Александр Щелоков - Нападение Страница 24

Ближе к причалу у самого уреза воды группа наткнулась на труп бородатого мужчины в камуфлированном костюме. Он был убит выстрелом в спину. В метре от его отброшенной наотмашь правой руки под тонким слоем воды лежала прямоугольная металлическая коробочка серого цвета с небольшим усиком антенны. В ногах убитого валялся автомат с ремнем, обмотанным белым бинтом.

– Не нравится мне эта коробка, – сказал командир группы лейтенант Рогов.

– Мне тоже, – согласился радист сержант Ярцев. – Похоже на рацию. Во всяком случае, вижу антенну. И сенсорная клавиатура от нуля до девяти, как у микрокалькулятора.

– Скорее всего, дистанционный привод радиовзрывателя, – предположил Рогов. Он поднял пистолет и выстрелил в середину коробки. – С дыркой ей лучше…

Обнаружить караульных с причального поста не удалось.

13. Кизимов. Улица бывшая Коммунистическая, ныне Пролазная. Дом 21

Вечером, в день отъезда людей Чаплински на операцию, в квартиру начальника Кизимовского уголовного розыска майора милиции Пушкова позвонили. Дверь открыл сам хозяин. На пороге стоял его бывший коллега Кузьма Иванович Мудров в старенькой милицейской форме без погон, в сапогах и фуражке. Пушков с удивлением взглянул на гостя, предложил: «Проходи» – и только потом протянул руку:

– Через порог не здороваются.

– Я к тебе, Михаил Петрович, – сказал Мудров.

– Что случилось?

– Даже начинать неудобно… – замялся Мудров.

– С чего вдруг? Зря же ты не пришел бы?

– Сам понимаешь, в наши дни на таких, как я, смотрят с подозрением. Старый кадр. Родился при Сталине. Служил при Брежневе. Тоталитарно-застойный легавый. Ловил и сажал демократически настроенное жулье.

– Ну это ты брось… Какой же у ворья демократический настрой?

– Как же – какой? Кричат ведь: «Тюрьмам – условия санаториев!».

– Ладно, оставь эту тему, – сказал Пушков, раздражаясь. – На кой хрен самоуничижаться? Если пришел – говори без предисловий.

– Без них не выйдет. – Мудров вздохнул. – Скажу что не так – отшатнешься, а мне больше и пойти не к кому.

– Кузьма Иванович! – воскликнул Пушков. – Мало ли мы с тобой на какие темы трепались?

– Я к тебе, Петрович, с подозрениями. Смех – и только! Тоталитарно-застойный легавый унюхал в Кизимове мафию.

– Вышел на какой-то след?

– Вышел. Про «Экомастер» слыхал?

– Кто же о нем не знает? Демократическая общественность Кизимова, как у нас говорят, «демокизы», высоко ценит этот смелый прорыв в будущее.

– Что-то ты заговорил слишком красиво.

– Не я. Так говорит наш главный демократ – городской голова Гуревич. Малое предприятие – это одно из основных направлений современной экономики. И от нас требуют поддерживать предпринимателей.

– Даже так?

– Во всяком случае, не мешать им.

– Предприятие, Петрович, это когда что-то производят. Такие надо поддерживать. Пестовать, я бы сказал. Но если ты поставил возле подвала банка вентилятор и выдуваешь оттуда банкноты, я подобное предпринимательство называю жульничеством.

– Если банкноты хранятся так плохо, что их можно выдуть, виноват сам банк.

– Каким ты был, Петрович, таким и остался. Раньше тянулся перед секретарями райкома, теперь повторяешь рассуждения демокизов. Где же свобода мнений? Плю-ра-лизм – так, что ли, произносится?

– Брось трепаться, старик! – оборвал его Пушков довольно резко. – Я уже на выходе, и мне один хрен, вышибли бы меня раньше тоталитарным пинком или теперь попрут демократическим жестом руки – пшел вон!

– Значит, ничего не изменилось?

– Изменилось все. Раньше я знал правила игры и не отступал от них. Теперь правил нет, и все приходится угадывать. Берешь жулика за жабры, трясешь, а он, оказывается, и демократ, и патриот, и личный друг, и акционер, и спонсор в придачу. А ты становишься врагом инициативы и прогресса. Поэтому надо помнить о правилах соразмерности, отменить которые не может даже демократия.

– Что за правила? Не слыхал.

– Все ты знаешь, обо всем слыхал. А суть их в том, что при любой системе подчиненный должен не показывать вида, что ему не нравится, как воняет из-под мышек начальника. И все.

– Да здравствует свобода! – сказал Мудров, выбросив вверх сжатый кулак.

– Ладно, что у тебя с «Экомастером»?

