Б. Седов - Без Любви Страница 26

Призвали тогда ведунью Максимилу.

Поработала она с ним по своей части, да и говорит Насте:

"Кольцо, что у него на пальце надето, - плохое кольцо. Злом от него так и тянет. Сними-ка ты, Настя, это колечко да закопай его в землю подальше от скита. Тогда все и пройдет. А если не сделать этого, отдаст он Богу душу, как пить дать".

Настя сняла с урки кольцо и похоронила его на полянке между корней старой лиственницы.

Урка стал поправляться и через неделю открыл зенки.

Первое, что он сказал:

- Во, бля, маруха козырная!

А потом посмотрел на свою руку и спрашивает Настю:

- Ты, шалава, где кольцо?

И попытался встать.

Но, поскольку сил у него совсем не было, на этом его порыв и кончился. Он опять вырубился, а когда через три дня снова пришел в себя, то увидел перед собой не слабую девочку, а здоровенного мужика с бородой по пояс и со строгими глазами.

Тут он уже пасть свою поганую разевать не стал и понял, что нужно быть вежливым и тихим. Особенно, если люди тебя приютили и от смерти спасли. Хоть он и подонок был последний, но все же умел, если нужно, держать себя в нормальных рамках.

А Настя больше за ним не ухаживала. И увидел он ее в следующий раз только через неделю, когда впервые выполз на крылечко погреться на солнце.

В общем, выходили они его. И как только он стал самостоятельно передвигаться по скиту, тут же подвалил к Насте и говорит:

- Слышь, Настя, у меня на пальце кольцо было, оно - память о матери и очень мне нужно. Не знаешь, куда оно делось?

Настя врать не умеет, голову опустила и говорит:

- Кольца больше нет.

- То есть как это нет? - спрашивает Студень.

А они его там как Студня и знали. Не захотел он им имя свое говорить. Так и звали его по кличке собачьей.

- Так. Нету кольца. Погибнешь ты из-за него. Злое оно.

- Ты не гони, - начал Студень, но тут рядом с ними бородач тот вдруг образовался и строго так смотрит…

Студень увял, улыбочку скроил и отвалил.

На следующий день опять насчет кольца подъезжает. Настя опять в отказ идет. И так несколько дней.

Понял Студень, что не корячится ему ничего, и решил сменить политику. Набрал цветочков полевых и Насте принес. Она удивилась, но цветочки приняла, чтобы не обижать человека. Правда, потом, когда он не видел, бросила их в яму поганую.

А он перья распускает и начинает подъезжать к ней по любовным рельсам. Дескать, запала она ему в душу, полюбил он ее, жить без нее не может и хочет взять ее с собой в город. А там - красивая жизнь, кругом сплошной фарт, лимузины сверкают, оркестры играют, а ему с Настей негры черножопые зажигалки подносят и двери открывают.

Только пусть она ему сначала колечко отдаст.

Послушала она эту ахинею и не сказала ничего.

А он уже вполне очухался, ходит бодро, жрет за троих, по сторонам косяки кидает по привычке урочьей, в общем, вернулся в себя.

И от Насти не отстает. Любовь, говорит, и все тут.

Но обязательно с колечком.

И вот однажды позвал он ее по лугу походить, цветочков пособирать и там, в версте от скита, наехал на бедную девочку по полной программе. Сказал ей, что если кольца не будет, то он ее для начала раком поставит, потом пасть порвет, потом все зубы выбьет, а потом сосать она у него будет до седьмого пота. И кольцо в конце концов отдаст.

В общем, он ее ударил несколько раз по лицу, а потом попытался провести в жизнь первый пункт программы. Это насчет "раком поставить". На этом месте рассказа я аж кулак закусил до крови и поклялся себе, что Студень будет умирать долго и больно.

Настя вырвалась и прибежала в скит с окровавленным лицом и в разорванной рубахе. А этот мудак безбашенный додумался за ней гнаться. Ну, в общем, взяли его братья-спасовцы за белы рученьки, дали несколько раз по чреву, чтобы не разевал он свою хлеборезку смердячую, и повели в лес. И все это - не говоря ни слова.

А там нагнули две подходящие березы, привязали его за каждую ногу по отдельности и приготовились верхушки отпустить. И сделали бы они это, бля буду, и флаг им в руки, так и надо с беспредельщиками поступать, но Настя упала правосудам в ноги и уговорила их не брать греха на душу.

Братья-спасовцы очень неохотно отвязали его от берез, но зато тут же привязали рылом к сосне и хорошенько взлохматили шкуру на спине. После этого, объяснив, что если увидят его еще раз, то ничье заступничество уже не поможет, они развернули его мордой на запад и дали ногой по жопе.

И пошел Студень к бениной матери. И без кольца.

Так ему, гниде, и надо.

