичья ладонь.

– Тихо, тихо…

Девушка резким, хорошо заученным движением вогнала своему пылкому поклоннику острую заколку в шею, чуть пониже мочки уха.

По телу Шустрика пробежала короткая судорога, из зажатого ладонью рта не вырвалось ни единого звука.

К тому моменту, когда на заколке, торчавшей из-под уха Шустрика, показалась первая капля крови, он был уже мертв. Тело его обмякло, ноги подкосились, и девушка, аккуратно придерживая труп за голову, уложила его на пол ванной комнаты. Осторожно выдернув из раны орудие убийства, испачканное в крови и в сером мозговом веществе, девушка спокойно открыла кран, обмыла заколку под струей воды и, свернув волосы на затылке, воткнула в них заколку.

Прошло еще несколько минут. Из ванной комнаты слышался только плеск льющейся воды.

Подкуривший Ермолай начал скучать.

– Шустрый, скоро вы там? – крикнул он. – Кончай бараться, а то я сейчас зайду – поперхнешься.

До его слуха донесся скрип открываемой двери.

– Давно бы так. Давай на морде бифсы балуй.

Тихо ступая по затертому полу мягкими кроссовками, девушка вошла в комнату.

К удивлению Ермолая, жаждавшего увидеть поскорей аппетитное женское тело, одежда на этом теле почему-то была представлена в полном комплекте.

К тому же в руках девушка держала сумочку.

– Ты чего? – недоуменно произнес он. – Че, Шустрик херню какую сотворил? Ты не думай, он у меня до утра «Дуньку Кулакову» гонять будет.

Странно улыбаясь, девушка открыла сумочку, вытащила из нее пистолет, взвела курок и направила ствол прямо в лоб Ермолаю.

– Э, ты чего? – криво усмехнулся он, не понимая, что происходит. – Шутки шутить вздумала? Так я…

Он не успел договорить.

Девушка с расстояния в полтора метра влепила ему в голову две пули.

На продавленный диван, уставленный грязной посудой стол и замызганный пол фонтаном разлетелись красно-серые брызги и осколки черепа.

Тело Ермолая медленно сползло с дивана и грузно шлепнулось на пол.

Девушка вытащила из кармана носовой платок, аккуратно протерла им пистолет и бросила оружие под стол. После этого она быстро покинула квартиру.

Один труп лежал на покрытом треснувшей плиткой полу ванной комнаты, и вокруг его головы медленно растекалась лужа крови. В каком-то смысле Шустрику повезло больше, чем Ермолаю: на похоронах он мог хотя бы лежать в открытом гробу. А вот то, что осталось от головы Ермолая, могло напугать даже привычных ко всему патологоанатомов. Пуля, выпущенная с близкого расстояния из «тэтэшки», оставила от черепа лишь несколько осколков да нижнюю челюсть, очень напоминавшую улыбку чеширского кота из сказки про Алису в стране чудес. Оскаленные зубы были, а головы как не бывало.

Милицию вызвал кто-то из соседей, обеспокоенных звуками, напоминавшими выстрелы.

Наряд контрольно-постовой службы к месту происшествия прибыл лишь сорок минут спустя – скрипучий «уазик» заглох на каком-то перекрестке. Лишь долгими и упорными усилиями, с привлечением случайных прохожих автомобиль удалось вернуть к жизни.

Когда старший наряда с пистолетом в руке поднялся по лестнице, он увидел, что дверь в квартиру, о которой сигнализировали жильцы, приоткрыта. Оттуда не доносилось ни единого звука. Старший прижался к стене рядом с дверью, а его подчиненный с лычками младшего сержанта по команде «Вперед!» ворвался в квартиру. Жаль парнишку.

Когда старший наряда, благоразумно выждав несколько мгновений и не услышав треска пистолетных выстрелов, ворвался вовнутрь, его глазам предстала печальная картина. В дверном проеме, перегнувшись пополам, выронив на пол пистолет и держась руками за живот, стоял младший сержант. На его табельный «ПМ» извергались желто-зеленые потоки блевотины.

Глава 14

Когда Александр Кононов открыл глаза, часы на стене номера гостиницы показывали уже начало двенадцатого. Где-то за окном невидимый музыкант наигрывал на скрипке что-то до боли знакомое. Приоткрыв глаза, Кононов стал прислушиваться к мелодии.

