Михаил Серегин - Закон блатного мира Страница 24

– Притормози, Колян, тут за следующим поворотом ментовский блокпост, – сказал с заднего сиденья Филин, трогая брата за плечо.

– Я помню, – коротко ответил Колыма. – Сейчас приторможу.

Блокпост они миновали благополучно. Менты как раз только что тормознули какой-то грузовик и сгрудились вокруг него, совершенно не обратив внимания на скромную белую «Тойоту», проехавшую мимо.

– Фу-у, пронесло, – вздохнул Филин. – Теперь, считай, минут двадцать до «Шанхая» осталось, не больше. Колян, а там нам еще долго до лепилы ехать? Я за пять лет почти забыл, как до него добираться.

– Недолго, – отозвался Колыма, снова прибавляя скорости, но не нарушая, впрочем, при этом установленный скоростной режим. – После того как до «Шанхая» доедем, еще минут десять, не больше.

– Ясно... – протянул Филин. Потом он сделал паузу, словно обдумывая что-то, и снова заговорил: – Слышь, Колян, а справится этот лепила? Рана-то, конечно, не самая опасная, но и возраст у Бати уже какой... Да и крови... Эх, ядрена вошь! – Филин осекся, перебив сам себя.

– Что там? – резко спросил Колыма. Он не мог даже оглянуться, все его внимание было приковано к дороге.

– Да опять кровь пошла! – сдавленным голосом ответил Филин, перегибаясь через спинку сиденья и наклоняясь к смотрящему.

– Погодь, сейчас я ему рану зажму. Старик и так ведь крови сколько потерял!

Смотрящий негромко застонал.

– Ты зажимай осторожнее, а то только хуже сделаешь, – напряженным голосом прикрикнул на брата Колыма. Нога его при этом непроизвольно нажала на газ, и «Тойота» пошла быстрее, уже заметно превышая дозволенную скорость. В этот момент смотрящий снова застонал.

– Да осторожнее ты! – рявкнул Колыма.

– А что я сделаю?! Если слабее зажимать, то кровь течет! Пусть уж лучше ему больно будет, но хоть кровь он не теряет! От боли не загибаются!

Колыма хрипло выругался себе под нос. Брат был прав, но легче от этого не стало.

– Колян, – снова подал голос Филин. – Так я что хотел сказать... Справится лепила-то? А то привезем твоего пахана, а он чего-нибудь накосячит. Дело-то серьезное, а я помню, когда мы к нему заваливались, у него не очень круто все поставлено было. Тут ведь нужно будет переливание делать и все такое...

– А что делать?! – отозвался Колыма, с трудом сдерживая бессильную злость, не давая ей вырваться наружу. Это вообще было не в его правилах. – Куда мне его еще везти?! Не в больницу же с ножевым ранением соваться, понимать ведь должен, не маленький! А лепила справится. За те пять лет, что ты срок мотал, он круто поднялся. У него там уже целая клиника на дому образовалась. Он и кровь любой группы за пять минут организовать может, и лекарства любые, и вообще, ничем у него не хуже, чем в больнице. Да и сам он получше обычных врачей – платят-то ему не как им. Я и сам, было дело, у него кантовался, и все ништяк было.

– Ну, может, и так... Значит, я отстал от жизни, – ответил Филин.

– Точно тебе говорю. У него все на мази. Этот лепила постоянно братве помогает. Ну а мы ему, когда подопрет. Так что не подведет. Да и Батю он знает, поймет, что в случае чего легко не отделается.

– Ясно... – протянул Филин, ненадолго замолчал, а потом сказал: – Слышь, Колян, сбрось маленько скорость, за сотку же прем. Ведь тормознут менты, тот блокпост не один на трассе.

Колыма молча кивнул, признавая справедливость сказанного братом. Он и в самом деле, постепенно увеличивая скорость, гнал уже за сто километров в час. «Тойота» снова пошла медленнее. Вокруг постепенно стали появляться дома, невысокие строения барачного типа, в основном двух– и трехэтажные. Вдоль дороги потянулись невысокие пологие сопки, украшенные вышками и какими-то строениями, да и сама дорога стала пошире и поровнее.

– Ага, вот и медеплавильный, – негромко сказал Колыма, увидев знакомые очертания огромного завода. – Совсем немного осталось.

– Ага, – отозвался Филин.

– Как пахан?

– Вроде ничего. Дышит ровно.

– Это я и сам слышу. А кровь?

– Сочится, но несильно.

«Кажется, все-таки довезем, – подумал Колыма. – В самом деле, рана не особо опасная, до конца пути минут пятнадцать осталось, а Батя и не из таких передряг выкарабкивался. Вспомнить хотя бы прошлый год, когда Ворон, сука позорная, его связанного и избитого подыхать на трассе бросил. Батя тогда умудрился веревки перетереть и добраться до людей, хотя чего это ему стоило, только он один и знает. Если уж тогда смотрящий выбрался, то теперь тем более. Подумаешь, потеря крови, великое дело! Сделают переливание, и порядок!»

