Александр Бушков - Голая королева. Белая гвардия-3 Страница 26

— Все живы, мон колонель?

Мазур вскочил и в три прыжка оказался рядом с дверью лифта. Верзила неподвижно лежал навзничь, откинув руку с крохотным германским автоматиком, который очень удобно прятать под одеждой. Белоснежный костюм от штиблет до воротника покрыт алыми пятнами, две пули попали в лицо…

Чуть попятившись под бешеным взглядом Мазура, сержант растерянно забормотал:

— Мы думали, он вас убил, мон колонель, было тихо…

Воспитывать урода некогда. Перебросив пистолет в левую руку, Мазур выхватил отмычку и кивнул своим. Отмычка сработала моментально, не хуже настоящего ключа, он пнул дверь и первым ворвался в обширную прихожую с зеркальной стеной. Повинуясь его жесту, Лаврик с Флорисьеном кинулись мимо него в глубь квартиры — а Мазур, уже зная наперед, что никого они там не найдут, медленно подошел, остановился над лежащей навзничь фигуркой в белом брючном костюме: парик не съехал, очки не свалились, пользуясь затрепанной цитатой, можно было бы сказать, что она безмятежно спит, если бы не маленькое пятно аккурат против сердца, опалившее белоснежную ткань. Крови не было, в таких случаях ее часто и не бывает.

Слышно было, как Лаврик с Флорисьеном шерудят по комнатам — ну, ясно уже без толку… Опустившись в стоявшее тут же низкое мягкое кресло, он сунул пистолет в кобуру, закурил и грязно выругался.

Объяснение имелось одно-единственное. Та самая загвоздочка, которой опасался Лаврик. Эта холеная сучка, дура чертова, все же подала сигнал тревоги (несомненно, заранее оговоренный) уже во время телефонного разговора с князем в их присутствии. Быть может, им было четырежды, сверх обычной нормы, употребленное «милый». Быть может, «милый» само по себе было сигналом тревоги.

Или какое-нибудь другое произнесенное слово… или, наоборот, не сказанное. Гадать можно до бесконечности, ответа все равно не будет. Главное, она подала сигнал тревоги, прекрасно зная, что проконтролировать ее невозможно. Другого объяснения просто не существует. Когда они ехали к этой стерве, слежки за ними не было, сто процентов. А допустить, что в комнате, где Эжени их принимала, стояло подслушивающее устройство, и Акинфиев из этой квартиры слушал их разговор — из области дурной фантастики. Отпадал и более реальный вариант: один из многочисленных слуг в особняке, агент Акинфиева, доложил шефу о визите двух незнакомцев и подробно их описал. Теоретически такое могло случиться, а на практике — «слухачи» докладывали, что после телефонного разговора Эжени с князем больше не было ни единого звонка, ни в квартиру, ни из квартиры. Князь здесь, несомненно, был, но, получив сигнал тревоги, немедленно смылся до появления наружки. Это никак не стоит зачислять в промахи, виновных просто-напросто нет: даже если бы Мазур прямо от мадам Соланж позвонил Мтанге, а тот немедленно принялся ставить бы облаву, Акинфиеву все равно хватило бы времени, чтобы слинять.

Дура, дура, подумал Мазур, мельком бросив взгляд на неподвижное тело посреди прихожей. Почему ее непременно следовало убрать? Уж конечно, не из мести — оставим эти штучки сценаристам фильмов о Джеймсе Бонде. Гораздо более жизненна другая версия, благо прецедентов хватает. За три с лишним года общения с князем она ненароком увидела или услышала что-то такое, о чем никак не следовало знать людям вроде Мазура. Вполне возможно (и так часто случалось) сама она не придала ни малейшего значения увиденному или услышанному — но при подробном допросе могла вспомнить и рассказать. Не так уж редко случается, когда человек живет себе, поживает, представления не имея, что располагает информацией, смертельно опасной в первую очередь для него самого.

Появились Лаврик с Флорисьеном, все еще державшие пистолеты в опущенных руках. Унылые, пришибленные, ссутулившиеся.

— Под кроватью смотрели? — спросил Мазур.

Лаврик ответил короткой смачной фразой на языке родных осин, послав Мазура по совершенно неприемлемому адресу.

— Ладно, извини, — сказал Мазур. — Это я от злости, у всех нервы… Ну что же, не бывает худа без добра… Думается мне, теперь мы совершенно точно знаем, что князь в курсе, в игре. Пустячок, но полезный… Флорисьен!

— Слушаю, мон колонель?

