Павел Яковенко - Месть как искусство Страница 26

Людмила, хотя и покраснела, но, подумав, полезла в свои вещи и достала коробку конфет.

Тогда Маркин не выдержал: он попросил без него не начинать, и побежал в вагон-ресторан. Купив за бешеные деньги бутылку молдавского вина, (других и не было), вернулся обратно в свое купе. Чай уже был на столе, а дед нетерпеливо ерзал на своей полке.

Вечер прошел замечательно. За вином и едой все быстро перезнакомились. Маркин представился охранником из частной фирмы. Сказал, что охраняет склады с товарами. Дед кивнул, Людмилу это не заинтересовало. Сама она, оказывается, служила медсестрой в военном госпитале. И путевку на юг получила от начальства как вознаграждение за хорошую работу. Дед тоже оказался льготником — военным пенсионером.

«Какая-то сплошная армия», — подумал Маркин про себя. — «Интересно, тот громадный тип тоже из наших»?

Тут же этот тип и ввалился в купе. На ногах он держался довольно плохо, что-то долго искал у себя в сумке, ничего не нашел, махнул рукой, и ушел обратно. На предложение присесть к столу только отмахнулся.

— Закрывать дверь или нет? — задумался дедок. — Он, наверное, и купе свое не найдет скоро. Не сможет.

Все засмеялись. Настроение было замечательное, поезд мчался в Крым, весь отдых был впереди…

«Везет же людям!» — улыбаясь, но тоскуя, думал Маркин. — «У них все хорошо. Все стабильно. Ясно, четко и понятно. Едут — на отдых. Потом — обратно домой. Никому ничего не должны, и спят с чистой незамутненной совестью».

Разухабившийся дед, явно перечитавший желтой прессы, специализирующейся на «зеленых человечках», понес какую-то ахинею, воспользовавшись наличием слушателей, которым некуда было от него сбежать. Алексей поначалу пытался возражать, потом понял, что лучше не связываться, и забрался к себе на полку, оставив на растерзание словоохотливому деду безответную Людмилу. И вовремя. Потому что вернулся четвертый пассажир.

Вот уж они нашли с дедом друг друга!

— Она меня не любит! — с ходу заревел — заголосил детина, с размаху приседая к деду на полку. — Я это чувствую, я это знаю!

— Кто? Кто не любит? — перепугался дед. (Да и кто бы ни перепугался на его месте)?

— Да жена моя! Будь она не ладна!

В дальнейшем товарищ поведал всем о своей горькой, незавидной судьбе обычного московского менеджера; о том, как познакомился со своей будущей супругой, как она его, несчастного горемыку, охомутала, о несчастливой семейной жизни, и злокозненной теще, которая нет, чтобы помочь, так ровно наоборот — ставит всяческие препоны… В лице деда детина нашел замечательного, благодарного слушателя. Дед с восторгом выслушивал откровения, вставлял собственные реплики, комментировал, дискутировал… Впрочем, молодой человек вряд ли воспринимал дедовские пассажи. Как говорится, он уже давно был на своей собственной волне, и окружающее служило не более чем фоном для его трогательных излияний.

Крышку, закрывавшую и удерживавшую вставленную в магнитофон кассету, он где-то посеял, а потому его периодические попытки дать послушать деду любимую песню заканчивались постоянным фиаско — кассета выпадала на пол, и послушать ее не удавалось.

Алексею, наблюдавшему всю эту картину сверху, было очень жалко Людмилу. Бедняжка сжалась на своей полке у окна, и с несчастным видом ожидала, когда говоруны угомонятся. Миле, видимо, давно хотелось спать, но привлекать к себе лишнее внимание, даже чтобы просто разобрать постель, ей явно не хотелось.

Внезапно детина поднялся, и без лишних церемоний покинул купе. Людмила воспользовалась таким случаем, вскочила с места, и лихорадочно принялась стелиться. Дед, оборванный на полуслове, недоуменно щелкал зубами. Поезд остановился.

Пришлось ждать, пока украинские пограничники посмотрят документы. Алексея, волей — неволей, это напрягло. Как ни крути, но паспорт-то у него хотя и был настоящий, только принадлежал другому человеку.

Погранец довольно равнодушно пролистал документ, посмотрел на самого Маркина, о чем-то подумал… Алексей смотрел на него холодно и равнодушно.

«Задержать им меня не удастся», — думал он. — «Сейчас, если что, ударю его в промежность, потом сверху — по затылку. Вещи — брошу. Выйду в коридор — метну во второго перочинный нож. Потом — к дверям. Если нет — разобью окно молотком, и выпрыгну. А там — уйду уж как-нибудь. Мне терять нечего».

