Лев Пучков - Чистильщик Страница 25

– Ну и?..

– Здравствуй, Эммануил, – добродушно улыбнулся мужик, протягивая мне руку, – давненько не общались.

Посомневавшись самую малость, я пожал предложенную руку и вспомнил, что два года назад имел счастье общаться с этим товарищем. Только в тот раз я его не видел. В тот раз ПРОФСОЮЗ не пожелал явить мне личину одного из своих управленцев. Сейчас, значит, сподобился! Очень приятно.

– Это вы меня вербовали? – уточнил я. – Ну, помните, там, в комнате… А?

– Мы, – подтвердил дядька. – Можешь звать меня Петровичем. Для удобства общения. Итак – чего ты хочешь, мой ласковый? Сформулировать можешь?

Я собрался было надуться и гордо заявить, что напрасно он так: уж с формулировками у меня всегда дела обстояли прекрасно. Недаром Профессором дразнили в свое время. Однако, быстро промотав в голове все, что собирался выговорить этому Петровичу, я вдруг с удивлением обнаружил, что действительно – не могу сформулировать! Наверное, раньше надо было. А то что же получается: Снегова и Гнилова завалил без единого писка, на тех же условиях, а вот по поводу Феликса вдруг возникли какие-то сомнения! Да, раньше надо было…

Заметив, что я накуксился, Петрович решил прийти мне на помощь.

– Я тебя понял, Эммануил, – добродушно заявил он, – можешь не напрягаться. До этого мы тебя беспокоили практически по графику, раз в квартал. Клиент всегда был самым натуральным козлом – убивать его было не жалко. Времени навалом, творческий подход и все такое прочее – короче, работай в свое удовольствие… Так?

– Угу, – согласно кивнул я, – так. А тут – как с цепи сорвались! Что за война?

– Это временно, – успокоил Петрович. – Можешь не сомневаться. Во-первых, ситуация сложилась так, что существованию вашей фирмы угрожала довольно серьезная опасность. А мы заинтересованы в ее процветании.

– И чем же наша фирма для вас так ценна? – полюбопытствовал я.

– Долгий разговор, – уклончиво бросил Петрович. – Но можешь не сомневаться в одном: ПРОФСОЮЗ заинтересован в том, чтобы ваша фирма процветала. На данный момент ваша фирма – это модель будущего экономики России. Если у нас все получится, в скором времени такие образования будут процветать и властвовать по всей стране.

– Во как! – удивился я. – То есть вы берете нас под «крышу»?

– Пф-ф-ф… ну ты скажешь тоже! – Петрович лукаво улыбнулся. – «Крыша» вам не нужна – и так хорошо сидите. Мы просто прогнозируем ситуацию. И по ходу процесса производим корректировку. Можешь быть уверен – все мероприятия, к которым ты причастен, так или иначе направлены на создание режима наибольшего благоприятствования для вашей фирмы. Сейчас возникла такая ситуация, что надо поработать в сжатые сроки… Вот сделай Феликса – потом мы тебя минимум год трогать не будем.

– А что, так уж необходимо Феликса устранять? – с надеждой поинтересовался я. – Между прочим, башковитый мужик – группировку держит в ежовых рукавицах, беспредела не допускает…

– А ты назови хоть одного своего клиента, который бы был дегенератом? – жестко оборвал меня Петрович. – Все они крайне башковитые особи и занимали – царствие небесное – в криминальном мире далеко не последние места. Дебилами ПРОФСОЮЗ не занимается – для этого есть психиатрические лечебницы.

Значит, Феликса завалю, а после этого вы меня не будете тревожить целый год, – раздумчиво произнес я, – угу, угу… А чем же все-таки Феликс вам не угодил? Вот хоть убейте – не могу припомнить, чтобы какие-то его действия наносили ущерб нашей фирме! Скорее наоборот – Феликс поднимает фирму, фирма поднимает Феликса, взаимообразно…

– Ага, доподнимались, – саркастически усмехнулся Петрович, – дальше некуда! Еще полгода – и все в округе подомнет под себя. И фирму вашу слопает – нечего делать… Так что – как ни крути, устранять придется. И потом: можешь быть уверен, Эммануил, – ты в этом деле далеко не последняя фигура. И не надо воспринимать свое участие в происходящем как бездушное функционирование винтика в большом механизме.

– То есть? – не вполне уловил я смысл сказанного. – Вы хотите сказать, что все эти акции некоторым образом работают и в мою пользу?