«Господи, да это же „Эх, дороги…“. Но я не в России…»

Попытавшись встать, он дернулся и застонал от боли. Запястье его левой руки было приковано наручниками к маленькой деревянной резной ножке в нижней части подголовника кровати. Эта боль вернула Кононова к реальности. Она была суровой и горькой.

– Ну что, Саша, очнулся? – раздался голос охранника.

Соглядатай Кононова полулежал в кресле, вытянув перед собой ноги и прикрывшись сверху тонким одеялом.

– А ты, я смотрю, поспать любишь, – засмеялся он, позевывая. – Я тоже люблю, да вот на службе нельзя.

Кононов пытался повернуться и так и этак, но у него ничего не получалось. Стальная дужка наручников упрямо грызла руку.

Вообще-то охранник ошибся. Кононов никогда не был соней. Он считал сон совершенно непродуктивным занятием, более того – разлагающим человека, парализующим его волю. И тем не менее он проспал почти до полудня.

Все это произошло потому, что накануне, приковав его наручниками к кровати, охранник сделал ему укол. Что было в шприце, Кононов не знал, но сразу после укола он будто провалился в забытье. И вот только сейчас проснулся. В голове шумело, будто с похмелья. Но эта боль была еще терпимой. А вот браслет на руке…

– Я так и буду здесь лежать? – каким-то чужим сиплым голосом спросил Кононов.

– А что, есть другие предложения? – усмехнулся охранник, скидывая с себя одеяло. – Может, кофе в постель подать или девочек заказать? Тех двоих еще не забыл? Они бы не отказались.

Охранник встал с кресла, прошелся по комнате, разминая плечи и потряхивая ногами.

– Мне в туалет надо, – почти простонал Александр.

– Кстати, хорошая мысль. Ты пока поваляйся, а я скоро вернусь. Только без глупостей.

Охранник вытащил из-за спины спрятанный под майкой пистолет и продемонстрировал его Кононову.

– Если что, я в воздух стрелять не буду. Как минимум останешься калекой.

Он зашел в ванную комнату, оставив дверь за собой открытой. Кононов слышал, как льется в унитаз струя, слышал блаженные вздохи и покашливания.

Потом зашумела вода в сливном бачке. После этого охранник стал умываться, шумно фыркая и отдуваясь, прополоскал горло и принялся чистить зубы.

Кое-как сдвинувшись набок и перегнувшись пополам, Кононов свесил голову вниз.

– Черт, – прошептал он одними губами.

О том, чтобы воспользоваться таким удобным моментом и попытаться избавиться от наручников, не могло быть и речи. Форма резной деревянной ножки никак не позволяла надеяться на то, чтобы снять браслет.

Я не буду просить,Я не буду рыдать.Ты уходишь, ну что ж,Расстаемся навеки…

Из ванной доносилось мурлыкающее пение.

От сознания собственного бессилия Кононову захотелось заплакать. Молодой удачливый бизнесмен, который привык ворочать не сотнями тысяч и даже не миллионами, а десятками миллионов долларов, который продавал и покупал политиков, чиновников, военных, кагэбэшников, перед которым трепетали государственные мужи и менее удачливые конкуренты, лежал сейчас здесь, в номере маленькой варшавской гостиницы, прикованный к ножке кровати, обездвиженный, как паралитик.

И даже самое верное оружие, которое всегда позволяло Александру Кононову одерживать победы, – его мозг – было не в состоянии действовать. Его эффективно обезвредили каким-то наркотиком. Для того чтобы восстановить работоспособность мозга, Кононову требуется совсем немного – холодный душ и горячий кофе.

Закрыв глаза, он попытался представить себе – нет, не отдых на Гавайских островах, – а всего лишь маленькую фарфоровую чашку, наполненную дымящимся темным напитком. Она проплывала мимо, к ней почти можно было прикоснуться губами, но…

– Что это тебя так перекосило? – раздался прямо над ухом голос охранника.

Забывшись в своих видениях, Кононов не услышал, как его визави вышел из ванной комнаты.

– Я смотрю, ты что-то вообще закис. Ладно.