Александр Бушков - Бешеная Страница 24

– А тот друг – он кто?

– Покойник, – сказал Слава. – Приставко из «Долекс ЛТД». Тот, что застрелился две недели назад, так что этот след нам не потоптать… Дело чистое, натуральное самоубийство, ты ж должна помнить.

– Помню, – кивнула Даша. – А насчет часов? Толик был?

– Был. И велел тебе передать, что часы обе носили постоянно. У Артемьевой – «Ориент», у Шохиной – какая-то дамская стрелочная крохотулька, импортная и приличная… Что, тянет наш неизвестный друг на фетишиста?

– А черт его знает, – сказала Даша. – Но на вышку он точно тянет… Ага!

К сержанту, меланхолично бродившему вокруг трех иномарок, подвалил вышедший из кафе верзила, и разговор моментально пошел на повышенных тонах. Сержант, как учили, ткнул пальцем в сторону «Москвича». Даша опустила стекло и сделала ручкой. Верзила, враз опешив, постоял в раздумье, потом смачно плюнул и скрылся за стеклянной дверью. Сержант обрадованно вернулся в машину.

Подъехала светло-серая «Волга» Воловикова. Шеф вылез и, не оглядываясь, направился в подъезд – ну конечно, сразу их засек. Бравые сыскари выскочили и пристроились в кильватер. Все трое молча прошли мимо ковырявшегося в замке кодовой двери слесаря, Воловиков прошел мимо лифта, поднялся по лестнице, меж вторым и третьим этажами повернулся к ним:

– Имеем веселую жизнь, орлы. Список друзей и знакомых Олечки Ольминской длиной с проспект Авиаторов. Творческие люди, деловые люди, мафиозные люди, серо-буро-малиновые… Короче, если с маху не угодим в десятку или не выпадет счастливого случая, разматывать этот клубок будем до пенсии. Учитывая, что нас к тому же оч-чень просили быть деликатными…

«Ну конечно, – подумала Даша. – Еще один аспект такого вот дела – когда убивают человека известного. Никто, боже упаси, на органы не давит, но масса народу с весом и положением заклинает держаться деликатнее. А народ такой, что поневоле приходится проявлять чуткость. Это не всегда означает, правда, будто доброхоты пытаются затушевать какие-то жуткие тайны – не нравится им вторжение примитивных сыскарей в нечищеных сапогах, вот и все… нечего делать сыскарям посередь бомонда. Правда, одновременно бомонду поперек шерсти, что его, утонченного, вдруг убивать начинают…»

– Что, уже Москальца задействовали? – спросила Даша.

– Да нет пока. Но ведь задействуют…

– А сейчас мы куда? Проявился хахаль?

– Ну, – Воловиков нажал кнопку вызова лифта. – Едем на восьмой. Житенев Вениамин Степанович, видеоинженер студии «Алмаз-ТВ». Штатный любовник. Насчет него тоже просили поделикатнее, так что брать будем, только ежели найдем на холодильнике тот самый армейский штык в кровище…

А в общем, поглядим. Мало ли что на наше счастье подвернется.

– Уверены, что дома?

– Почти. Со вчерашнего вечера ушел, сердешный, в запой, а спиртным он дома обычно наливается. Утром районщикам дверь так и не открыл никто…

Едва они вышли из лифта, по ноздрям прямо-таки ударил густой, аппетитнейший запах жареной курицы. Слава невольно покрутил носом:

– Сабантуйчик у кого-то…

– Запой у кого-то, – ухмыльнулась Даша. – У тебя жена домовитая, ничего не спалит, вот и не знаешь. А у меня был похожий случай на Щорса… Курица, Слава, в отличие от, скажем, говядины так благоухает в одном-единственном случае – когда подгорит до угольков…

Она принялась звонить в дверь тридцать девятой квартиры. Аромат, похоже, струился как раз оттуда. После дюжины длинных звонков Даше надоело, и она распорядилась:

– Славка, вали каблуком…

Тот, повернувшись спиной, несколько раз приложил подошвой. В сороковой отчаянно заливался кокер, тот самый Джой – но юная Анжелика так и не появилась, то ли сидела, притаясь, то ли ушла.

Наконец щелкнул замок. Из распахнувшейся двери шибануло жареной, то бишь сгоревшей курицей с некоторой примесью перегара. Перегар исходил от субъекта, являвшего собою живое наглядное пособие на бессмертную тему: «Сколько ни пей, а похмеляться будешь водою». Субъект был Дашиных лет и в трезвом виде, должно быть, мужик симпатичный – но сейчас при одном взгляде на него хотелось пивка.

Он все еще таращился на них, покачиваясь, когда Даша бодро сказала, вспомнив какой-то фильм:

– Здорово, Беня.

– Не Беня, а Веня… – пролепетал хозяин, тоже, очевидно, этот фильм видевший.

– Ну я и говорю… – и Даша, решительно его отодвинув, вошла в прихожую. Подполковник и Славка, решительно выпятив подбородки, двигались следом. Все трое, пошаркав для порядка подошвами о коврик, бесцеремонно ввалились в комнату.

