Богдан Сушинский - Севастопольский конвой Страница 26

– Тебя как величают, младший сержант? – обратился майор к приземистому конопатому командиру орудия, оказавшемуся на холме.

– Фролов, товарищ майор.

– Танк вон тот, что за подбитым прячется, видишь?

– Так точно.

– Так чего ждешь, пока он одним выстрелом накроет всех нас, вместе с твоей «сорокапяткой»?

– Задачу понял. Заряжай! Наводчик, ориентир два, левее ноль пять!

26

Подбить танк Фролов так и не сумел. Поняв, что по нему пристреливаются, танкист круто развернул машину и по подножию возвышенности понесся в тыл, в сторону хутора. Тем не менее три выпущенные по нему снаряда даром не пропали. За броней машины скрывалось до десятка пехотинцев, которые там и остались. Еще один снаряд разорвался в гуще спасавшихся в ложбине кавалеристов.

– Ну, вы же сами видели, товарищ майор, – оправдывался конопатый артиллерист, – что танк этот, словно завороженный. Мы всей батареей вряд ли сумели бы достать его.

– То ли он заворожен, то ли наводчик твой недоучен, с этим будем разбираться потом, а пока ведите огонь по прибрежной полосе, не позволяйте румынам приближаться к кромке моря, к судну.

Гродов заметил, как изменилась тактика румын. Раньше, после неудачной атаки, они старались как можно скорее убраться в свои окопы, а теперь продолжали цепляться за отвоеванный клочок земли, залегая за складками местности и в воронках, окапываясь и буквально врываясь в нее на равнинных участках. Что произошло? В группе армий «Антонеску» появилось больше обстрелянных солдат? В румынских штабах поняли, что у русских нет столько патронов и снарядов, чтобы выковыривать их задержавшихся на поле боя солдат из каждого окопа, каждой воронки?

Главное, догадывался он, заключалось в том, что румыны убедились: на этом участке морские пехотинцы в контратаку предпочитают не подниматься и в обычные для себя рукопашные «полундры» ввязываться не желают. Благодаря этому они теряют значительно меньше людей, но зато позволяют противнику оставаться на поле боя, действуя при этом группами или вообще индивидуально. Так, может быть, разубедить их в том, что моряки теперь уже забыли о своей «полундре!»

– Товарищ комбат, есть два добровольца, которые хотят незаметно подобраться к танку и залечь, затаиться у него под гусеницами, – обратился к Гродову командир роты. – А если удастся, то и проникнуть внутрь машины. Но тоже незаметно. Один из бойцов, ефрейтор Колодный, наш лучший пластун, успел побывать неподалеку от танка. Подход к нему – по низинке. Да и подбит он как раз во время пересечения узкой ложбины и, если поработать саперными лопатками…

– Вот и пусть поработает…

– С ним краснофлотец Петельников. Этот немного смыслит в технике, так что, если удастся проникнуть в танк, попытается разобраться, что там и к чему.

– Прежде всего, пусть выяснит, пригодны ли орудие и пулемет. Вручи по две дополнительные обоймы каждому и по две гранаты.

– Остальное припасут из подобранных возле танка трофеев, там их немало. Кстати, оба неплохие стрелки.

Несмотря на то, что солдаты противника вновь попытались подняться в атаку, эти двое все же направились к вражеской машине. Условились: как только они окажутся поблизости, Колодный подаст сигнал солнечным зайчиком своего зеркальца. И вскоре этот сигнал действительно поступил. Ефрейтор даже успел отсветофорить азбукой Морзе, что в танк можно проникнуть через нижний люк. Отправив в его чрево Петельникова, сам он обустроился в окопчике под броней, буквально в тридцати метрах от залегшего на склоне извилистой возвышенности подразделения румын.

При очевидном неравенстве сил, которое намечалось на его участке, майор готов был благословить появление любой дополнительной «точки». Он уже убедился в том, какими эффективными оказались засады на хуторе и судне, поэтому приказал конопатому пушкарю еще раз аккуратно взять уцелевшую бронемашину в вилку, дабы поддержать добровольцев.

