Николай Стародымов - Братишка, оставь покурить! Страница 25

Поднялся, буркнул Мириам:

— Я сейчас.

И, понимая, насколько озадачил Мириам своим поступком, вышел из бункера.

Семен Шерстяной, естественно, оказался поблизости, стоял, прислонившись к толстому стволу дерева. По всему было видно, что он сгорает от любопытства, как, очевидно, и весь положай, но считает несолидным это показывать.

— Семен, — окликнул я его.

Тот сделал вид, что только теперь меня заметил и с готовностью подошел.

— Откуда она появилась?

Лицо Шерстяного растянулось в понимающей и в то же время скабрезной ухмылке:

— А то ты сам не знаешь…

Он не договорил свою пошлинку, запнулся, увидев, что я шутить не намерен.

— Я тебя русским языком и по-хорошему прошу, — четко и раздельно повторил я. — Объясни, откуда она появилась на положае.

— Да шут ее знает, — уже по-другому, чуть виновато заговорил Семен. — Как-то проморгали мы ее. Только вдруг смотрим, а она уже тут. Ленька к ней подскакивает, кто ты, мол, такая, на нее наезжает. А она говорит: я, говорит, ищу вашего воика, которого Просвет зовут. Ну, я, понятно, сразу к ней с пристрастием: кто ты, мол, такая и откуда тут взялась. А она мне в ответ: я ни с кем, мол, не стану разговаривать, только с воиком, которого зовут Просвет.

Час от часу не легче! Чего это я ей вдруг так понадобился?

— Ну я подумал, Костя, что это твоя подруга, — закончил Семен.

— Подруга? — удивился я. — Откуда у меня может быть тут подруга?

— Ну мало ли… — неопределенно развел руками Семен. — Например, после поездки в город, в баню… Кто еще тебя может тут знать?

В самом деле, не рассказывать же ему правду о том, кто такая Мириам!

— …Единственное, что я понял, — продолжал между тем доброволец, — так это то, что она мусульманка.

Это плохо, что он это понял. Кто его знает, как отреагирует сербское командование на такой контакт. Правда, может, история не получит огласку…

— С чего ты взял? — прикинулся я непонимающим.

— А у нее на шее висит полумесяц со звездочкой, — охотно пояснил Шерстяной. — Это у нас в России всем по фигу что носить. А тут, сам знаешь, за такой талисманчик можно головы лишиться…

Что верно, то верно.

— Слышь, Костя, а кто она такая? — не выдержал он, поинтересовался. — Где ты ее подцепил, такую красотку?

Не отвечая, я протянул ему руку:

— Ладно, Семен, спасибо… Кстати, а почему ты меня по рации не вызвал?

Шерстяной со значением подмигнул:

— И что я мог бы тебе по рации сказать? Что на положае невесть откуда и как появилась неизвестная женщина, которая тебя разыскивает? Тогда и к тебе и ко мне возникли бы вопросы…

Логично. Я похлопал Семена по плечу, а сам повернулся и снова нырнул в бункер. Мириам сидела на том же месте, даже позу не переменила.

И глядела на меня по-прежнему настороженно. Я тоже уселся на прежнее место.

— Так зачем ты меня разыскивала?

Она ответила не сразу, сделал паузу. По этой паузе я понял, что сейчас узнаю то самое главное, из-за чего девушка решилась преодолеть столько опасностей.

— С тобой хотят поговорить, Прсвет, — наконец ответила она.

Час от часу не легче! Сюда меня приволокли, не говоря, ради чего, мои же товарищи. А теперь я узнаю, что разгадки секрета еще впереди.

— Кто?

И снова пауза.

— Скажи, Прсвет, — заговорила она тихо. — Я тебе могу довериться?

Я не удержался, ухмыльнулся откровенно.

— А у тебя есть основания мне не доверять?

Однако она не стушевалась, не потупилась, как того можно было бы ожидать.

— Да, Прсвет, есть.

— Вот как? — искренне удивился я. — Но ведь я тебя отпустил в прошлый раз…

— Да, меня ты отпустил, — согласилась Мириам. — Но только потому, что я девушка.

— Конечно, — не стал отпираться я. — И что с тех пор изменилось? Ты перестала быть девушкой?

Мириам никак не отреагировала на мою двусмысленную шутку. Она глядела мне прямо в лицо… У нее оказались неожиданно светлые глаза, смотревшиеся несколько непривычно на смуглом лице. Непривычно и — привлекательно.

— Я тебе верю, Прсвет, — сказала она все так же напряженно. — Я тебе хочу верить… Пообещай мне, что то, что я тебе сейчас скажу, не будет мне во вред.

Поистине это был день непрерывной череды загадок.

