Александр Шувалов - Переводчик Страница 24

К обретению родины Малкин отнесся с чисто эстонской основательностью. Он раздобыл где-то и чуть ли не наизусть вызубрил «Калевалу», сборник легенд теперь уже его народа. С упорством и терпением прочел все, что можно было, по истории и географии Эстонии, а потом взялся за изучение родного языка.

Выписавшись из госпиталя, Семен к чертовой матери уволился из рядов имперской армии и вышел из рядов КПСС, не желая иметь ничего общего с поработившими его страну захватчиками. От пенсии, правда, отказываться не стал. Свел дружбу с людьми из эстонского землячества в Москве, жадно впитывая в себя рассказы о стране, народных обычаях, нравах. Он даже пытался говорить с ними по-эстонски. Получалось, правда, не ахти, способностей к языкам у Малкина не оказалось, единственное, чему он смог научиться, – это говорить по-русски с непонятным акцентом. По-западному вежливые прибалты, общаясь с новым земляком, как могли, терпели эти филологические пытки, но при упоминании о нем крутили указательным пальцем у виска. Заходящий иногда проведать новорожденного иностранца Котов тихо похрюкивал от всего увиденного.

Уезжающие на Землю обетованную отец с матерью закидоны сына оценили по-разному: отец высказался нелицеприятно и нецензурно, мать поцеловала его в наметившуюся лысинку на макушке и кротко посоветовала не быть идиотом.

Но Семена было уже не остановить. Он начал собирать документы на получение эстонского гражданства и подал заявление в ЗАГС, желая отречься от полученных при рождении имени и фамилии и стать Арво Риийком. Фамилию он позаимствовал у матери, а имя выбрал сам, очень уж оно ему понравилось.

Жена поначалу на чудачества мужа смотрела сквозь пальцы, так как он по-прежнему приносил деньги в дом и в походах налево замечен не был. Когда он отказался есть сало и борщ, а вместо них попросил приготовить ему вере пакеогид (блины с кровью) и непременно кааликалартулипудер (брюквенно-картофельную кашу), спросила, не хочет ли он посетить психиатра Появившаяся у него привычка разговаривать с ней на неизвестном науке языке («Торокаая, кте моии прююкки?»), через каждые два слова спрашивая: «Каак этто пуутет по-руски?» – уже начала ее доставать. Чаша терпения переполнилась, когда бывший Семен обрадовал ее новостью, что она в ближайшее время станет не Галиной Малкиной, а Хелью Риийк и сменит жалкую азиатскую Москву на процветающий западный мегаполис Таллинн. Не желающая превращаться в Хелью Галина обозвала супруга кретином, психом и почему-то бандеровцем, забрала детей и уехала к родителям в Харьков.

Он не больно-то и огорчился, купил билет и поехал на свидание с родиной, повторяя под стук колес ставшие родными слова: Сааремаа, Хийумаа, Найсоор, Валга, Коннаоя. Больше всего понравилось Коннаоя («Лягушачий ручей» – речка на границе Эстонии и Латвии), так и повторял почти всю дорогу.

Реальность оказалась жестокой и даже немного гадкой. Столица его новой родины по размерам оказалась много меньше подмосковных Мытищ и встретила ёго, как говорится, мордой об стол. Никто не бросился новообретенному соотечественнику на шею, его просто не замечали. Весь день он ходил по столице, все больше разочаровываясь, а вечер завершился на полном миноре – трое поддатых пузатых блондинов обозвали его на ломаном русском «пархатым жидом» и крепко побили. Прибывший через некоторое время на место происшествия наряд полиции признал его виновным (в получении побоев, очевидно), и ночь он провел в обезьяннике местной полиции, вонючем и грязном, как, очевидно, все подобного рода заведения во всем мире. А утром его, ко всему прочему, заставили заплатить довольно ощутимую сумму денег в качестве штрафа «за нарушение общественной нравственности».

Крушение идеалов оказалось под стать тяжелому утреннему похмелью, тяжелым и омерзительным. Бормоча под нос матерные проклятия в адрес «гребаных чухонцев», несостоявшийся Арво быстренько покинул независимую Эстонию и бросился на Украину, вымаливать у супруги прощения. Что и сделал, хоть и не без труда.

На этом разброд и шатания у Семена закончились. В конце девяносто первого он открыл небольшую частную типографию, и дела пошли неплохо. Залогом этому стали золотые руки эстонца-расстриги, очень кстати образовавшийся талант организатора и, конечно же, профессиональные навыки жены Галины, выпускницы Львовского полиграфического института. Что интересно, связи с эстонской диаспорой Малкин продолжал поддерживать и даже печатал несложившимся соотечественникам разную разность к эстонской Троице и Иванову дню с небольшой скидкой.