Выслушал я эту историю и долго сказать ничего не мог.

Встали мы с Настей с бревешка, на котором сидели, и, как два тихих зайчика, медленно пошли к скиту. Идем, а я все представляю, как этот подонок своими грязными руками Настю хватает и грязные слова ей в лицо выплевывает. И кулаки у меня сами до боли сжимаются.

Найду я тебя, гнида. Ой, найду… Повечеряли мы, потрендели о пустяках до заката и завалились спать. Настя хотела ко мне под бочок подлезть, но я себя строго держал, да и не хотел давать ей распаляться попусту. Ну не моя она женщина. Что тут поделаешь! А просто трахать ее, как соску развязную, - не могу. Ее чистота сильнее моих низменных инстинктов оказалась.

Такого у меня еще не было.

Так что я дрых у себя, а она - у себя. И никаких дел. Строго!

Утром я проснулся рано и стал думать о том, как забрать у Насти кольцо. С одной стороны, вариант Студня - не для меня. С другой стороны, вешать Насте на уши какую-нибудь левую лапшу - язык не повернется. Значит - надо говорить ей правду. Но не всю. Но - все-таки правду. Так я и порешил.

И после завтрака, когда все разбрелись по делам, усадил я Настю за стол под березой и говорю:

- Слушай меня, Настя, внимательно. Сказал я тебе, что искал урку беглого. Так оно и есть. Но искал я его из-за кольца этого. Сам-то он мне и на хрен не нужен. А кольцо это - правду старица Максимила сказала - злое кольцо. И можно было бы утопить его, чтобы никто и никогда его больше не надевал, но висят на нем жизни и смерти очень многих людей. И в первую очередь - моя жизнь и моя смерть. Вот так, Настенька. Я сказал тебе чистую правду. Мог бы поклясться страшной клятвой уголовной, да знаю, что для тебя это - пустой звук. И правильно. Я ведь знаю, как в Библии сказано: "…и будет словом твоим "да - да", "нет - нет", а что сверх того, то от лукавого". Вот и я тебе - что сказал, то сказал. И все. Верь мне. Если ты мне не поверишь, то никто уже не поверит.

Закрыла Настя лицо руками и молчит. Только плечи чуть-чуть вздрагивают. Я тоже молчу и жду, что она скажет.

Долго она так сидела. Я успел две сигареты выкурить.

Но вот наконец она отняла ладони от лица и посмотрела мне прямо в душу. И говорит:

- Я отдам тебе кольцо. Но знай, Костушка, если ты уедешь без меня, я, наверное, умру скоро. Если бы ты с того раза так и не приезжал бы никогда - ничего. Я бы справилась. А теперь, когда мы увиделись снова, я вспомнила все и поняла, как сильно ты мне нужен. И без тебя ждет меня смерть. Я тоже тебе сказала. И ты тоже верь мне.

Она встала со скамьи и ушла в лес.

Пока она ходила, я очень быстро и сильно думал. И надумал. Ладно, черт с ним, возьму я ее с собой на погибель городскую. Может быть, она вспомнит что-нибудь важное о Студне, может быть, просто сможет помочь в чем-то… не знаю. Но быть где-то там и знать, что здесь гибнет девушка, которая этого ну никак не заслужила, было бы для меня невыносимо. А там, глядишь, подцепит она вирус нормального городского цинизма и передумает умирать без меня. И будет без меня жить не тужить.

Минут через двадцать она вернулась и положила перед моим носом тусклое желтое кольцо, внутри которого были выбиты четыре мелких цифирки.

Я подбросил его на ладони, потом сжал кулак и, подняв на Настю глаза, сказал:

- Завтра утром уезжаем.

Она завизжала, бросилась на меня и повалила в мягкую и чистую траву. Я улыбался, как дурак, и думал:

"Ну почему я не могу в нее влюбиться?"

Мы едем в Душанбе.

В Москве Санек выдал мне паспорт на имя Затонского Василия Семеновича, шестьсот долларов (не густо при том, что у Арцыбашева наши четыреста тысяч) и связные телефоны в Душанбе.

Насте документов капитан не дал, сказал, что они не рассчитывали на нее, но пообещал, что с пересечением границы - поможет, сказал, к кому ТАМ обратиться, если возникнут трудности.

И вообще, как мне показалось, Санек избавился от меня с огромным облегчением, сказав, что у таджиков меня будет опекать уже другой человечек…

И вот мы едем с Настей по России-матушке. Уже не леса и болота - уже степь кругом. Вроде бы все нормально, а у меня кошки на душе скребут.

Смотрю я на Настю и думу думаю.

То про Настю, то про этого пидора Арцыбашева.

Мне надо переиграть Арцыбашева.

И начнем с того, что у меня есть кольцо, про которое Арцыбашев ни сном ни духом. Вот на этом кольце я его и…