Погранец вернул ему паспорт, и взялся за деда. Маркин аккуратно убрал свой драгоценный паспорт в барсетку, а ее положил под подушку.

Пограничники вышли. Людмила вздохнула.

— Все, наконец-то можно спать! — сказала она.

Женщина решительно выключила свет, стянула через голову платье, и нырнула под одеяло.

Алексей отвернулся к стене. Поезд мчался так, что иногда казалось, будто ноги поднимаются выше головы. Под эту качку Маркин вскоре заснул. Снилась ему погоня, кто-то за ним гнался, стрелял, пули свистели где-то в стороне; никакого оружия у Алексея не было, бежал он огородами, с трудом преодолевая заборы, и боялся только одного — чтобы впереди не оказалось такого забора, который ему уже не удастся преодолеть…

Раздался грохот, крик, стон, и Маркина швырнуло из сна в реальность. Из-за такого резкого перехода он никак не мог сообразить — кого нужно бить и куда? Включили свет, и Алексею представилась во всем своем блеске маленькая человеческая трагедия. Когда не знаешь сам — начинать плакать или продолжать смеяться?

Бедолага — менеджер, который все-таки ночевал у себя на полке, упал с нее вниз. Он был пьян, конечно, но он и в трезвом-то виде помещался с трудом на этой стандартной вагонной полочке, не рассчитанной на таких крепышей. Видимо, его качало — качало… А потом швырнуло вниз со всего размаха.

Он упал боком на столик, и теперь Мила ощупывала его ребра.

— Допрыгался! — сурово, и одновременно жалостливо сказала она. — У него два ребра сломано.

— А я? — жалобно спросил дед. — Он ведь и на меня упал.

Людмила осмотрела и деда.

— Одни ушибы! — констатировала она не самый печальный факт. — В санатории залечат… Дешево отделались, дедушка!

— До Феодосии доедете, молодой человек, — сказала Мила основному пострадавшему. — А там вам придется в больницу обращаться.

— Хорошо, — прохрипел детина. — Голова что-то сильно болит.

— Это с похмелья! — не удержался встрять дед. — Похмелиться надо!

Все, сон закончился. Маркин больше так и не уснул. Попробовал аутотренинг… Но сегодня что-то не шло. Людмила перебралась на верхнюю полку, на ее сидел менеджер и громко стонал, а дед бормотал что-то утешительное.

Алексей начал думать о задании. С чего начать? Перед ним, как в компьютерной игре, стоял серый «туман войны». Причем полный и со всех сторон. Надо поселиться, надо где-то крутиться, надо что-то искать, вынюхивать… И при этом не засветить себя. И рассчитывать исключительно на свои силы.

Пойти сначала по указанному Володей адресу? А зачем? Чтобы что-то просить, нужно сначала узнать, что тебе, строго говоря, нужно. Значит, пока идти не стоит… Да и вообще, что за человек? Из того, что наговорил Володя, еще никак не следует, что ему действительно можно доверять….

И все же, незаметно для самого себя, Алексей таки уснул. Разбудило его жаркое, яркое, совсем не московское солнце.

— Меняю рубли на гривны, меняю рубли на гривны… — монотонно раздавался призыв за дверью купе. Минут через пять он снова повторился.

— Они тут толпами ходят, — предупредил дедок. — Не вздумайте у них менять. Там, в Крыму, обменники везде есть, и курс гораздо лучше. Эти тут лохов ищут.

— Спасибо за совет, дед, — сказал Алексей, и спрыгнул со своей полки вниз. — А где наш пострадавший?

— В соседнем купе горе заливает, — сказала Людмила. — Будет вместо отдыха в больнице лежать… Надо было меньше пить. Или покупать нижнюю полку.

Все ненадолго замолчали. Снова раздалось знакомое:

— Меняю рубли на гривны, меняю рубли на гривны…

Только уже другим, более молодым, голосом.

— Я только российские рубли взял, — сказал Маркин.

— Это вы зря, — прокомментировала Мила. — Хозяева здесь предпочитают доллары. Это вам придется сначала рубли на гривны менять, а потом — на доллары… Кстати, дедушка, вы немного ошибаетесь. Тут, в сезон, курс рубля везде низкий, вот в Киеве — нормальный курс… А тут они на отдыхающих отрываются… Правда, эти менялы вообще совести не имеют… Вы, Алексей, лучше рубли предлагайте. Некоторые все-таки берут. Таксисты, например.

Неожиданно в купе протиснулась веселая, полная, черноволосая хохлушка.

— Можно к вам? — спросила она, однако, не дожидаясь ответа, уже уселась на полку к Людмиле. — Меня Аней зовут. Я, если желаете, могу устроить вас отдыхать в хорошее место. Вы куда едите?

— Я по путевке, — сказал дед.