— В таком доме непременно есть управитель или как он там еще называется. Разыщите его и допросите как следует. Все, что он знает о господине, снимавшем эту квартиру. С упором на сегодняшнее число. Только сначала отправьте своих, пусть допросят всю здешнюю прислугу, ее должно быть немало. Опять-таки с упором на сегодняшнее число. Я видел, тут шляются какие-то рожи наподобие коридорных. Быть может, наш друг, не заморачиваясь приемчиками из дешевых шпионских романов, прозаически попросил кого-то из них подогнать такси. Возле таких домов всегда пасутся таксисты, вон, с лестницы было видно, что их там и сейчас с полдюжины… Все понятно?

— Так точно, мой колонель, — сказал Флорисьен. — Разрешите идти?

— Идите, — сказал Мазур.

Когда они остались вдвоем, Лаврик подошел, остановился над трупом, покачался с пятки на носок, без всякого выражения глядя на погубившую саму себя красотку. Заключил:

— Дура. Наверняка тогда же подала сигнал, — и добавил так, словно извинялся: — Но ведь я ничего не мог сделать…

— Никто не мог, — сказал Мазур. — Видывали мы с тобой похожие случаи…

— Что, тупик?

— А ты знаешь, вполне возможно, что и нет, — сказал Мазур не слишком оптимистично, но все же и не уныло. — Есть еще один следочек, по которому можно пройти…

Как он и предполагал, Лаврику не понадобилось слишком много времени, чтобы догадаться. Он не задал ни единого вопроса, только лицо приобретало давно знакомое отрешенно-хищное выражение. Прищелкнул пальцами:

— Валери Дюпре!

— Именно, — сказал Мазур. — Особенных надежд не питаю, но все же это лучше, чем ничего, а?

…Минут через двадцать они с Лавриком убедились, что их все это время выдерживали в приемной (небольшой, не роскошной, но безусловно стильной) отнюдь не потому, что мадемуазель Валери Дюпре хотела показать характер или четко обозначить занимаемую ею на социальной лестнице ступеньку. У нее в самом деле все это время сидел клиент. Каковой наконец вышел, небрежно кивнув секретарше, притворившей за ним обитую тисненой кожей дверь. Пожилой чернокожий, одетый в мнимо скромный, но безусловно дорогущий костюм, с красивой проседью на висках, при золотых часах, алмазном перстне и кожаной папке с золотой монограммой. Руку можно дать на отсечение: «парень в старом школьном галстуке». Проходя мимо, он вежливо раскланялся с обоими офицерами, и они ответили торопливыми поклонами. Тут же из кабинета появилась секретарша, распахнула дверь. Гладко причесанная негритянка в белой старомодной блузке и строгой черной юбке до колен.

Кабинет оказался под стать приемной: небольшой, но стильный, отделанный с той самой скромной на вид, но дорогой элегантностью, свойственной старой аристократии.

— Садитесь, господа, — сказала Валери с дежурной улыбкой. — Что-нибудь выпьете?

Они отказались. Неизвестно, что чувствовал Лаврик, а вот Мазур, что греха таить, ощутил легкую оторопь: настолько эта особа не походила сейчас на раскованную шлюшку с фотографий, лежащих у Мазура в бумажнике. Волосы собраны в аккуратный старушечий узел, на носу очки в изящной золотой оправе с простыми стеклами (сразу видно), серый строгий жакет напоминает покроем мужской пиджак, белая блузка столь же старомодного фасона, как у секретарши. Одним словом, серьезная, респектабельная адвокатесса, пусть и закончившая юрфак одного из престижных французских университетов всего-то год с небольшим назад. Ну, конечно, с таким папенькой…

— Рада познакомиться, полковник, — бесстрастным светским тоном произнесла Валери. — Я о вас много слышала…

Мазура так и подмывало с улыбочкой спросить: «Надеюсь, не только скверное?» — но он промолчал. Очень уж явственным холодком веяло от красотки, очень уж строгий, деловой у нее сейчас вид…

— Неужели вам понадобилась юридическая помощь? — осведомилась Валери с хорошо скрытой, но безусловно присутствовавшей иронией.

— Пока нет, к счастью, — сказал Мазур. — Мы хотели бы с вами… побеседовать по служебной необходимости. Простите, но я вынужден, вы, как юрист, должны понимать…

Он раскрыл свою скромную папочку, положил перед девушкой стандартный бланк: подписка о неразглашении — на сей раз указано, что речь идет о государственном преступлении, — эмблемы министерства внутренних дел, печати, подписи…

Валери, чуть нахмурив красивые брови, пробежала глазами печатный текст буквально в несколько секунд. Интересно, будет протестовать, или она в самом деле хороший юрист и прекрасно понимает, что обязана подписать бумагу? Любой юрист должен это понимать, заверил их юрисконсульт из тайной полиции (как не удивительно, но в хозяйстве Мтанги имелись и юристы).