Ли Чайлд - Без промаха Страница 25

– О нет, – произнес Армстронг.

– Итак, девять посланий, – продолжал Ричер. – Цель всех – помучить вас, да только вам никто о них не сказал. В конечном итоге я задумался, а может быть, счет у нас все еще не полный? Я думаю, посланий было самое малое десять.

– И каково же десятое? – спросил Армстронг.

– Что-то, проскользнувшее непосредственно к вам. Думаю, оно пришло в самом начале, еще до того, как Секретная служба насторожилась. Думаю, вы знаете, кто все это делает и почему.

– Это очень серьезное обвинение, – сказал Армстронг. Ричер наклонился к нему.

– Дело-то вот в чем: если я стою в том дворе, раздавая куски индейки, и вдруг кто-то открывает стрельбу, а кто-то еще заливает меня кровью, лежа на мне, я задаюсь вопросом: кто они, черт побери, такие? Какого дьявола им нужно? Самые что ни на есть основные вопросы. Но вы их не задали. Единственное возможное объяснение: вы уже знали ответы.

Армстронг промолчал.

– И потому я думаю, что вы чувствуете себя немного виноватым, – сказал Ричер. – Думаю, поэтому вы и согласились выступить по телевидению с заявлением, поэтому согласились сами явиться на заупокойную службу.

– Я политик. У каждого из нас сотни врагов.

– Это не политика. Это дело личное, – отозвался Ричер. – Ваш политический враг – это какой-нибудь фермер в Северной Дакоте, обедневший на десять центов в неделю из-за того, что вы изменили размеры субсидий.

Армстронг хранил молчание.

– Я не дурак, – сказал Ричер. – Я мужчина, на глазах у которого умерла любимая женщина.

– Да ведь и я тоже не дурак, – произнес Армстронг.

– Я так и думал. Что-то возвращается к вам из прошлого, вы полагаете, что можете просто отмахнуться от него и надеяться на лучшее? – Ричер немного помолчал. – Я думаю, вы были подвержены вспышкам ярости. Так же, как ваш отец. Думаю, что задолго до того, как вы научились контролировать их, вы причиняли людям страдания – некоторые забыли об этом, некоторые – нет. Думаю, что кто-то подавлял в себе злобу, пока в один прекрасный день не включил телевизор и не увидел, впервые за тридцать лет, ваше лицо.

– В какой мере обо всем этом осведомлено ФБР? – поинтересовался Армстронг.

– Ни в какой. Мы их обогнали.

– И каковы же ваши намерения?

– Я собираюсь помочь вам, – ответил Ричер. – Не потому, что вы этого заслуживаете. Это будет совершенно случайным побочным продуктом моего желания поквитаться за Нендика и его жену, за старика по имени Андретти, за двух людей по фамилии Армстронг, за Кросетти и в особенности за Фрелих, бывшую подругой моего брата.

– Все это останется между нами? – спросил Армстронг.

– Должно остаться. Мне же будет лучше.

– Похоже, вы задумали применить крутые меры. Ричер кивнул:

– И после мы все будем жить счастливо.

Повисло долгое молчание. Ричер наблюдал за тем, как Армстронг-политик понемногу обращается в обычного человека.

– Во многом вы ошибаетесь, – наконец сказал тот. – Но не во всем.

Армстронг наклонился, выдвинул ящик письменного стола. Достал из него пухлый конверт и бросил его на стол.

– Полагаю, это и есть первое послание, – сказал он. – Письмо пришло в день выборов. Секретную службу оно, должно быть, несколько озадачило, однако она его пропустила.

Адрес был отпечатан на уже знакомой наклейке. Отправлено откуда-то из Юты 28 октября. Ричер заглянул в конверт.

В нем лежала одна лишь миниатюрная бейсбольная бита. Сувенир. Бита была надпилена и сломана пополам.

– Я не был подвержен вспышкам ярости, – сказал Армстронг. – Однако вы правы, у отца они случались. Мы жили в маленьком городке в штате Орегон. Жизнь там выглядела примерно так же, как на только-только осваиваемой территории. Закон соблюдался не всегда, но, в общем, было неплохо.

Мне было восемнадцать. Я собирался в колледж, проводил дома последние недели. Сестра куда-то уехала. У наших ворот висел почтовый ящик. За год до того, в Хэллоуин, ящик разбили – ну, знаете, обычная в этот день история, юные хулиганы болтаются по городку с бейсбольными битами. Отец услышал, как разбивают ящик, погнался за ними, но даже разглядеть их как следует не смог. Он соорудил новый ящик, покрепче, и тот стал у него чем-то вроде пунктика.

– А потом хулиганы вернулись, – сказала Нигли.