Вечером следующего дня состоялся военный совет. Водя раздобытой где-то указкой по карте Черноморского побережья, Саня докладывал присутствующим обстановку, прямо как маршал Жуков на совещании в ставке верховного:

– От Хосты до Батуми три часа ходу морем. Обстановка спокойная, доблестный российский военно-морской флот сидит без горючки и занимается самоохраной. У аджарцев своего флота нет, изредка встречаются лихие люди, но на вооруженных не нападают.

– Как мы доберемся до Хосты? – прервал докладчика Бацунин.

– Поездом. Оружие и рации пусть везет кто-нибудь из нашей службы безопасности. Из Хосты в Батуми лодки бегают как трамваи по Москве, без задержек и опозданий. Нас шестерых переправят туда всего за триста долларов. В Батуми у меня есть выход на главу тамошней эстонской диаспоры, некоего Марти Круля. Этот тип еще тот контрабандист, гоняет из Турции товары рядами и колоннами. Кстати, его уже предупредили о нашем визите.

– Дальше?

– Дальше просто. Эти славные ребята мотаются в Турцию морем и, вы не поверите, по воздуху.

– Даже так?

– Именно. Судя по всему, в том районе у Турции вместо ПВО – просто дырка от бублика. Или, во что верится больше, ребята грамотно засылают в оркестр, и у них есть абонемент.

– Что, в Турции?

– В Турции имеется еще одно эстонское сообщество. Базируется, кстати, в Трабзоне. Оттуда до Чиле около пятнадцати километров.

– Что из себя представляет этот Чиле? – полюбопытствовал Сергей.

– Докладываю, городок расположен на побережье. Население около пятнадцати тысяч. Говорят на каком-то диком наречии, именуемом «черноморским», во всяком случае во всей остальной Турции их почти не понимают. Народ весьма своеобразный. В Турции о нем даже анекдоты сочиняют, как у нас о чукчах. Основное занятие населения – рыбная ловля, слегка виноделие и, конечно же, контрабанда. Интересующее нас заведение, «Ешиль мурена» («Зеленая мурена»), находится приблизительно в пятистах метрах от пристани на улице Каръягды (Снежная).

– Ну, ты и филолог, Саня, – восхитился Квадратов.

– Что сделаешь, интеллект не пропьешь, – скромно ответил докладчик и продолжил: – Итак, улицу я назвал, дом пятнадцать. К нему вплотную примыкает длинный такой дом семнадцать, где, по предположению моего человека, и расположен бордель.

– Сколько этажей?

– Два этажа, как во всех маленьких турецких городках. Комнаты на втором этаже. На первом охрана, два янычара.

– Когда закрывается кабак?

– В полночь выгоняют всех посторонних, потом дверь запирают, и оставшиеся веселятся приблизительно до четырех утра.

– Внутри охрана есть?

– А зачем? Там народ специфический, сам себе охрана. Правда, есть и хорошая новость: при входе туда принято сдавать огнестрельное.

– Запасные входы-выходы?

– По одному на каждый дом.

– Иностранцы там бывают?

– До полуночи туда любят заглядывать в поисках экзотики интуристы. Аборигены их стараются не обижать.

– Сколько дорог ведет на улицу, как ее?

– Три: одна от пристани и две от прилегающих гор.

– Транспорт?

– Думаю одолжить у турецких эстонцев или, в крайнем случае, позаимствовать у посетителей – в «Мурену» модно подкатывать на крутых авто. Вот, собственно, и все. Вопросы есть?

– Остальное – в рабочем порядке, – подвел итог Гера. – Выезжаем сегодня в ночь.

Глава 21. Курортно-туристическая. Окончание. Путешествие и приключения

(Автор не рекомендует пытаться повторить подобное в домашних условиях)

Выехали ранним утром с Казанского и до Хосты добрались без особых приключений, не считая вони в вагоне и пьяных воплей путешествующих.

Перевозчика на месте нашли почти сразу. Ушлый хромой мужик непонятной национальности, представившийся Измаилом, попытался было поначалу слегка развести гостей из столицы (а где этого не делают?), запросив за провоз полторы тысячи долларов и пятьсот сверху «уважаемым людям, без которых тут ничего...», но в итоге согласился на плату по обычной таксе и совсем уже зауважал будущих пассажиров, когда Леха как бы случайно задел ногой сумку. Лязг оружия трудно спутать с чем-либо другим.

Вышли в ночь и к утру высадились в бухточке в четырех километрах западнее Батуми. Их встретили трое вооруженных «калашами» людей.