Анна Данилова - Мне давно хотелось убить Страница 26

– Но ведь они БЫЛИ…

– Понимаю. Но и трупов в округе тоже не найдено.

Ни вещичек, ничего…

– А что за незнакомый парень появлялся в М. в то же самое время, когда пропали девочки? – спросила Юля, доставая свой блокнот и делая там для себя пометки.

– Мы и его нашли. Чистый парень, художник, приезжал к нам из Каменки. У меня есть его адрес, можете к нему съездить. Но вся его вина в том и состоит, что он приезжий, потому как и у него тоже есть алиби. Я, если хотите знать, совсем не против того, чтобы вы у нас поработали, мы вам поможем, да только представить себе не могу, как искать и где, вроде бы все уже перерыли…

Шубин между тем достал из черной дорожной сумки бутылку водки, пакет с закуской, которую они купили в местном ресторане, сигареты.

– Вот вы как работаете? Нормально. – По лицу Кречетова было довольно сложно понять, рад ли он такому повороту дела или нет – он очень осторожничал. Хотя выпить наверняка любил, нос его, во всяком случае, красный и напоминающий тлеющий уголек, выдавал его с головой. – Ну ладно, давайте за знакомство…

– Сначала за упокой души Ангелова…

Через полчаса Шубин с Юлей уже ехали к художнику из Каменки, Василию Рождественскому, который, оказывается, жил здесь, в М., у своей любовницы, старше его на десять лет, местной поэтессы Лизы Удачиной.

Она жила на берегу реки в большом каменном доме, окруженном со всех сторон садом.

Подъезжая к черным литым воротам, Юля поразилась такому размаху и богатству представительницы местной интеллигенции:

– Игорь, ты только посмотри, какой она себе дом отгрохала! А заборище! Она его даже оштукатурила, покрасила, а калитка, нет, ты только посмотри, это же произведение искусства!

– Юля, успокойся, если захочешь, я тебе тоже такую калитку куплю, только не кричи, соседи прибегут…

– Какие соседи, ты шутишь? Да у нее такой участок, что ори, не ори – никто не услышит. А улица совсем пустынная, словно все население города вымерло. Куда они все делись, а?

– На работе или дома сидят. Говорю же – в таких городках на улицах много народу только в выходные: кто на базар, кто в баню, кто в гости… Обычное дело. Это в городе живут одни бездельники.

– Так уж и бездельники… Ты позвонил?

Шубин еще раз нажал на кнопку звонка.

– Кто-то идет… Нет, бежит…

Они услышали тяжелые, но быстрые шаги: по другую сторону ворот замерло явно большое животное, должно быть, собака, которая шумно дышала, но не лаяла, вероятно, ожидая своего хозяина или хозяйку.

– Миша, в чем дело? К нам кто-то пришел? – раздался далекий женский голос, а следом послышались негромкие и тоже быстрые шаги. Это бежала женщина. Калитка открылась с музыкальным мелодичным звоном, и на улицу вырвался огромный пушистый, рыжий с белым, сенбернар, который принялся энергично обнюхивать незваных гостей, низко и глухо порыкивая, словно предупреждая, что стоит им только пошевелиться, как от них останутся лишь два кровавых пятна на снегу.

Стройная изящная женщина, закутанная в черную вязаную шаль, поправила на виске длинный непослушный локон и улыбнулась Шубину.

– Привет, вы кто? – спросила она, беспричинно улыбаясь и щурясь от внезапно появившегося солнца. Создавалось впечатление, что это она сама осветила все вокруг Тонкое розовощекое лицо ее притягивало к себе взгляд и поражало ультрамариновым, насыщенным цветом глаз. – Ну что же вы молчите?

– Мы испугались вашей собачки, – ответила Юля и тоже улыбнулась.

– Миша, иди домой, ну, быстро… – произнесла нарочито сердитым тоном Лиза. – Ну вот, теперь вы можете сказать, кто вы и зачем ко мне пожаловали?

– Меня зовут Шубин, вот она – Земцова, мы из частного детективного агентства, нам надо поговорить с вашим приятелем Рождественским.

– А… Понятно. Вы хотите снова потрепать Васе нервы и обвинить его во всех смертных грехах. Ну что ж, проходите…

Она даже не спросила у них документы.

Огромный двор был совершенно пустым, если не считать больших мраморных чаш, очевидно, весной в них появятся первые цветы. Дом, серый, с белоснежными наличниками, был явно не из реальной, российской жизни.

Он был слишком чист, слишком просторен, слишком роскошен, до неприличия.

– Вход в дом с другой стороны, там река, поэтому мы так и построили… Нормальные люди строят веранды с видом на улицу, а меня эта улица, – Лиза пренебрежительно махнула в сторону ворот, – нисколько не интересует, равно как и те, кто там живет. Это я их интересую почему-то. Прошу, – она, зайдя за угол, пригласила гостей взойти на высокое, вычищенное от снега крыльцо, на котором сидел, щурясь на солнышке, сенбернар с мужским именем Миша.