— Обещаю, — не стал я уточнять формулировку. — Даю тебе слово русского офицера.

Девушка удовлетворенно кивнула.

— Хорошо. С тобой хотят поговорить мои братья.

Я всю жизнь мечтал поговорить с ее братьями!

— Зачем?

Сказав главное, она стала разговаривать свободнее, непринужденнее.

— Они тебе об этом сами скажут.

Похоже, никуда мне не подеваться, придется уважить ее просьбу.

— Когда и как мы с ними встретимся? — обреченно спросил я у нее.

Однако серия ставящих меня в тупик заявлений, отпущенных провидением на этот день, как выяснилось, еще не закончилась.

— Они тебя ждут.

Значит, встреча с ее братьями состоится не в некие неопределенные времена, а прямо сейчас…

— Где?

Мириам вновь запнулась.

— Ты обещал, Прсвет, — напомнила она.

— Раз обещал, значит, сдержу слово, — чуть раздраженно подтвердил я.

— Они тут совсем недалеко.

Так вон чего боялась девушка! Если сербы узнают, что где-то рядом находятся несколько мусликов, тем жить останется только до заката.

Но ведь с другой стороны, если я уйду, никому не сказав куда именно, неизвестно, что будет со мной! Обман неверного, согласно ислама, не только не является грехом, но и превозносится как угодное Аллаху дело. Идти сейчас на рандеву к мусульманам — все равно что в террариуме играть в чехарду с ядовитыми гадами или без наркоза зубы пломбировать крокодилу.

Как-то мне показывали диковинный предмет, взятый в качестве трофея у мусульман. Назывался он «серборез». Состоял из нескольких скрепленных между собой металлических частей. Главное, серповидное, чудовищных размеров, лезвие предназначалось, как мне объяснили, для отрубания голов и вспарывания животов людям. К этому лезвию были намертво приварены два выступа, одни в форме молотка, другой в виде шила… Увидев его, я, признаться, не сразу понял, для чего нужна такая сложная конструкция — мало ли какие приспособления на войне необходимы! Но когда мне объяснили, что это и для чего…

Основное, большое, лезвие, как я уже сказал, предназначалось для отрубания голов и вспарывания животов. Но это еще, как оказалось, не все. Тем, что я принял было за молоток, людям пробивали череп. Ну а «шилом» им выкалывали глаза. Такой вот универсальный инструмент для уничтожения себе подобных…

Тут, в Югославии, не только я, прошедший Афган, где подобная привычка была у всех, тут все, независимо от национальной и религиозной принадлежности, носил в кармане «дежурную» гранату, которая у нас называется «самоликвидатор». Потому что не дай Бог попасть в руки мусульманам…

Когда я был в Афгане, у нас регулярно становились известными истории о том, как обходились моджахеды с нашими ребятами, попадавшими им в плен. Подобных историй происходило немало. При существовании жесткой цензуры печати о них практически ничего не писали, так что передавались они от человека к человеку. Более того, я подозреваю, что их специально делали достоянием гласности, чтобы солдаты и офицеры не сдавались в плен.

Короче говоря, издевались над захваченными там люто. Но даже на фоне многочисленных рассказов, особенно запомнилась мне эта, самая, на мой взгляд, жуткая.

Захваченного в бою офицера посадили в огромный казан, который поставили на костер, следя, чтобы металл нагревался не слишком сильно. Туда же, в казан, бросили двух крыс. Крысы же, надо сказать — животные умные. В ситуации, в которую они попасли, они решили искать место наименее жаркое, другими словами, наиболее влажное… Так и получилось, что они забрались: одна, прошу прощения за такую подробность, в задний проход, вторая в рот орущему от боли мужчине. Ужас, в каком положении был тот мужик.

А теперь мне предложено поучаствовать в эксперименте, ставкой в котором станет моя жизнь. Даже не так, не моя жизнь, а моя смерть. Причем, смерть лютая — человек в руках опытного палача под пытками может жить долго.

Кстати, вопрос философский и психологический. Каждый из нас знает, что умрет. Однако при этом мы живем так, будто рассчитываем на бессмертие.

…Однако, как же мне сейчас поступить?

— И что ты предлагаешь? — спросил я у девушки.

Она с готовностью ответила:

— Мы с тобой сейчас пойдем к моим братьям и ты с ними поговоришь. Вот и все.

Я глядел в непривычно светлые глаза Мириам и пытался ответить себе на вопрос: действительно она так наивна или же только делает вид. Неужели она не понимает, что мне пойти с ней — равносильно тому, чтобы самому с собой в «русскую рулетку» сыграть. Потому что мусульмане — фанатики. Для них отдать жизнь за счастье всех мусульман — значит прямиком отсюда в рай отправиться.