Крик болотной птицы - Александр Александрович Тамоников Страница 25

— Врешь! — крикнул полковник и резко поднялся с места. — Как все было на самом деле? Ну! Отвечать!

Этот выкрик и это движение было настолько неожиданным, что его испугался даже переводчик. А вот Лысухин, похоже было, не испугался ничуть. Он лишь хмыкнул, пожал плечами и сказал:

— Так ведь ваш агент обо всем вам рассказал, не так ли? Все происходило на его глазах. И даже при его участии. Так что тут я если бы и хотел соврать, то разве при свидетеле соврешь?

Полковник Вайскопф неожиданно почувствовал себя загнанным в ловушку. Он даже знал, кто его туда загнал — этот самый перебежчик. Он был очень логичен и убедителен, этот туповатый на вид парень. И вновь у полковника возникло смутное ощущение, что во всей этой истории таится некое двойное дно. Но, как и до этого, полковник отогнал от себя такую мысль. Какое такое двойное дно? В чем оно может заключаться? Просто так складываются обстоятельства. А на самом деле этот сидящий на табурете перебежчик для него, полковника Вайскопфа, понятен, как говорится, изнутри и снаружи.

— Откуда ты знаешь, что тот человек наш агент? — после молчания спросил полковник.

— Ну, так это у него написано на лбу. — Лысухин скривил рот в усмешке. — Дешевая поделка, короче говоря. Как только партизаны его не вычислили!

— Они, значит, не вычислили, а ты вычислил? — спросил полковник.

— Ну, по большому счету, вычислил его не я, а тот парень, которого я доставил к вам в упаковке, — ответил Лысухин. — Он ведь специалист по этому делу. А я лишь подвел черту.

— Что значит — черту? — спросил полковник.

— Провел слегка острым ножиком по его горлу, он мне все и рассказал о себе. — В тоне Лысухина вновь послышалось самодовольство. — Даже назвал свою агентурную кличку. Погодите, как она значится? А, ну да — Кладовщик! Откуда, спрашивается, я мог бы ее знать, если бы он сам мне ее не назвал? Одним словом, дешевое барахло этот Кладовщик, а не агент.

После таких слов Лысухина полковник Вайскопф впал в раздумья. Как бы там ни было, но не вписывался этот перебежчик в ту схему, которую для него заранее определил полковник. С одной стороны, Лысухин казался полковнику примитивной и вполне заурядной личностью, каковых на своем веку полковник навидался во множестве. А вот с другой стороны… Вот как ловко он разобрался с агентом Кладовщиком! И разоблачил его в два счета, и заставил свидетельствовать в свою пользу. По мнению полковника, никакая заурядная личность так поступить не смогла бы. Примитивные личности — они, как известно, действуют напролом. А вот в действиях этого перебежчика присутствовала психологическая тонкость… Так кто же он на самом деле, этот перебежчик? И как полковнику с ним поступить? Приказать расстрелять? Приставить к какому-нибудь делу?

— Какую пользу ты хотел бы принести Германии? — несколько витиевато спросил полковник.

— Не знаю. — Перебежчик равнодушно пожал плечами. — Хозяин — барин. Куда поставите, там и пригожусь.

— Что еще ты умеешь, кроме того, что обучать взрывному делу? — спросил полковник.

— Ходить в разведку, брать «языков», уходить от вражеской погони, — легко ответил Лысухин.

— А других можешь всему этому научить?

— Других — это кого? — Лысухин внимательно глянул на полковника.

— Других, — повторил Вайскопф.

— А чего ж — могу, — ответил Лысухин.

— Откуда такая уверенность? — спросил полковник.

— Ну, так я же был командиром разведроты, — ответил Лысухин. — А потому приходилось учить уму-разуму подчиненных. Научу и других.

— Хорошо, — после некоторого размышления ответил полковник. — Я подумаю и приму решение.

Конечно, Лысухин понимал — это была проверка. Точнее сказать, лишь начало проверки. Дальше, конечно, будет продолжение. Неизвестно, в каком виде, но будет непременно. Можно сказать и так: сколько времени Лысухин будет находиться в плену, столько времени его и будут проверять, причем самыми разными способами.

Лысухин был к этому готов. Об этом ему говорил мужчина в маскировочной одежде еще там, за линией фронта. Да и сам Лысухин понимал это распрекрасно. По сути, поведение Лысухина в его разговоре с полковником также было частью заранее продуманного спектакля. Роль Лысухина в этом спектакле заключалась в том, чтобы постараться запутать полковника. Точнее говоря, сделать так, чтобы полковник не смог определить, что собою представляет Лысухин на самом деле: примитивный ли он простак, замаскированный ли он враг или готовая на все ради сохранения собственной жизни личность. Расчет здесь был на то, что пока этот полковник не определится, кто таков Лысухин на самом деле, он не станет принимать никаких окончательных решений. Например, не прикажет расстрелять Лысухина. А следовательно, у Лысухина появится реальный шанс выполнить то задание, ради которого, собственно, он и очутился в концлагере.

Поэтому-то Лысухин и принял участие в игре, навязанной ему полковником. «Этакие психологические шахматы!» — подумал Лысухин и невольно улыбнулся такому сравнению. Сейчас он сидел в каких-то полутемных застенках и раз за разом прокручивал свой разговор с хитроумным полковником. И понимал, что эту партию психологических шахмат он, Лысухин, выиграл. А коль так, то нужно быть готовым к следующим партиям.

Устав думать о самом себе, Лысухин стал думать о Старикове. Где он сейчас, как он там? Ему, Старикову, сейчас куда как труднее. У него совсем другая роль в спектакле…

Глава 14

К Старикову полковник Вайскопф решил обращаться на «вы». Скорее по наитию, чем по каким-то реальным причинам полковник сделал для себя вывод, что Стариков — личность куда более сложная, чем Лысухин. Впрочем, факты говорили о том же. Одно дело — ходить в разведку, и совсем другое — готовить агентуру к заброске во вражеский тыл. Тот, кто занимается агентурными делами, должен быть личностью более тонкой в психологическом плане, да и уровень интеллекта у него должен быть куда как выше. А следовательно, и разговор со Стариковым должен быть построен совсем на других психологических приемах. Тем более что Стариков не по своей воле оказался у немцев, его сюда доставили насильно. Скорее всего, поначалу он будет упорствовать, изображать из себя героя и фанатика. Большинство русских, оказавшись в плену,