Сергей Зверев - Батяня просит огня Страница 24

По прошествии каких-то сорока минут лодка была полностью готова, как, собственно, и новый план действий. Пока Батяня латал плавсредство, Никитенко в свойственной большинству думающих людей манере вышагивал по побережью. Там он наткнулся на труп одного из членов экипажа того самого катера, который они совсем недавно разнесли в клочья. Первое, что бросилось в глаза молодому офицеру – это форма нападавшего. Она хоть и была военной расцветки, но какие-либо знаки различия на ней полностью отсутствовали.

«Скорее всего, частная охрана», – заключил лейтенант.

Обыскав тело, лейтенант обнаружил какой-то плоский жесткий на ощупь предмет. Рассмотрев находку, он понял, что это пластиковый пропуск в лабораторию, расположенную на окраине Манауса. Наверняка это та самая лаборатория, которая и являлась конечной точкой их маршрута. Он тут же поспешил со своей находкой к Лаврову.

– Ни хрена себе, – удивился Батяня. – Похоже, кто-то очень не хочет пускать нас туда. Опиум они там, что ли, выращивают? Не нравится мне все это. – Батяня прищурился и сплюнул на землю. – Как бы там ни было, скоро мы все узнаем сами. Вот, лодка уже готова. Надо подождать несколько минут, пока клей окончательно схватится. – С этими словами Батяня взял внушительных размеров валун и прижал намазанную клеем запаску к борту лодки. – Нам необязательно, чтобы там все идеально гладко спаялось – дырка-то в надводной части. А пока давай соберем оставшийся реквизит и основательно подготовимся к предстоящей вылазке. Чувствуется мне, ночка будет не из легких!

Непонятно почему, но лейтенант как-то сразу поверил в прогноз Лаврова по поводу «ночки». После всего пережитого опыт и профессионализм Лаврова не вызывали у лейтенанта никаких сомнений.

Лодка скользила по воде, Батяня направлял вперед многострадальное плавсредство, а Никитенко напряженно вглядывался в предрассветную пелену тумана. Где-то неподалеку была лаборатория, и рядом с ней, скорее всего, находился пирс. Но причаливать к нему было бы самоубийством, поэтому было решено провести разведку с воды, благо густой туман предоставлял такую возможность. Самым выгодным в этой ситуации было то, что лодка останется незамеченной для стороннего наблюдателя, в то время как у Батяни и лейтенанта будет достаточно времени, чтобы сориентироваться и не выдать себя.

– Да, это здесь, – наконец-то сказал Лавров.

Он узнал тот самый катер, который увез Железняка прямо у них из-под носа. Теперь можно было явственно различить эмблему Гринписа на корме судна. Сомнений не было – это катер Ружены, следовательно, она уже прибыла в лабораторию. Времени оставалось не так уж и много.

– Дальше не пойдем, – сказал Батяня. – Причалим здесь, в сельве, а к лаборатории будем пробираться пешком.

Они вытащили лодку на берег и замаскировали ее ветками и травой. Вполне может быть, что придется спешно отступать по направлению к воде, а здесь им никто самолет напрокат не даст. Батяня осторожно пробирался к предполагаемому местонахождению ворот. Никитенко следовал за ним, держа автомат наготове. Он размышлял о том, как им придется действовать дальше. Брать лабораторию наскоком было бы глупо и непродуктивно, поэтому оставался второй вариант – выжидать. Есть, конечно, соблазн снять часовых и незаметно проникнуть внутрь, но кто знает, какие еще сюрпризы таятся на территории столь бдительно охраняемого объекта. Через кустарник были видны тяжелые бетонные стены и колючая проволока. Никитенко исключительно в целях эксперимента бросил на проволоку кусок ветки – послышался треск, и сизый туман на мгновение озарился небольшой электрической вспышкой.

– Под напряжением, – прокомментировал Батяня. – Значит, не стоит пробовать перелезть. Хорошо, рискнем все-таки подобраться к воротам.

– А может, подойти со стороны причала? – спросил Никитенко.

– А толку? – развел руками Лавров. – Там наверняка блокпост и вообще основная точка концентрации сил противника. Если мы найдем другие ворота или хотя бы какой-нибудь лаз, то можно будет попытаться. А стучаться в дверь к шайке головорезов, которые только и мечтают, что пустить тебе пулю в голову – дело неблагодарное.