С точки зрения законности все было в порядке. Их, конечно, не приглашали войти, но и препятствовать хозяин не стал – из-за того, что находился в похмельном ступоре, но это уже дело десятое.

– А собственно… – пробурчал Веня.

– Мы – не алкогольная галлюцинация, – сказала Даша.

– А п-потрогать можно?

– Но-но! – сказала Даша, увидев, что трясущаяся рука нацелилась на ее щеку. – Мы – тимуровцы. Бюро добрых услуг. У тебя, Веня, курица сгорела, вот мы и пришли, пока пожара не наделал…

Хозяин, запнувшись о ковер, неловко развернулся в сторону кухни, откуда волнами наплывали дивные ароматы:

– Это я, значит, поставил…

– И заглотал дозу. И вырубился, – с большим знанием дела сказала Даша. – Слава, ликвидируй птичку, тут скоро газовая камера получится…

Славка ринулся на кухню. Притворил за собой стеклянную дверь и загремел противнем. Кухня моментально наполнилась сизым дымом.

– А вы, собственно, кто? – только теперь догадался спросить похмельный Вениамин. Обозрел себя, но, установив, что из одежды на нем имеются лишь мятые адидасовские штанцы, смущаться тем не менее не стал, был выше таких сложностей. – Ольга где?

Даша огляделась. Спальня, должно быть, – та, другая комната. А эта выполняет роль гостиной: пара книжных полок, видеодвойка, парочка мягких кресел – и ничего более. На ковре раскиданы видеокассеты и пустые бутылки в неменьшем количестве – две из-под финской лимонной, остальные пивные. На столике рядом с телефоном – офицерская фуражка, новешенькая. Кокарда, двуглавый орел, по размеру вполне подошла бы Ольге, завершая маскарад. Даша показала Воловикову на нее взглядом. Тот молча кивнул.

– Нет, господа и дамы, вы кто? – вопросил хозяин, качаясь.

– Милейшие люди, – сказала Даша. – Уголовный розыск. Когда ушла Ольга?

– А я знаю? Проснулся, ее уже нету. Ей под камеру к половине восьмого… О! Сейчас семнадцатый врубим и посмотрим… – Он направился было к телевизору, но передумал и свернул к столику, где рядом с фуражкой родником живой воды посверкивала нераспечатанная бутылка шампанского.

Воловиков слегка пожал плечами, вид у него был чуточку разочарованный. Даша прекрасно шефа поняла. Судя по аромату застарелого перегара, по всей манере поведения, по облику – душевно квасить этот тип начал еще со вчерашнего вечера. Безусловно, и в таком состоянии сотни людей совершают убийство – вот только оформляются таковые убийства предельно примитивно. Весь их ментовский опыт вопиял, что у запившего Вени не хватило бы ни ума, ни, что важнее, физической возможности совершить убийство Олечки Ольминской так, как оно было совершено. Один-единственный меткий удар, сокрушивший шейные позвонки, два точных тычка тесаком, убийца растаял в воздухе подобно человеку-невидимке – не смешите… Даже если бы не засветился «черный», Веня в главные подозреваемые никак не годится.

Что, впрочем, вовсе не означает, будто его не следует разрабатывать.

Воловиков мягко переместился по ковру – и достал хозяина в тот самый момент, когда тот уцапал было шампанское. Шеф не произнес ни слова, не сделал ни единого угрожающего жеста – он просто надвигался неотвратимо и тупо, как бульдозер, так что Житеневу пришлось отступать, отступать… пока не уперся лопатками в стену, все еще стискивая бутылку с черной этикеткой.

– Так откуда мы? – спросил подполковник, глядя жертве в глаза обаятельнейшим взглядом голодного удава.

– Тимуровцы…

– Дуру не гони.

– Ну, уголовный розыск… Только я-то тут при чем?

– Где Ольга?

– Ну на студии, наверно. Говорю, я спал, когда уходила. Дверь сама захлопывается…

– Почему на ней военная форма?

– Ох-ти нате, хрен из-под кровати… – Житенев схватился за голову обеими руками (и ушиб висок горлышком бутылки). – Ну вы мне еще скажите, что к ней комендантский патруль прискребся… Передача у нас такая. «Служу Советскому Союзу».

– Нет у вас такой передачи.

– Ну, нет. А вам какое дело?

«Он не убивал», – уверенно сказала себе Даша. Можно быть великолепным актером – но никак нельзя совместить великолепную актерскую игру и неподдельное глубочайшее похмелье. О таких артистах мир еще не слышал. Уголовный розыск – тоже.

Вполне возможно, даже наверняка, такие мысли блуждали и в лысоватой голове шефа, Даша его прекрасно знала. Но Воловиков по-прежнему стоял, прижимая хозяина к стене, глядя с ласковой угрозой, мертвой хваткой зажав руку с бутылкой. И добился-таки своего. Классик верно писал, что жить с похмелья – страшно. Запала у Житенева хватило ненадолго, вскоре он расплылся в жалобной улыбке: