Петр Катериничев - Повелитель снов Страница 25

– Дядей Мишей меня звать. Ты же понял, что цену я назвал в гривнах. Говори прямо, что надо. Девочки? Марафет?

– Сны меня мучают. Печальные.

Дядя Миша покачал головой:

– Я не по тем делам. В нужное место тебя свезу, сдачу за поездку отсчитаю и – до свиданья. А там – сам договаривайся. Как печальные сны обратить в счастливые грезы.

– Ты не понял. Я фигурально.

– А-а-а. Тогда за что платишь?

– Поболтаем?

– Смотря о чем.

– Участок хочу купить. Под домик дачный. А лучше – десять. На Москве сказали, дешево здесь теперь и тихо, да…

– Ты мне арапа не заправляй, залетный. Не денежный ты человечек.

– А я и не говорю, что себе беру. Люди хотят купить, послали на место, присмотреться.

– Ты даже не в ту степь рулить велел. С этой стороны дач отродясь не ставили. «Присмотреться…»

– Ты снова не то понял, дядя Миша. Не конкретный участок меня углядеть прислали; людям решить нужно: стоит вязаться, нет? А то вложишь бабки – а тут запустение какое начнется или, напротив, неспокойствие приключится. Или власти что такое решат?..

– Что же, на Москве не знают, что здесь чье?

– А кабы и знают. Слыхал поговорку: «Свой глазок – смотрок»?

– И ты этот смотрок и есть?

– Ну да. Слух прошел, что непонятки городок ваш терзают. Но об этом – ни в прессе не печатают, ни по радио не бают. Вот и разъяснишь, может, о чем люди судачат?

– Бабы судачат. Люди – разговоры разговаривают. Или базар держат.

– Строгий ты мужчина, дядя Миша.

– Справедливый.

– Ну а раз так, введешь в курс нынешних валют? Разговор по чести, оплата по справедливости. А то – поехали обратно, раз ты крепко строгий. Что прокатил – спасибо. – Я сделал вид, что подхватываю зеленую сотку и кладу на ее место полтинник гривнами.

– Отчего ж не поговорить? Вон кафе подходящее.

– Закрыто вроде.

– Для нас откроют.

Дядя Миша притормозил, стукнул брелоком в стеклянную дверцу, сказал появившейся девахе:

– Маша, накрой для нас на веранде. Мне кофе, молодому человеку…

– Тоже. И коньяку сто грамм. – Подумал, сказал: – А то и все двести. И лимон.

Мы сидели напротив друг друга. Слева шумело море, но ветер был теплый, кофе по-турецки – ароматный и горячий. Я выпил коньяку, чувствуя, как постепенно размякают напряженные мышцы спины, положил сотку под стакан в центре стола, добавил еще две. Дядя Миша брать не поспешил. Деньги эти по его понятиям – шальные. А шальные деньги, как шальные пули, убивают.

Глава 32

– Так кто ты такой будешь, человече? Денег у тебя богато, а по ухватке…

– Прохожий. Олегом зовут.

– От милицейских прохаживаешься? Или от «соседей»?

– Сам по себе.

– Не темни, глаз у меня наметанный.

Это я понял. И дядю Мишу потому «разогревал». Мне нужно было, чтобы он догадался сам, что не от братвы я и не от оптовика-землеустроителя. Он и догадался. Самооценка возросла, самоуважение повысилось, вот теперь можно и начистоту.

– Прямо рентген.

– Рентген не рентген, а навидался. Сам из таких.

– Разыскник?

– Охранник. Теперь шоферю.

– Ну и я – сам по себе странник.

– Такие бывают?

– Как видишь. – Я кивнул на деньги. – Объективная реальность, данная нам в ощущение.

– И что ищешь у нас?

– Не «что», а «кого». – Я выложил на стол фотографию Дэвида Дэниэлса.

Дядя Миша пожал плечами:

– Видный мужчина. Не встречал. Такого бы запомнил. Зачем он тебе?

– Пропал.

– Бывает.

– Родственники беспокоятся. Хочешь – поговорим, не хочешь… Если опасаешься чего или кого, разговора не выйдет.

Водитель задумался. Триста баксов за час заработать в межсезонье – удача. Шугнешь ее – так и отвернуться может. Он еще раз глянул на меня, мотнул головой:

– Не…

– Что – не?

– На наемного убийцу ты не похож.

– А ты повидал?

– А то. Сказал же – служил.

– А-а-а…

– Значит, ищешь?

– Ищу.

– А городские сплетни тебе зачем? Да еще за такие деньги? Обомнись, потолкайся, все бесплатно услышишь.

«Потолкайся». Сильно мне будет весело толкаться после встречи с киллером, который бестрепетной черной дланью едва не переправил меня за Стикс белым днем… И ладно была бы причина… А причина есть. Но я ее не знаю. И это напрягает. Крепко. До дрожи.

– Родственники о ч е н ь беспокоятся. А время дорого.

– Ну раз платят они…

– Они. Пропасть этот мужчина, – я кивнул на фотографию Дэниэлса, – мог по десятку причин. И по сотне поводов. И даже без них. Интересы у него сильно разносторонние. В город я прибыл сегодня утром. И хочу сразу уразуметь, кто, как и чем здесь дышит.

– Лады. С чего начинать?

– Сам реши, дядя Миша. О чем люди говорят?

– Кто о чем. А так… Мэр у нас помер. Недавно.

– Сам?

– Сердце.

– Бывает.

– Не верят люди, что сам он.

– Люди вообще недоверчивы.

– Да нет, ты не понял… Тревожно здесь стало. Мэр умер, кого пришлют – неясно, как все будет – тем более.

– Привычка.

– Что?

– «Привычка – душа держав». Пушкин сказал. А вот в таких вот городках – тем более. Станет лето настоящее, приедут отдыхающие…

– Вот то-то и оно. Мы все с лета живем. И с курортников. Понимаешь, Олег, у нас все очень размеренно и тихо было, а тут… Еще до мэра… Какой-то крупный чин московский кони двинул. В автомобиле. То ли задохнулся, то ли еще что. С ним одна местная была, типа бабка…

– Бабка?

– Гадалка, ворожея, их здесь невперечет… Тоже померла. До того – в люксе горцев поубивали. Так люди говорили. У меня там свояченица работает, в той гостиничке, сказала, сами они порезались. Насмерть.

– Разборка?

– Не-а. Вены повскрывали.

– И чему люди верят?

– Кто чему.

– Всё?

– Если бы. Группа авторитетных мальчиков отдыхать прикатила. И прямо на джипе в море съехала. Потонули все. Еще?

– Еще.

– Зимою российские деловые собрались на сходняк и перемерли. А не так давно – особистов местных на квартире постреляли.

– Бандиты?

– Нету у нас бандитов, я тебе сказал.

– Значит, злые хулиганы.

– Кто их так разозлил, чтобы горцев кромсать и особистов стрелять?

– Жизнь нездоровая. Вот и не выдержала психика.

– Твой-то пропавший – кто вообще?

– Иностранец.

– Россиянин?

– Нет. Издалека.

– Богатый?

– Упакованный.

– Давно канул?

– Три дня.

– Может, загулял?

– Родственники надеются.

– А эти родственники… сами… не могли… того? Спровадить папашку?

– Вряд ли. А конкуренты – могли. Ты по городу в последнее время странных людей не замечал?

– Да сколько угодно! Ты, к примеру.

– По внешности. Негры, арабы…

– Негров не видал – что им здесь делать. А араба я от какого другого азиата и не отличу. Иранцы у нас на рынке подвизаются, турки… Нет, если араба нарядить так, как они у себя там ходят, – то да, скажу, вот он!

– А ты такого… Мориса не знаешь?

– Да кто ж его, оторву такую, не знает!

– Способный мальчик?

– Способный. На все. Он года четыре назад такую кашу тут заварил…

– Какую?

– Взялся с хозяевами бодаться.

– С хозяевами чего?

– Известно чего – города.

– С мэром?

– Мэр тут был не хозяин. Другие…

– Я слышал, некий Мамонов Сергей Петрович…

– Э-э-э… Когда это было. Слег Мамон смертью храбрых. Давнехонько. Лет десять тому.

– Убили?

– Никто не скажет. Поговаривали, на покой вышел, в доме у себя заперся, завел мелкую торговлишку… А потом и застрелился. Из охотничьего ружья. Из двух стволов сразу. Голову напрочь снесло.

– Печально. Может, не он это?

– Стрелялся? Может. Но записали самоубийство. Во-первых, кому охота висяки держать, а во-вторых…

– Вместо него никого не прислали?

– Нет. Старшие люди терли, видно, где-то с братвой и договорились полюбовно. У братвы – деньги, у старших – сила. И порядок.

– Старшие – это милиция и госбезопасность?

– Ну да. Как везде.

– Так что Морис?

– Он бригаду молодых и злых сколотил, ну и… Появись они такие в конце восьмидесятых или хотя бы в начале девяностых, глядишь, и вышли бы в люди. А так – запрессовали их по полной. Морис исчез. Поговаривают – уехал.

– Он, по принятой терминологии, «отморозок»?

– Ну уж нет. Дерзкий мальчуган, смелый, физически крепкий… Но никого за понюх табаку не списывал. Объявился тогда, весь из себя красавчик, шороху навел, заставил говорить о себе, а как понял, что козыри здесь крести и его расклады не пляшут, – слился. То ли в Россию, то ли за границу. Если поумнел – так живой.

– Он сейчас в Бактрии.

– Во как! Дела… Думаешь, он твоего иноземца в зиндан заточил и выкупа ждет?

Я пожал плечами, закурил, бросил между прочим:

– Монеты он собирал.

– Морис?

– Пропавший.

– И – что?

– Прослышал он, у вас здесь кто-то очень редкую торгует. На аверсе бог Гермес, на реверсе – кадуцей. Жезл власти.

– Знаешь, Олег… У нас про этот медальон каждый пацан местный знает, с рождения. Вроде бы тот, кто им обладает, и клад любой сыщет без вреда, и золото к нему рекой, и в искусствах – мастер, а только… Не ищут у нас его местные. Считается, беду этот медальон приносит. Может, твой нашел?