Просторный холл был тоже почти пуст, под ногами стелился огромный темно-розовый ковер. А рядом с дверью, словно небольшая зеленая лужайка, лежала жесткая циновка, на которой, судя по всему, полагалось разуваться.

– Миша, иди к Васе и скажи ему, что к нему пришли гости, – Лиза ласково потрепала собаку по загривку, затем, склонившись, поцеловала Мишу прямо в морду. – Ты мой хороший…

– Какое странное имя у вашего пса, – заметила Юля, стараясь не казаться такой уж оробевшей, какой чувствовала себя в этот момент на самом деле.

– Так звали моего бывшего мужа, – просто ответила Удачина, жестом приглашая их следовать за ней. – У меня все запросто, так что чувствуйте себя как дома.

Я вижу, что вы не местные, да, собственно, что я такое говорю, ведь в нашем городе и частных сыскных агентств-то нет… Как интересно.

Она привела их в большую комнату, где, кроме длинного желтого дивана, кресел и видеоаппаратуры, ничего не было, предложила сесть и немного подождать.

– Он сейчас оденется и спустится к вам. У меня есть хороший кофе, вы как, не против?

– Да, пожалуйста…

Юлю подавляла эта роскошь и простота. Она хотела сказать об этом Игорю, но промолчала. Разве что крымовский дом мог сравниться по размерам и дизайну с этим, но то Крымов, а ведь они пришли к «местной поэтессе».

Они прождали минут пять, не больше, прежде чем увидели высокого худого парня в джинсах и белом джемпере. Светлые волосы его спускались почти до плеч. Спокойное молодое лицо, большие темные глаза, брови, сросшиеся над переносицей, и чудесная родинка над верхней губой.

– Вы ко мне? Опять по поводу исчезновения этих девушек? Давайте сначала познакомимся… Василий.

– Игорь.

– Юля.

– Так вот, Игорь и Юля, я ничего не знаю. Абсолютно. Возможно, что девочек этих я и видел на дискотеке, куда несколько раз приходил, но лично с ними не был знаком. Я приехал к Лизе, так что, сами понимаете… Я не любитель провинциальных девиц, обожающих танцы.

– Но Литвинец навряд ли ходила на танцы… – сказал Игорь. – Вы и с ней не были знакомы?

– Это вам Лиза что-нибудь рассказала?

Шубин молчал.

– Это она вам рассказала про портрет? Или в милиции? Ну, не хотите – не говорите. Да, я был знаком с ней. Она была очень красива, и я решил написать ее портрет. Она позировала мне за деньги. В этом городе никто и ничего не делает без денег.

– Расскажите, где вы с ней познакомились и при каких обстоятельствах.

– Сейчас может прийти Лиза, а мне не хотелось бы…

Кроме того, поверьте, я ее не убивал, а это значит, что мой рассказ вам не поможет, разве что я расскажу вам о Наташе… Ведь люди напридумывали о ней один бог знает чего, а она была удивительной девушкой.

В дверях возникла Лиза, уже без черной шали, а в белом спортивном легком костюме. Она толкала перед собой сервировочный столик с хромированными деталями, на котором стояли кофейник и чашки с блюдом, прикрытым салфеткой.

– Юля, сейчас Васю снова начнут пытать про Литвинец, пойдемте-ка лучше со мной на второй этаж, я покажу вам ее портрет, а заодно и поболтаем… Вы как, не против? Мишу я заперла в его комнате, он обедает.

Юля с готовностью поднялась с кресла, сожалея только о том, что кофе, оказывается, предназначался только мужчинам.

Жанна проснулась и села на постели. Она слышала какие-то ужасные крики, выстрелы…

Сон отступил, она окончательно пришла в себя и поняла, что уснула с включенным телевизором. Часы показывали половину двенадцатого. На экране уже шли титры. Очередной боевик, очередное психотропное шоу для российского молодняка.

Ей снилась Валентина. Но не живая, а мертвая, лежащая на полу в луже крови.

Деньги? Ее могли убить из-за денег? Но какая же это должна была быть сумма, чтобы из-за нее лишить жизни человека? И почему тогда не тронули деньги, лежавшие в ящике стола?

Жанна не хотела верить в убийство, тем более что в ее представлении убийство могло выглядеть как угодно, но только не таким, как это. Нигде не наблюдалось следов борьбы, а это говорило о том, что мама САМА забралась на этот сломанный табурет. Но ведь она НЕ МОГЛА в силу своего характера, своей осторожности, наконец, совершить этот безрассудный поступок. И к тому же зачем ей было мыть окно в декабре? Тем более что окно было ЧИСТОЕ.