– Под конец лета, – подтвердил он. – Двое молодых ребят, в грузовичке и с бейсбольной битой. Я их и раньше видел. По-моему, они были братьями. Настоящие крутые ребята, пригородное хулиганье из тех, от кого стараешься держаться подальше. Они замахнулись было, чтобы разбить ящик, но тут вылетел отец, и началась перебранка. Они издевались над ним, угрожали, говорили гадости о матери. Тащи ее сюда, говорили они, мы поможем ей поразвлечься с этой битой. Тут началась драка, и отцу в ней повезло. Бита разлетелась на две половинки. Он заволок юнцов во двор, вытащил откуда-то трелевочную цепь, висячие замки и приковал обоих к дереву. Отец словно с ума сошел. Он избивал их сломанной битой. Потом сказал, что, если они не станут молить о прощении, он прямо сейчас поможет им поразвлечься с битой. С расщепленным ее концом. И они стали его умолять, и умоляли громко и долго.

Армстронг помолчал, потом продолжил:

– Я был там все это время. Старался успокоить отца и все такое. Но те ребята смотрели на меня так, точно я во всем этом участвую. Я же видел полное их унижение, а хуже этого для хулигана, полагаю, и быть ничего не может. В глазах их горела абсолютная ненависть. Ко мне.

– Что было потом? – спросила Нигли.

– Отец сказал, что оставит их здесь на ночь, а утром примется за них снова. Он пошел спать, а я час спустя выскользнул из дома. Я хотел отпустить их. Однако они уже сбежали. И больше не возвращались. С тех пор я их ни разу не видел.

– А отец ваш умер. Армстронг кивнул:

– У него были нелады с давлением. Я про тех юнцов, в общем-то, и забыл. Хотя, когда пришел конверт, я и секунды не гадал, от кого он, даром что миновало тридцать лет.

– Имена их вам известны? – спросил Ричер. Армстронг покачал головой.

– Я не знал о них ничего – только что они жили в соседнем городке. Так что же вы собираетесь делать?

– Я знаю, что мне хотелось бы сделать. Переломать вам руки. Потому что, не промолчи вы, Фрелих была бы жива.

– Какого черта вы молчали? – спросила Нигли.

– Да ведь я и понятия не имел, насколько это серьезно, – ответил Армстронг. – Правда. Просто думал, что мне хотели напомнить этим письмом о случившемся, выбить меня из колеи. Такая неприятная шутка. Я стал на тридцать лет старше, они тоже. Я разумный взрослый человек; я полагал, что и они такие же. Я не ощущал во всем этом никакой опасности. Почему меня не поставили в известность? Если бы Стайвесант просто спросил меня, я бы все ему рассказал.

Вот вам моя позорная тайна.

На миг в комнате наступило молчание, потом Армстронг спросил:

– Так как же, рассказать мне обо всем Стайвесанту?

– Решайте сами, – ответил Ричер. Перед ними снова был Армстронг-политик.

– Я не хочу ему говорить, – сказал он. – Погибли люди. Мы оба повинны в серьезной недооценке этих двоих.

Ричер кивнул:

– Ну и оставьте все нам. Вы знаете наш секрет, мы знаем ваш.

– И потом все мы будем жить счастливо?

– Во всяком случае, мы будем жить.

– Как назывался город? – спросила Нигли.

– Андервуд, штат Орегон, – ответил Армстронг. – Мама и теперь там живет. Через час я отправлюсь туда.

– Особенно не тревожьтесь, – сказал Ричер. – Я думаю, они уверены, что вы их помните, и им не хочется, чтобы вы привели к их двери Секретную службу. Так что дверь они сменили. И в Орегоне больше не живут.

– Но как же тогда вы их найдете? Ричер покачал головой:

– Найти их мы не сумеем. Это им придется найти нас. На заупокойной службе.

– Я тоже отправляюсь туда. И с минимальным прикрытием.

– Значит, остается надеяться, что все закончится еще до вашего появления. – Ричер встал. – Последнее: мы думаем, что эти юнцы, повзрослев, стали копами.

Армстронг замер. Он начал было покачивать головой, но перестал и просто сидел, уставясь в стол. Лицо его помрачнело, он словно услышал слабое, тридцатилетней давности эхо.

– Что-то такое было сказано во время избиения, – произнес он. – Я толком не расслышал, да и внимания тогда особого не обратил. Но, по-моему, в какой-то момент они заявили, что отец у них – полицейский. И что он может устроить нам большие неприятности.

Охранники вывели Ричера и Нигли из дома. Они прошли под брезентовым тентом, сошли с бордюра на мостовую. Повернули на восток, вернулись на тротуар и пешком двинулись в сторону подземки. Нигли вскрыла конверт, выданный ей Стайвесантом. В нем лежал чек на пять тысяч долларов. Конверт Ричера содержал два чека. Один на те же пять тысяч, другой на сумму его расходов во время аудита, оплаченных до последнего цента.

– Надо бы нам по магазинам пройтись, – сказала Нигли. – В этой одежде ехать в Вайоминг на охоту нельзя.