Михаил Зайцев - Час рыси Страница 25

— Самое прямое! Слушай вводную, дочка... Да ты сядь, вон стул возьми — я сейчас с тобой не как с младшим по званию беседую, а как с боевой подругой, соратницей по оружию... Так вот, когда сняли Георгия Константиновича Жукова, пустили слух, что под его личным руководством готовились специальные диверсионные группы. И якобы готовили их для Георгия Константиновича мы. Погоны полетели, как перелетные птицы. Освободившиеся должности в верхах укомплектовали чекистами, их генералы, как водится, втихаря потянули за собой своих служак рангом ниже. Так они со своей, как они это называют, «системой» и добрались до нас.

Карпов сделал паузу, раскуривая очередную свою «фирменную» сигарету.

— Еще вопрос можно?

— Ну?

— "Системой" они называют то, что мы зовем рукопашкой?

— Уже знаешь?

— Слыхала звон.

— "Система" — это только звучит красиво, а по существу, это то же боевое самбо Харлампьева.

— Говорят, не совсем боевое.

— Чепуху тебе говорят, и я даже догадываюсь кто. Этот лейтенантик Сашка Полторак, да?

— Так точно.

— Чепуха! Это он прочитал брошюру Ознобишина, изданную в свое время НКВД под грифом ДСП, и умничает. Ознобишин тренировал еще царскую охранку, потом перешел по наследству к преемникам секретной полиции, а после революции спился. Его стиль — помесь разных техник: джиу-джитсу, бокса...

— Дзю-дзютцу, Рыжий. В японском языке нет звука «жэ».

Рысь окончательно перешла на «ты» и уже не испытывала дискомфорта от того, что приходится «тыкать» человеку много старше себя. Когда речь касалась дела, они все, те, кто жил «за забором», переходили на «ты», невзирая на возраст, опыт, звания.

— Хай буде дзю-дзютцу, признаю ошибку. Так вот, Ознобишин был высокий, сильный человек и приспособил под себя отдельные японские приемы, приемы английского и французского бокса, борьбы, фехтования штыком. Ознобишинцы прилично работали в ближнем контакте, но сыпались на дистанции. К «системе» они отношения не имеют. Другое дело Спиридонов. Его школа с самого начала приобрела популярность в НКВД. База у него была японская, он поначалу открыто это признавал, потом сориентировался и стал замалчивать японские корни. В отличие от Ощепкова. Этот учился дзюдо у японцев и не скрывал, откуда ветер дует. Ходили слухи, что это Спиридонов сдал конкурента Ощепкова. Поговаривали, что арестованный, как «шпион японского милитаризма», Ощепков, поняв, что его дело табак, кинулся на конвоиров. И многих сделал, прежде чем они смогли его нейтрализовать...

Рыжеусый капитан затянулся сигаретой, задумался о чем-то своем. Рысь сидела тихо, стараясь не мешать ему думать, вспоминать.

— Анатолий Харлампьев, — продолжил рассказ Рыжий, докурив сигарету до малюсенького уголька на спичке, — в основу своего самбо положил как раз школу Ощепкова. Но он учел ошибки учителя, придумал байку про заимствование особенно эффективных приемов из национальных видов борьбы народов СССР, не забыл упомянуть и грузинскую борьбу чидаоба, соображал в кадровой политике, а все равно его раза два на моей памяти запрещали. Один раз я сам присутствовал на «проверочных» соревнованиях. Против Толика выставили сразу троих боксеров. Он молодец, упал на колено и делал их из партера. Потом один запрещальщик и говорит: «Вы победили, но вы ведь на полу сидели», а Толя отвечает: «Лучше жить на коленях, чем умереть стоя». Поняла? Горького переиначил, отчаянный человек.

Рыжий потянул из пачки следующую «Приму».

— Зачем же ты, Рыжий, включил в бумагу про нашу рукопашку фамилии посторонних?

— Иначе нельзя, Рысь. Беру пример с Харлампьева, заискиваю перед чекистами. А что делать прикажешь?

— Рыжий, я только сейчас задумалась...

— О чем, Рысь, о Сашке Полтораке?

— Нет, мне не до шуток. Я поняла уже, что рукопашку собираются упразднить, заменить «системой», но я не об этом. Скажи мне, Рыжий, выходит так, что у рукопашки нету отца-основателя?

— И быть не могло! Наша рукопашка — результат серьезнейшей коллективной работы тысяч, я не преувеличиваю, высококлассных спецов. Сейчас принято поминать недобрым словом Усатого Хозяина, ведь и твои родители от него пострадали. Слыхал, что они загремели в лагерь чуть ли не в день его смерти, оставив тебя сиротой-грудничком... Но пойми, как египетские пирамиды люди смогли построить только под хлыстом или чего там у него было, у фараона, так и с рукопашкой. Ее не изобрести второй раз! Разве можно сейчас заставить академиков медицины по двадцать часов в сутки исследовать, как ловчее сломать какой-нибудь особенно неломкий сустав... А ведь при Хозяине они знали, что, если ошибутся в расчетах, партбилетом не отделаются! И потом, где сейчас столько качественного «мяса» возьмешь?

