Ядерная тень - Александр Александрович Тамоников Страница 25

В своем письме от 5 августа 1971 года Ричард Никсон писал: «Ясно, что во взаимоотношениях между великими державами подобные столкновения интересов не могут быть разрешены ни поверхностными формулами, ни попытками получить односторонние выгоды. Ни от какой страны, тем более от великой державы, нельзя ожидать соблюдения договоренностей, которые действуют к невыгоде этой стране. Из этого подхода следует, что бесполезно ожидать, чтобы могущественные нации поддались нажиму, осуществляемому либо прямо, либо косвенно, через третьи стороны. Я хочу это подчеркнуть для того, чтобы избежать какого бы то ни было неправильного толкования усилий моего правительства за последние два с половиной года по нормализации и улучшению отношений с рядом стран. Так, несколько шагов, которые я уже предпринял в направлении лучших контактов с Китайской Народной Республикой, и, в частности, мой предстоящий визит в Пекин не имеют никаких скрытых мотивов. Они предназначены положить конец враждебности, которая, к сожалению, существовала между Соединенными Штатами Америки и материковым Китаем на протяжении свыше двадцати лет, и заложить основу для отношений, которые будут носить взаимовыгодный характер и являться вкладом в дело мира и стабильности в Азии и в мире в целом. Такие взаимоотношения между двумя народами, имеющими историю прошлой дружбы, не направлены против третьей страны, включая особенно Советский Союз».

Послание четкое, без скрытых подводных камней, по крайней мере Ричард Никсон видел его именно таким. И ответ генерального секретаря Леонида Брежнева от 7 сентября 1971 года он получил такой, какого и ожидал: без лицемерия, но и без излишней агрессии. Никсон мысленно развернул послание генерального секретаря, которое перечитывал столько раз, что мог без оригинала воспроизвести большую часть письма. Закрыв глаза, Никсон начал «читать» воображаемый документ.

«Уважаемый господин президент! Я получил Ваше письмо от 5 августа и хотел бы так же, как и Вы, высказать свою точку зрения по некоторым вопросам советско-американских отношений. Согласен с Вами относительно пользы и важности личного обмена мнениями и считаю естественным, чтобы он касался коренных, принципиальных вопросов отношений СССР и США, разумеется, с учетом влияния, которое оказывает состояние этих отношений на положение дел в мире. В этой связи хочу остановиться на двух вопросах, которые занимают особое место в международных делах и в отношениях между нашими странами. Это Индокитай и Ближний Восток. Последствия того, что было совершено и все еще совершается в том и другом районе, последствия вторжений должны быть ликвидированы. Без этого не может быть урегулирования. Именно в этом и состоит принципиальная, определяющая сторона нашей позиции в отношении событий как в Индокитае, так и на Ближнем Востоке. В этом — суть дела, причем наша заинтересованность в таком решении особенно велика потому, что для нас Демократическая Республика Вьетнам — братская социалистическая страна, а Ближний Восток — это район, где расположены дружественные нам государства, район, непосредственно примыкающий к рубежам Советского Союза. В то же время мы вовсе не добиваемся ущемления в Индокитае или на Ближнем Востоке чьих-то интересов, подрыва чьего-то международного престижа. Мы хотим установления мира в соответствии с законными интересами народов этих районов. Хотелось бы поэтому надеяться, что американская сторона в ближайшее время сделает шаг, которого все ждут от нее и который действительно откроет путь к урегулированию».

Ответ также четок и нелицемерен. Но ведь черным по белому написано: «хотелось бы надеяться»! Не «мы требуем», не «ждем в ближайшее время», никаких категоричных формулировок. И что произошло на первой же встрече лицом к лицу? Слова о негативном отношении советского народа к приезду президента США в Советский Союз, затем агрессия в ответ на сравнение их встречи со встречей президента Рузвельта и Иосифа Сталина… Но на конфликт Никсон идти не захотел, и пришлось ему самому обходить острые углы и менять тему, после чего на душе остался неприятный осадок.

— До сих пор вспоминаешь, что Леонид Брежнев намекал на твой провал с Вьетнамом?

— Почему провал, Пэт? Что за пессимистический настрой! — Как всегда при упоминании Вьетнама, Никсон тут же завелся. — Линдон Джонсон, вот кто виновник всей этой заварухи, а я лишь пытаюсь разгрести завал, который унаследовал от прежних президентов.

— Не кипятись, Риччи, никто в этой комнате тебя ни в чем не обвиняет. Тебе достался подгнивший плод, а ты пытаешься вернуть ему первозданную свежесть. Увы, это невозможно. Не в нашей власти.

— Вот! В этой комнате! Ты это сказала, Пэт, ты это сказала! — Никсон стоял спиной к окну и обвиняющим жестом указывал на жену. От былого благодушия не осталось и следа. — В этой комнате меня не обвиняют, но там! Там обвиняет каждый! А поставь их на мое место, какое решение они бы приняли? Уверен, восемьдесят человек из ста поступили бы точно так же! Ханжи, лицемеры! И этот ваш весь из себя правильный Леони…

— Дорогой, взгляни на эту красоту! — Пэт подбежала к мужу и с силой вдавила ладонь в его губы. Едва слышно она прошептала: — Успокойся! Ты в чужой стране! Я слышала, что люди, отвечающие за государственную безопасность, прослушивают все комнаты в Кремле. Не хватало еще дать им в руки компромат, — после чего быстро заговорила вслух: — О! Даже не думала, что простые деревья в мае могут выглядеть так волшебно! Только взгляни на эти цветы, они похожи на огромные свечи.

— Это каштаны, моя дорогая. — Никсон резко сменил тему.

— Каштаны? Не может быть! В Америке растут каштаны, но выглядят они иначе и цветут по сравнению с этими гигантами совсем простенько. — Пэт вновь приблизила губы вплотную к уху Никсона. — Сейчас от каштанов вновь перейдешь к обсуждению встречи с Брежневым, его внешность, привычки и прочие мелочи, которые касаются его лично, можешь обсуждать до одурения, но политическую ситуацию не тронь!

Пэт отодвинулась от мужа, вгляделась в его глаза и, удовлетворившись тем, что в них прочла, отпустила лицо супруга и отошла чуть в сторону.

— Так что ты хотел обсудить, дорогой? — произнесла Пэт, возобновляя прерванный разговор.

— Не столь важно, — отмахнулся Никсон. — Забудь, дорогая.

— Ну почему же? Вот мне лично понравился официальный обед, который советская сторона давала в нашу честь. Как называется здание, в котором нас принимали, дорогой?

— Большой Кремлевский дворец, — без запинки ответил Никсон. — Это здание всегда используют для приема почетных гостей.

— Так значит, мы почетные гости? —