Подумав об этом, Колыма немного успокоился, мысли приняли иное направление. Коле не давал покоя увиденный им гранатомет, который Филин погрузил в багажник машины. Да и сам факт, что брат оказался на безлюдной дороге, прятался за скалой, о многом говорил. Совершенно ясно, что Филин кого-то ждал и притом не для того, чтобы пирожными накормить. Вопрос – кого? И по чьему заказу? Того самого «маслокрада»? Выходит, что так. Но почему братан обвинил его в том, что тот его кинул? Непонятно. Коля Колыма не любил откладывать такие непонятки в долгий ящик, а поскольку брат был рядом, то проще всего было прямо спросить его, а не строить предположения. Блатной так и поступил.

– Слышь, Сашка, – сказал Колыма, – а как ты там, на дороге, оказался? Да еще с оружием? Кого выпасал, а?

Филин то ли не услышал, то ли сделал вид, что не услышал. Во всяком случае, он ничего не ответил, даже не поднял головы – это Колыма видел в зеркало.

– Да ладно, не менжуйся, – сказал он, выждав несколько секунд. – Я ведь брат твой.

Филин снова не ответил. Казалось, что все его внимание было поглощено раной смотрящего, которую он старательно зажимал. Батя вроде затих, не ворочался и не стонал.

– Что молчишь-то, Сашка? – спросил Колыма погромче. – Не хочешь рассказывать – не рассказывай, но тогда так и скажи, а не молчи.

– Да нет, Колян, с чего ты взял? – по голосу чувствовалось, что Филин смущен. Он так и не поднял головы, казалось, что боится встретиться с братом глазами. – Я тебе потом все расскажу, как пахана довезем и лепиле сдадим. Ты давай, гони быстрее, тут же можно...

Колыма понял, что сейчас говорить об этом брат не хочет, поэтому и меняет тему. Ну что ж, не хочет, так не хочет, его право. Хотя странно это. Что ему от родного брата скрывать? И ведет себя как-то странно, даже глаз не поднимает. Не похоже это на него. Ну да ладно, действительно, как смотрящий будет доставлен на место, так и поговорить можно будет по-нормальному. А пока ехать надо. Но гнать быстрее, кажется, не стоит. Колыма каким-то шестым чувством, по еле уловимым вибрациям машины, чувствовал, что «Тойота» тянет уже с большим трудом. Не хватало еще, чтобы подержанная тачка сейчас заглохла – с раненным в грудь человеком на руках в такси не сядешь.

– Тачка перегружена, – отозвался он. – Нас трое, да еще два центнера груза в багажнике. Лучше уж попозже на три минуты приехать, но наверняка.

– Это ты прав, – кивнул Филин. Но глаз так и не поднял.

«Нет, с ним явно что-то неладно, – подумал Колыма. – Он то ли стыдится чего-то, то ли пытается скрыть... Что же это за секреты появились у Сашки от родного брата?!» Но вслух Колыма ничего этого не сказал.

Тем временем по сторонам пошли уже совсем цивилизованные места. Часто стоящие дома, среди которых то тут то там виднелись пятиэтажки, небольшие магазины, машины на дороге, идущие по улицам люди, вот показалась почта... Это были окраины «Шанхая», и с каждой минутой они забирались в него все глубже и глубже.

«Ну вот, – подумал Колыма, – до „Шанхая“ добрались. Теперь минут пять еще ехать осталось, и приключения на сегодня закончатся».

Он и представить не мог, насколько же сильно ошибается.

Глава 25

Сергей Николаевич Свердлов сидел за столом и курил, небрежно стряхивая пепел в бронзовую пепельницу. Любой сотрудник прокуратуры, хорошо знавший своего шефа, увидев это, сразу понял бы – Свердлов нервничает. Прокурор области курил мало, а на рабочем месте вообще почти никогда. И если уж он все же придвигал к себе пепельницу и доставал сигареты, то это значило, что он находится на высшем градусе напряжения. Однако, кроме курения, никаких признаков этого напряжения не было. Лицо Свердлова было спокойным и бесстрастным, только губы, пожалуй, сжаты чуть сильнее, чем обычно, да глаза неспокойны.

Свердлов последний раз затянулся сигаретой и бросил окурок в пепельницу, где уже лежали три таких же. После этого прокурор перелистнул пару страниц в лежавшей перед ним папке, но тут же отодвинул ее от себя. Работать он не мог, все мысли его были сейчас очень далеки от повседневной рутины. Это тоже было одним из признаков нервного напряжения, как правило, прокурор терпеть не мог тратить рабочее время даром. Он считал, что если уж он сидит у себя в кабинете, то глупо ничем не заниматься, отдыхать куда удобнее и приятнее дома.