Мудров, торопясь, стал рассказывать все, что сумел понять в деле с той поры, как столкнулся с фирмой Кесояна. Когда он рассказал о контактах предпринимателей с Клыковым, Пушков насторожился.

– Ты за ними следил?

– Протестую. Следить за ними у меня нет права, верно? Зачем же нарушать закон?

– Хорошо, допустим. Ты видел встречи предпринимателей и нашей урлы в разных местах и в разное время. Так?

– Точно. В разных местах и в разное время. И пришел к выводу: они скооперировались.

– Деньги и ножи?

– Не все так просто, Петрович. Сложнее. Деньги с деньгами. Ножи с ножами. Так точнее.

– Что-то ты мудришь, старик.

– Нисколько. Нынешний Клык не просто нож. Он ко всему и мешок с деньгами.

– А где ножи?

– Час назад все они уехали. На трех машинах. Кооператоры, Топорков, Абдуллаев, Зотов. Чует мое сердце – на дело. Десять человек сразу! Такими силами сельпо щипать не ходят.

– Куда поехали?

– Я за ними прокатился до Щекинской развилки. И, учти, не следил. Просто случайное стечение обстоятельств. Собирался в Тарбеевку. Там вроде запчасти к «москвичам» появились…

– Запчасти – на ночь глядя?

– А кто мне запретит?

– Ладно, давай толкуй дальше.

– На развилке две машины свернули к озеру, одна – прямо.

– Но ведь дорога на Сузок закрыта «кирпичом».

– Если они задумали что-то серьезное, их и кирпичная стена не остановит. А серьезное, по-моему, это… это база «Буран».

– Почему так решил?

– В последнее время к ним зачастил сержант из гарнизона. Потом появился прапорщик…

– Фамилии?

– Не знаю, просто обратил внимание на них. И все…

– И все же, может, слыхал случайно?

– Случайно – да. Сержант Елизаров. Прапорщик Лыткин.

– Елизаров? Знакомая фамилия. Была наводка, что он приторговывает патронами… Хорошо, что ты предлагаешь?

– Давай, Петрович, прокатимся. А? По старинке? Как бывало, когда я тобой командовал. Или остались плохие воспоминания?

Пушков молчал, задумчиво почесывая кончик носа.

– Тряхнем стариной, – снова повторил предложение Мудров. – Поверь интуиции старого деда.

А Пушков и без того с самого начала понял: во всем, что говорил Мудров, несомненно, имелась криминальная прокладка. Только какая? И эта неясность становилась всегда самым сложным обстоятельством любого уголовного дела и вместе с тем делала его интересным. Во всяком случае, сейчас никто ничем не рискует, если они вместе прокатятся по городу. Ведь чем черт не шутит…

– Едем, – сказал Пушков, соглашаясь. – Сейчас соберусь. Оружие есть?

– Точно, – подтвердил Мудров. – Да не волнуйся, ружье охотничье. Все по закону…

Согласие Пушкова породило у старого милиционера прилив особого возбуждения, которое он не испытывал с того самого момента, когда оставил службу. А ведь в молодые годы, собираясь на задержание, Мудров всегда чувствовал, как на него накатывала неожиданная веселость, желание шутить, смеяться самому и тормошить друзей, видеть, как они смеются, отвечая на его шутки. Он с удивлением глядел на суровые лица тех, с кем собирался на операцию, удивлялся, почему они хмурятся, цепенеют в подчеркнутой строгости. И вот азарт прежних лет вновь вернулся, и он подумал, что все пройдет удачно и на этот раз, не может не пройти, и уж кому-кому, а поганцу Клыкову они не уступят ни в решимости, ни в хитрости.

– Я к машине, – сказал Мудров и покрутил ключами, надетыми на палец.

– Давай, – кивнул Пушков. – А я позвоню в отдел. Попрошу дежурного слушать меня. Буду информировать по рации. Как говорят, подстелем соломку на всякий случай.

Мудров с завистью подумал, что в его времена у милиции такой роскоши не было. Какие там рации! Телефон и тот работал из рук вон плохо. Однако и они боролись…

Проехав Щекинскую развилку, Мудров свернул налево, к озеру Сузок. Справа, на бетонном столбике, стоял хорошо видимый знак «Проезд воспрещен», в просторечье именуемый «кирпичом». Не обращая на него внимания, они проехали еще метров триста по дороге, которая вела в гарнизон, и притормозили. Аккуратно съехав в сторону, Мудров загнал свой «москвич» за кусты орешника, густо обложившие обочину.

Они вышли из машины, прислушались, и тотчас со стороны озера донесся треск автоматического оружия.

– Учения, что ли? – спросил Пушков.

– База не то место, где учатся стрелять, – сказал Мудров, – да еще по ночам. Стрельбище у них на Митькиной пустоши. А она в другой стороне.