— "Система" тоже пользовалась «куклами», ты сам написал об этом.

— Написал! Но видела бы ты этих «кукол»! Твое последнее «мясо» кем было?

— Китаец. Тридцать два года, здоров, офицер. Дома, в Шанхае, работал вроде тебя инструктором. Ему пообещали, что, если он меня хотя бы ранит, его обменяют на нашего спалившегося в Пекине нелегала. Он поверил, дрался как зверь.

— И на какой минуте ты его сделала?

— На семнадцатой секунде.

— Чем?

— "Фонтаном".

— Жалко, я не присутствовал. Люблю смотреть твою работу, горжусь.

— Ты в это время, Рыжий, учил в ленинской комнате молодых курсантов курить сигареты со спичкой.

— В других бы родах войск тебя за такое вот вопиющее с подначками нарушение субординации отдали бы под трибунал.

Рысь вскочила со стула, вытянулась в струнку.

— Есть соблюдать субординацию, товарищ капитан!

— Отставить!... Правильный тебе псевдоним присвоили — Рысь. Никогда не знаешь, что выкинешь в следующую минуту. Одно слово — кошка дикая... Садись... Вернемся к делу. Итак, рукопашка на сегодняшний день сохранилась в полном объеме только в нашей с тобой родной ВЧ. И знаешь, чего чекисты надумали?

— Догадываюсь.

— Догадаться нетрудно. Они хотят заменить рукопашку «системой» повсеместно. По-все-мест-но! Поняла?

— Поняла.

— Вот мы и трепыхаемся. Пишем справки в ЦК, пытаемся устроить показательные соревнования...

— Пытаетесь?!

— Да можно сказать, уже устраиваем. Через неделю приедет комиссия, ее организовал наш кадровый товарищ, не буду называть звания и фамилии, имеющий счастье быть зятем товарища из международного отдела ЦК. Там в этой комиссии штабные генералы, милицейские полковники, чекисты — не без них, конечно, и еще много разного народа, в погонах и без. Решено сводить их всех для начала в тир, а потом — на штурмовую полосу. Твой Сашка Полторак уговорил устроить показуху — скорострельный огневой контакт на сверхмалой дистанции, сразу же по прохождении курсантами штурмовой. Потом — баня, ужин на полянке, все как у людей, ну а ближе к вечеру начнется основная часть — серия боев, «система» против рукопашки. Это наш последний шанс сохранить рукопашку, Рысь.

— Я участвую в основной программе?

— В первой паре работает лейтенант Полторак, ты идешь вторым номером. Против кого будешь работать — секрет даже для меня. В одном уверен: чекисты выставят достойного бойца.

— А они знают, что второй номер — женщина?

— Девушка! Молодая, стройная, комсомолка, красивая, зеленоглазая, с виду безобидная... Нет, они не знают. Хотя ручаться не стану.

— Отлично. Я готова.

— Неделю перед схваткой приказываю отдыхать.

— Слушаюсь.

— И вот еще чего... Работать придется не в полный контакт, только на болевое удержание. Отдыхай-то ты, конечно, отдыхай, но пару подходов к «мясу» в свете предстоящего боя не поленись сделать.

— Так точно, сделаю.

— И последнее. Под отдыхом я разумею конкретно отдых, а не беготню на свиданки с Сашкой Полтораком.

— Не поняла?!

— Остынь, кошка, я пошутил... Ишь как кулачишки-то сжала, аж оторопь берет... Если честно, дочка, я рад за тебя, Сашка — отличный хлопец...

Молодая Рысь глубоко вздохнула, а выдохнула уже постаревшая, но сохранившая прежний зеленый огонек в кошачьих глазах Раиса Сергеевна. Она вздохнула еще раз, жадно и с удовольствием, как в те годы молодости, когда она торпедой взрезала поверхность бассейна, просидев медузой на кафельном дне обязательные две минуты. Головная боль ушла, сердце работало исправно, кризис миновал. Она взглянула на часы и изумилась — чтобы восстановиться после сердечного приступа, ей понадобилось два часа! Раньше уходило минут двадцать, максимум час...

Раиса Сергеевна завела машину, уговаривая себя соблюдать аккуратность, вывела ее со двора и взяла курс сообразно с тем адресом, который выведала у «языка».

Она вела автомобиль на предельно допустимой для города скорости, понимая, что прошедших двух часов все равно не наверстаешь, но не в силах была заставить себя ехать медленнее.

Еще на подъезде к серому многоквартирному дому Раиса Сергеевна подметила разбитое окно на одном из верхних этажей. Смутное предчувствие ее не обмануло — стекло было разбито именно в окне интересующей ее квартиры, простейший арифметический расчет вскоре подтвердил этот приятный факт. Выходя из машины, Раиса Сергеевна с удовольствием раздавила каблуком свежий осколок стекла, который редкие прохожие не успели еще втоптать в рыхлую весеннюю слякоть на асфальте. Солнечный зайчик, рикошетом попавший в глаз от стеклышка под ногой, подсказал Раисе Сергеевне дальнейший план действий.