Никитенко согласился с ошибочностью своих предположений и послушно последовал за майором. Выбора действительно не оставалось. Приходилось ориентироваться, как говорится, по ситуации. Их пока не обнаружили – это плюс. Они не знают, куда идти – это минус. И в принципе, если сопоставить все положительные и отрицательные моменты, становилось понятно, что в целом надежда еще есть. Видимо, сельву, окружавшую лабораторию, время от времени подрезали, так как иметь под своими стенами природой созданные наблюдательные пункты и штурмовые точки было бы неосмотрительно. Тем более массивные корни гигантов амазонских низин способны пробить даже бетон.

Батяня старался идти как можно бесшумнее. Он чувствовал, что где-то близко уже должен быть тот самый ход, который он так усердно ищет. Однако вместе с тем присутствовало и какое-то другое ощущение – скрытой опасности. И потому Лавров держал оружие в полной боевой готовности. Он был сосредоточен на любых, даже самых несущественных, шумах, доносившихся из чащи. И вдруг он услышал какой-то странный и тихий звук, похожий на плевок. Он резко обернулся и увидел, как лейтенант Никитенко тяжело оседает в траву. Батяня, подскочив к нему, заметил торчавший дротик и по его положению приблизительно определил, откуда был произведен выстрел. Он схватил автомат наизготовку и прыгнул в намеченную сторону. Совсем рядом вдруг зашелестели кусты, и с молниеносной быстротой кто-то прошмыгнул прямо перед майором, чуть ли не коснувшись ствола его оружия.

«Вот погоди, сволочь, сейчас ты у меня спляшешь польку-бабочку!» – зло подумал про себя Батяня и изготовился дать очередь в сторону резво удирающего противника. Но вдруг он снова услышал чавкающий звук, и почувствовал, что какая-то гадость впилась ему в загривок. Он быстро выдернул дротик, точно такой же, какой торчал из шеи безмятежно дремавшего Никитенко. Майор бросил дротик на землю и решительно передернул затвор, подумав: «Собак будете этой гадостью травить, а меня просто так не возьмете!», как вдруг ноги его подкосились, а тело начало безвольно заваливаться набок.

«Все-таки достали, сволочи», – успел подумать Лавров прежде, чем окончательно провалился в кромешную темноту.

Глава 25

Геннадий Железняк очнулся в тесном полуосвещенном помещении с плотно заколоченными окнами и смрадным запахом. Голова трещала, бока болели, а свет висевшей под потолком лампочки мучительно резал глаза. Запекшаяся на губах и лбу кровь неприятно стягивала кожу, а сломанная рука ныла. Облизнув пересохшие губы, Железняк попытался восстановить в памяти все, что произошло с ним.

Железняк вспомнил, как выпрыгнули Лавров с Никитенко, как пилот с ругательствами вцепился в штурвал гидроплана. Он еще помнил, как пилот что-то прокричал об экстренном приводнении. Дальнейшие события слились в единую болезненную, кровавую кутерьму.

Первым погиб гранатометчик – он не успел сгруппироваться и от удара его буквально размазало по стене самолета. Потом был еще один мощный толчок, ремень безопасности порвался, Железняк обо что-то ударился и провалился в темноту. Теперь он наконец пришел в сознание. Хуже всего было ощущать свою беспомощность. Рука была по-прежнему поддерживаема лишь одной деревянной шиной. Ее наложила Ружена, но Железняк этого не знал. Как, впрочем, и о том, кто был тот субъект, стоявший в данную минуту перед ним с какими-то знакомыми бумажками в руках. Прежде чем этот человек заговорил, Железняк успел его разглядеть. Это был невысокий молодой человек с весьма незапоминающимся лицом. Однако в темной шевелюре – белая прядь, не запомнить эту особую примету опытный военный разведчик не мог. Однако тот человек, похоже, не слишком любил, когда на него вот так вот пялились, внимательно сканируя с головы до ног.

– Ну что, очухался? – с самого начала Железняк почувствовал неприязнь к этому человеку, и это нехорошее ощущение с каждой новой секундой все усиливалось. Поэтому вместо вразумительного ответа «подследственный» только промычал что-то нечленораздельное. В общем-то, он бы мог вполне четко ответить на столь грубое обращение каким-нибудь бранным словом, но предпочел пока воздержаться от этого.

– Узнаешь вот это? – Курагин ткнул в лицо Железняку небольшую пачку документов. Несмотря на запекшуюся кровь, мешавшую смотреть, Железняк без труда различил свои собственные документы, тактическую карту задания и вырезку из журнала с фотографией Крумловой. Правда, о сути задания ему пока в точности ничего вспомнить не удавалось.

– Узнаешь, я тебя спрашиваю? – Курагин уже начинал нервничать и поэтому чувствительно ткнул Железняка в сломанную руку. Тот издал громкий болезненный стон и слабо выдавил из себя: