Андрей Воронин - Петля для губернатора Страница 25

Уже совсем рассвело, и водитель первого самосвала со щебнем, свернувший на лесную дорогу, был слегка удивлен, увидев на заснеженном проселке две черные колеи. Его удивление усилилось еще больше, когда он добрался до обломков шлагбаума, преграждавшего посторонним въезд в зону строительства. Впрочем, водитель самосвала был человеком бывалым и немедленно нашел наиболее простое и вероятное объяснение этим странностям, решив, что незадолго до него по дороге проехал какой-то алкаш, который не то до сих пор не очухался с вечера, не то залил глаза с утра пораньше Водитель терпеть не мог этих типов, из-за которых езда по отечественным дорогам превратилась в сплошную нервотрепку. Если у человека хватает денег на автомобиль, который летает, как ракета, это еще не значит, что он способен справиться с управлением своей крутой тачкой. Да, автомобили теперь не те, что двадцать или даже десять лет назад, но водители остались прежними, да и дороги с тех пор изменились очень мало.

Водитель зло продул “беломорину” и, неудобно скрючившись над большим и неповоротливым рулевым колесом, принялся чиркать спичками о засаленный, истертый коробок.

Тяжело груженый “МАЗ”, утробно рыча изношенным двигателем и выбрасывая из выхлопной трубы облака черного дыма, несся по дороге, то ныряя в выбоины, то подпрыгивая на ухабах. При каждом таком прыжке под сиденьем громыхали кое-как сваленные железки, пыльный резиновый чертик бешено плясал под лобовым стеклом, а за спинкой сиденья дружно звякали пустые бутылки. С крышки бардачка водителю ослепительно улыбалась обнаженная красотка с пышно взбитыми золотистыми волосами и кожей неестественного оранжевого оттенка. Блондинка была заснята по пояс и, поддерживая обеими руками, демонстрировала всем желающим голую и, судя по ненормальному размеру, откровенно силиконовую грудь. Вид у нее при этом был такой, словно она предлагала купить у нее парочку дынь.

Проклятый коробок совсем истерся, и спички ни в какую не желали загораться. Чиркать ими, держа коробок в той же руке, что и обод рулевого колеса, было неудобно, и от этого водитель злился еще больше. Он отлично знал, что нужно сделать для поднятия настроения, да и проверенное народное лекарство лежало наготове в бардачке, но было только восемь утра, а на шоссе он насчитал целых три аварии. Там было полно милиции, так что с опохмелкой, похоже, предстояло ждать до самого конца смены. Водитель снова посмотрел на две пьяно петлявшие по дороге колеи и тихо выматерился: везет же людям! Ни забот у них, ни хлопот. Нажрутся “абсолюта”, сядут в “мерседес”, и ну куролесить! Да еще и с бабами. Показать им зимний лес и пощупать за разные интересные места… И ведь что интересно: ничего их, гадов, не берет! Хоть бы один разбился, так нет же! Бьется кто угодно, только не эти кошельки с глазами…

Водитель потер черной от въевшегося масла ладонью небритую щеку и снова принялся чиркать спичкой о коробок. Спичка сломалась, он с проклятием отшвырнул ее в сторону и достал новую, с раздражением отметив, что спичек в коробке осталось всего штук пять, не больше.

"Говно дело, – подумал он. – Все-таки надо было мне вчера того.., поаккуратнее. Так разве с ними поспоришь?

Вот наградил господь родственничками! Если пить – так уж до упора, до поросячьего визга. Опять весь туалет заблевали, козлы. Это шурин, больше некому. У него такая манера. И зачем пить, если организм не принимает? Только продут переводит, недоносок мордатый… Да и тесть не лучше, но этот хоть не блюет. В него сколько ни залей, ему все едино: сидит, скалит свои вставные челюсти и пустой стакан тянет – наливай, мол. А доченька его, грымза толстозадая, знай туда-сюда топает и дверями стучит, вместо того, чтобы людям человеческую закуску приготовить. Была бы закуска путная, так, может, меня бы сегодня не так крутило. Да ведь ей все равно, в каком виде муж утром на работу поплетется, ей лишь бы зарплату отобрать… Одно слово, Петлюра”.

Вычислив, наконец, главного виновника всех своих бед, водитель немного успокоился, и даже спичка, словно почуяв перемену в его настроении, зажглась с первого раза. Он поднес дрожащий оранжево-голубой огонек к кончику папиросы и усердно заработал щеками, раскуривая волглый табак. Дорога круто свернула вправо, он крутанул одной рукой неподатливый руль и вдруг увидел стоявшую сразу за поворотом шикарную иномарку.

Широкий приземистый автомобиль косо торчал посреди дороги, совершенно загородив проезд. Водитель самосвала успел разглядеть свежую вмятину на правой передней дверце и широкий смазанный след бокового заноса на белом полотне дороги. Выронив спички, он изо всех сил вывернул руль влево, ударив по тормозам. Тяжелый “МАЗ” занесло, немного проволокло боком, и он с грохотом ударился в стоявшую на дороге иномарку. Послышался отвратительный скрежет сминаемого металла, со звоном посыпалось стекло, бутылки за спинкой сиденья самосвала опять дружно задребезжали, и “МАЗ” наконец замер, в последний раз вздохнув пневматическими тормозами.

Несколько секунд водитель самосвала сидел неподвижно, глядя прямо перед собой потухшим взглядом. Забытая папироса лениво тлела, прилипнув к нижней губе. В тишине громко тикал, остывая, заглохший двигатель. Этот звук напоминал удары капающей из протекающего крана воды.

Водитель почему-то вспомнил детство. У них на кухне стояла жестяная раковина, и кран все время тек, потому что некому было заменить прокладку. Звук, помнится, был точно такой же, а в том месте, куда падали капли, всегда было невыводимое ржавое пятно…

Словно во сне, он распахнул дверцу и спрыгнул на дорогу. Припорошенная снегом грязь неприятно подалась под ногами, его кирзовые сапоги разъехались в стороны, и он обязательно шлепнулся бы во все это дерьмо, если бы не схватился рукой за край открытой дверцы. Папироса потухла, и он выплюнул ее в снег.

Удар получился сильным. Чертову иномарку отшвырнуло на обочину, развернув носом против движения. Правое заднее крыло выглядело так, словно побывало под кузнечным прессом, толстый обтекаемый бампер оторвался и косо торчал в сторону. Повсюду валялись куски цветного пластика и битое стекло, в воздухе пронзительно воняло пролитым бензином. Смятая крышка багажника стояла дыбом, левая передняя дверца распахнулась от удара, и в шаге от нее на дороге ничком лежал человек в короткой кожаной куртке. Его руки и лицо были в крови. Он не подавал признаков жизни, и водителю самосвала очень некстати вспомнилось, почему кран у них на кухне некому было починить. Его отец тоже был шофером, и однажды утром, мучаясь похмельем, сбил на скользкой дороге пешехода.

Пешеход умер на месте, а отец отправился в тюрьму. Теперь вся история, похоже, повторялась сначала, и водитель “МАЗа” испытал почти непреодолимое желание завести машину и пару раз проехаться по тупой башке лежавшего на дороге “нового русского”. Чертов ублюдок устроил-таки ему неприятности.

Злость схлынула, уступив место тоскливому недоумению: за что? Ехал себе человек, никого не трогал..

Он встряхнулся и взял себя в руки. О чем это он тут думает? Какая разница – новый русский или старый узбек? Он водитель, а водитель водителя в беде не оставит, иначе ему самому несдобровать. Если даже водители перестанут помогать друг другу, то этот мир окончательно сойдет с ума. Только вот можно ли еще чем-то помочь этому парню?

Он поспешно подошел к раненому и с облегчением убедился в том, что тот жив. Собственно, это было в порядке вещей: удар пришелся по багажнику легковушки, водителя сразу выбросило на дорогу, так что сильно пострадать он вроде бы не мог. Тогда откуда столько крови и почему он без сознания? Неужели и вправду пьян?

Водитель самосвала повел носом, но бензиновая вонь начисто забивала все остальные запахи. “Не шарахнуло бы”, – с опаской подумал он и, подхватив раненого под мышки, торопливо поволок его к самосвалу.

В то утро похмелье мучило не только водителя самосвала. Майор ФСБ Алексей Губанов проснулся с тяжелой головой и не сразу понял, где находится.

Вокруг были голые кремовые стены, слегка шероховатые на ощупь. Фактура материала была такой, что сразу и не поймешь, что это, штукатурка, обои или вообще какой-нибудь пластик. С высокого белоснежного потолка на майора бессмысленно пялились стеклянные линзы точечных светильников, сквозь широкое, без переплета окно в пластиковой раме в комнату сочился грязноватый пасмурный свет. Лежать было жестко, майор весь затек и отлежал себе все на свете. Пощупав рукой, он обнаружил, что лежит, оказывается, на покрытом импортной каменной плиткой полу.

Пол был холодный, и Губанов решил, что надо вставать, пока не заработал себе радикулит, а то и что-нибудь похуже.

Вспомнив о болезнях, он немедленно сообразил, где находится. Это же его детище, его, трах-тарарах, медицинский центр… Помнится, вчера они с Кацнельсоном и Масловым обмывали завершение отделочных работ в западном крыле, где планировалось разместить собственно клинику.