– ПРОФСОЮЗ возлагает на тебя большие надежды, – проигнорировал мой вопрос Петрович, вставая и протягивая мне руку. – Даже большие, нежели ты себе можешь представить! Исполнителем ты будешь работать очень недолго – если все пойдет по задуманному плану. Только единственное условие – веди себя прилично. У тебя, знаешь ли, есть склонности к выпаданию из имиджа добропорядочного гражданина. Веди себя прилично, Эммануил, – и все получится… – Напутствовав меня таким образом, Петрович развернулся и неторопливо двинулся к выходу из сквера, сопровождаемый двумя шкафоподобными дядьками, которые на прощание посмотрели на меня – как мне показалось – несколько по-особенному…

Таким вот образом состоялось мое открытое знакомство с представителем Управления ПРОФСОЮЗА – самой могущественной теневой организации нашей страны. Как видите, ничего особенного – руки, ноги, голова; жабр и нимба вокруг черепа я у него не обнаружил, как ни приглядывался. Обычный немолодой дядечка средних кондиций, которого я при желании могу убить одним движением. Встретив такого на улице, вы даже предположить не сможете, что под командой этого типа находится целая армия профессионалов, которые в состоянии за одну ночь без особых потуг вырезать всю Госдуму с домочадцами, а если понадобится – то и две Госдумы кряду. Тем лучше. Значит, не так страшен черт, как его малюют. Значит, можно плодотворно трудиться во благо ПРОФСОЮЗА, как на обычной работе: когда приспичит, валять дурака, когда надо – мухлевать втихую, а то и вообще устроить тихий саботаж с недалеко идущими последствиями – коль скоро обстоятельства благоприятно сложатся…

…Солнце скрылось за линию горизонта, попугав на прощание лесных обитателей тревожным закатным заревом, и на пустоши опустилась ночь. Проводив взглядом последние сполохи кровавого зарева, я облегченно вздохнул и несколько приободрился. Ненавижу закат. Закат – это последние конвульсии умирающего дня. Склонные к сентиментальности индивиды (и ваш пок. ел. в их числе) во время заката зачастую впадают в психофизиологический ступор. Повышается давление, появляется состояние безотчетной тревоги, в голове всплывают сомнения в целесообразности своего существования в этом мире – особенно если тебе предстоит какое-нибудь скверное дельце… Человек вообще отвратно себя чувствует, присутствуя при чьей-нибудь безвременной кончине – ежели, конечно, он не извращенец. Котенок отдает концы – и то грустно. А тут, представьте, умирает день на половине земного шара! Чем не повод для меланхолии? Ненавижу закат…

Между тем мои поднадзорные ударно поднимали стаканы и неспешно болтали о всякой всячине. Вскоре ночная мгла загустела настолько, что, помимо светового пятна от костра и лениво маячивших в нем лиц охотников, я уже не мог рассмотреть совершенно ничего. Мгла постепенно поглотила и все лишние звуки: через некоторое время в лесу стало так тихо, что отдельные фразы, долетавшие от костра, я достаточно четко воспринимал и без узконаправленного микрофона, который, как обычно, торчал неподалеку, будучи укреплен на ветке штативом.

Ход беседы не вызывал у меня особого интереса. Все, что необходимо, я уже давно подслушал и теперь лениво фиксировал содержание обычных охотницких баек про всякую небыть: трехпудовых косачей, лосей чуть меньше мамонта, карасей размером с Моби Дика и иную фантастическую живность, павшую в тутошних необъятных пустошах от руки старшего егеря Городовиковского заказника Вадима Жукова (который, кстати, приставлен сюда вовсе не за этим!). Сам егерь – хозяин застолья – уже изрядно нагрузился и клятвенно обещал своему гостю на завтрашней зорьке просто феноменальную добычу. И погода-де располагает, и ветер что надо, и вообще!

В гостях у Жукова сегодня Феликс. Он фанат охоты и потому придерживается всех суеверий, принятых в кругу настоящих мастеров-зверобоев. На похвальбу Жукова Феликс отвечает ритуальным поношением достоинств заказника. Дескать, и птица-то у вас тут – вороны да галки; и кабаны размером с собаку, а рыба вообще – только гуппи в аквариуме, что у егеря в усадьбе! Каждый истинный охотник страшно мнителен: спугнуть призрачную удачу и остаться без добычи очень легко. Артемида – баба взбалмошная и капризная – услышит хвастовство и накажет болтливого за самоуверенность – придется возвращаться домой несолоно хлебавши. Феликс машет рукой на Жукова и по всем позициям опровергает его россказни. Этот ритуал тоже является составной частью охоты – он отработан до мелочей и изменению не подлежит. Феликс – охотник божьей милостью, настоящий профи. Охота – его главная страсть, она для главы центральной группировки дороже, чем все развлечения мира, вместе взятые. Жуков хорошо принимает Феликса именно из-за этого, а не потому, что под началом у гостя две сотни отъявленных головорезов. А еще Жуков и Феликс – одноклассники. Они оба выросли на этих пустошах, совместно получали двойки в городовиковской средней школе № 1, а потом, когда Феликс еще пахал на Родину, частенько проводили время вместе, охотясь на разное зверье. Старшему егерю наплевать на персоны. Он запросто может любому «новому» – даже самому крутому и навороченному – показать заскорузлый кукиш в ответ на просьбу поохотиться в заказнике. Феликс – другое дело. Для Феликса сердце Жукова открыто всегда. Поэтому Феликс чувствует себя у костра очень уютно, поднимая со старшим егерем и его помощником стакан за стаканом и слушая охотницкие байки. Примерно так же, как я в гостях у толстого Бо. Феликс даже отказался от своих вышколенных телохранителей – они остались в егерской усадьбе. Доверяет Жукову, как брату. Какая идиллия!