Александр Грог - Время своих войн-1 Страница 24

   - Обычно заранее предупреждают, а сегодня, видно, приспичило.

   - Сказал, что гости у тебя?

   - Сказал.

   - И что?

   - Сказали, чтобы выметались, баню за собой вымыли, и заново протопили.

   - Бляха-муха, ну вот и помылись! Теперь перепачкаемся. Вроде бы устаканилось все, прошли времена отмороженных.

   - Не здесь, - говорит Седой. - Здесь все на десяток лет опаздывает.

   - Думаешь, не вникнули, приедут разбираться?

   - Это зависит на какой градус подвыпитости упали - потянет "на подвиги" или нет, еще какие девки с ними - умные или неумные. Если неумные - не отговорят, не придумают иную развлекуху - тогда жди гостей.

   - Я с ними поговорю! - тут же заявляет Казак. - Переберу деляг с периловки.

   - Ага! Сейчас! Тебя пусти: братская могила будет, прибирай за тобой...

   - А я без ножа, по-свойски. Феню знаю, прощупаю насколько серьезные.

   - Без собственных наколок? Без перстней на пальцах? Какой ты, бляха муха, уголовничек без наколок, без перстней?

   - Оденусь. Перчатки есть у кого?

   - Боксерские?

   - Карандаш есть химический? Нарисую! Таких нарисую, что сразу язык себе в жопу засунут - как приедут, так и уедут.

   Казак все еще во хмелю.

   - Понадобится, нарисуешь. Но сначала в речке посиди минут двадцать - поближе к ключу. Остынь! Подъедут, позовем.

   - Может я? - предлагает Миша-Беспредел, разминая шею.

   - Тебя детинушку увидят, сразу задумаются "про жизнь", да за стволы. У них обязательно стволы в машине должны быть. Стрелять им нельзя позволить, и уйти отсюда должны так, чтобы никаких последующих протоколов.

   - Если сейчас не выучить, - возражает Седой, - этим дело не кончится - город их!

   Но Командир похоже все решил.

   - Идут "левые" полной парой, Седой - тормозом, чтобы не увлеклись, от "правых" один Молчун. Ему - отсечь от машин, нейтрализовать группу прикрытия, если такая будет, стволы обобрать. Вряд ли они со стволами к бане пойдут. Там у машин один или двое останутся, по максимуму - три. "Пятый" справится. Слышишь, Молчун? Там тоже без холодных - глумить нежно!

   - Почему я в пролете? - удивляется и даже чуточку обижается Извилина.

   - По профилю. Тебе, если понадобится, город придется щупать. Как бы не пошло, не светись. Возможно, тот случай, когда точку не мускулы поставят, а мозги.

   - Не нравится мне это. Не чужая ли прощупка, как ты считаешь, Седой?

   - Нет, - уверяет хозяин бани. - Если с ними чужих не будет, то точно - нет. Ситянских я всех знаю. Играют в бригаду "кина насмотревшиеся". Братья-разбойники.

   - Вербанем, когда Извилина пощупает? Сгодятся?

   - Тогда руки-ноги не ломайте, - говорит Седой. - Ситянские, а они все как один, словно и неместные: неотходчивые, обидчивые - эти всегда помнить будут.

   - А сменить верхушечку? - живо интересуется Извилина. - Или на них все держится?

   - Вот и разберешься, если понадобится, - говорит "Первый". - Ты же у нас вроде начштаба - мозгуй!

   - Может, и не явятся, - сомневается Седой, сам себе не веря.

   И все чувствуют его неуверенность.

   - Есть рванина? - глухо спрашивает "Пятый".

   Седой находит старое из своего рыбацкого. Федя-Молчун натягивает брошенное прямо на голое тело и выходит в ту дверину, что в сторону реки.

   Петька-Казак тоже заявляет, что не желает пачкать свое, и выпрашивает брезентовую ветровку... Ждут минут сорок - уже бы и кошка умылась, а гостей все нет. Некоторые решают, что "отбой", но тут Седой, сидящий снаружи на толстой колоде, стучит клюкой в дверь.

   - Прибыли.

   Петька-Казак и Лешка-Замполит смотрят в дверную щель.

   - Три машины!

   - Бля! - роняет Замполит растерянно и оборачивается, - Их там, по меньшей мере, десять рыл, шесть сюда намыливаются, плюс две бабы с ними, а ты, Воевода, нас двоих отправляешь. Я же только недавно зубы себе вставил!

   - Всех на себя не берите, парочку спугните на "Пятого", он к этому времени у машин приберется, - советует "Первый".

   - За баб ручаюсь - пугну. Но шесть... - качает головой Замполит. - Это же не городские - другая кость.

   Берет ведро и выходит. И Петька-Казак следом - в черных семейных трусах, брезентовой выгоревшей ветровке без капюшона и грязных земляных перчатках, в которых Седой имеет обыкновение выколачивает дерна, расширяя участок под новые гряды.

   - Бодливой корове бог рога не дает? - интересуется Извилина у "Первого". - Казак нож взял - не увлекся бы...

   - "Шестой" тоже пошел не пустой. "Стечкин" в ведре под тряпками, - подтверждает Командир, - И что? Приказ знают...

   ...От реки на взгорье и за ним видны дома, верхушки их, старые рубленые, похожие на торчащие в сочной зелени грибы. Деревня утопает в траве. Иной бы увидел в этом красоту, другой запустение. Высохнет трава на корню, и по сухой осени, либо весне гореть ей от неосторожного окурка или злой прихоти, гореть тогда и домам - тем заброшенным, заколоченным, пустотелым и едва живым со своими старухами, которым "не в мочь"...

   От дороги к реке, к бане спуск едва заметный, пологий. Но идти надо огородом, сперва мимо огромной липы и парника, потом между двух шматин высаженной картошки, которая только недавно дала росты, но уже была окучена, и теперь огрызки зелени пальцами торчали из длинных рыхлых борозд.

   - Ишь, вышагивают... Нет, без драки не отступят, по рожам видно - развлекаться идут. Еще и бабы эти... Перед ними пофорсить хотят! - расстраивается Лешка-Замполит за неумных людей, идя лениво, нехотя.

   - Не бзди, Макар, я сам боюсь!

   Петька-Казак переступает часто, нетерпеливо, будто радуясь прекрасному дню, солнышку, зелени и предстоящей работе, едва не роя землю ногами, словно застоявшийся молодой конь, и тут же принимается упрашивать Седого.

   - Седой, только ты не встревай, играй стороннего, будто мы тебе едва ли не чужие.

   - Да! - соглашается Замполит: - Уговаривай нас и их полюбовно разойтись. А начнут за спину заходить - клюкой их по кумполу!

   - Смороду не поломайте! - роняет Седой. - Элитная!

   Седой выращивает черную смороду ягодинами размером с большой ноготь, по вкусу напоминающими виноград. Есть о чем беспокоиться. В земле поковыряться любит. В огородничестве развлекает себя тем, что проверяет как соседится клубень картофеля с другими съедобным или полезными: лопуха, чертополоха, иван-чая и прочими. Осенью, видя результаты, становится не в меру задумчив, рассеян, что-то лихорадочно записывает в своих тетрадях...

   Все трое разом останавливаются у гряд - самое удобное месте; где тропинка, уже не стесненная картофельными бороздами, вытекает на широкое и можно разойтись даже вчетвером. Петька-Казак роняет нож в траву, а Лешка-Замполит аккуратно ставит ведро позади себя, и легонько отпихивает, опрокидывает ногой.

   Встречные берегут туфли, спускаются гуськом, один за одним, мимо огромной величественной липы и неказистого парника, и ниже, к распаханному, по тропинке набитой между двух порядочных шматин картошки...

   Лешка-Замполит, пистолетчик, если уж не божьей милостью, то собственной настырностью точно, этот идеальный для стрелка момент видит по-своему, как мечту всякого пистолетчика - мастера скоротечных огневых контактов; свою вытянутую вперед руку и движение, наплыв... "видит", как складываются и падают перед ним, а он, разворотом перезаряжает обойму и добивает контрольками в голову тех, кто шевелится. Почувствовал это так явственно, так зримо, словно состоялось только что. Даже крякнул.

   - Эх!

   И Петька-Казак видит свое, собственную картинку; как проходит с ножом всех этих неумелых людей, но в отличие от Замполита, ему уже не надо оборачиваться кого-то добивать - это пуля-дура, а граната - идиотка, но нож, практически любой нож, умен в его руках. И стал думать, какие ножи могут быть у этих людей...

   Казак действительно прошел бы всю цепочку с ножом за несколько секунд, и первые только падали ли бы навзничь или опускались на колени, когда в последнего уже входил метал, отыскивая сердце. А Леха мог бы отстрелять это "детское упражнение" - линейку, и ничего не изменило даже если бы у всех, кто подходил, пальцы были уже на курках... Но сейчас оба стояли и чувствовали себя, словно голые, спешили определить "главного", которого в идеале надо было "сделать" первым. Ведь каждая группа, даже самая дешевая - это подразделение со своим уставом и собственным центром. Наперво надо бить центр.

   - Стоп, паря, - выговаривает Петька-Казак тому, кто идет первым: - Дальше - карантин!

   Стоят, некоторое время разглядывая друг друга. "Ситянские" с брезгливым любопытством, как на всяких неумных пьянчуг, принявших на грудь для храбрости. Казак с Лехой смотрят наивно. Петька держит руки, чтобы видели: в одной пусто, в другой - нет ничего. Седой пристраивается у своих кустов смороды, словно он здесь ни причем, будто все, что произойдет, его касаться не должно.