Последний в течение этого знойного дня натиск враг предпринял уже на закате солнца. Сначала он силами до батальона ринулся на хутор, заставив моряков и ополченцев отступить к трем прибрежным усадьбам, и теперь, кроме них под контролем лихановцев оставались лабаз, причал и руины старинного особняка, который еще недавно служил основой межколхозного пионерского лагеря. И только огонь всей батареи «сорокапяток» и пулеметной спарки не позволил смешанной группе румынских стрелков и кавалеристов окончательно отрезать роту Лиханова от своих.

– До ночи продержаться сумеешь? – спросил Гродов, как только старший лейтенант перенес свой НП в развалины особняка.

– Если не нахлынут такой массой еще раз, продержусь, – на удивление спокойно, почти буднично проговорил командир роты. – Несмотря на то, что после прямого попадания в дом танкетка моя сгорела вместе с остатками того, что оставалось от здания. Жалко, серьезная была машина. И надежда, считай, единственная.

– Так уж и единственная! Кстати, ты заметил, что румыны опять накапливаются на стыке твоей роты с ротой Дробина?

– Потому и говорю, что им явно не терпится выйти к лиману и окружить меня. Но все же основной удар они будут наносить на участке Владыки.

– Согласен, это благоразумнее, чем терять людей во время очередного штурма хутора, гарнизон которого все равно вынужден будет сдаться.

Выкатив из грота мотоцикл, комбат усадил на него прибывших за боеприпасами с борта «Кара-Дага» краснофлотцев Клименко и Коркина и, прихватив трофейный ручной пулемет с двумя патронными колодками, направился в сторону лимана. Только вчера Гродов переправил четверых бойцов на судно, для усиления команды. Однако на рассвете двое из них прибыли на плоту-пароме назад, чтобы пополнить запасы гарнизона этого «форта» едой и боеприпасами, особенно снарядами и пулеметными патронами. Отправлять моряков на судно прямо сейчас было опасно, слишком уж плотно простреливалось пространство между бортом «Кара-Дага» и берегом. К тому же в эти минуты моряки как-то очень удачно подвернулись комбату под руку.

Рыбацкая тропа, уводившая в сторону прибрежной полосы, оказалась слишком узкой для мотоцикла с коляской, поэтому майору все время приходилось лавировать между камнями, глинистыми кочками и глубокими выбоинами. При спуске к лиману взрывная волна чуть было не опрокинула машину вместе с экипажем, подарив осколочную пробоину в передке коляски. Зато появление группы комбата с пулеметом и шестью гранатами оказалось для гарнизона особняка спасительным.

Оставив машину, Гродов с бойцами взобрался по крутому каменистому склону как раз в то время, когда около двух десятков румын пытались охватить руины подковой. До сих пор прорваться к лиману им не позволяла группа из четырех бойцов, некогда входивших в состав батальона Денщикова. Но к моменту появления в занимаемой ими ложбинке комбата, двое бойцов уже погибли, один был ранен в плечо, а четвертый, младший сержант Рысин, отстреливался последними патронами. Приказав ему умолкнуть и затаиться, майор позволил румынам проникнуть, прячась за складками местности, в пространство между их позициями и руинами.

Решив, что в ложбине уже никого нет, враги постепенно накапливались за валоподобной возвышенностью, готовясь к решающему штурму основного бастиона «хуторян». Но, как только их собралось более двух десятков, в гущу этого десанта полетели сразу три гранаты; уцелевших же Гродов «освятил» густыми очередями.

На помощь румынам поспешило несколько всадников, однако, забыв об опасности, комбат поднялся во весь рост и тоже встретил их огнем пулемета. Бойцы тут же поддержали его винтовочными залпами. Даже раненный в правое плечо боец стрелял, зажимая приклад под мышкой.

– Лиханов, ты жив?! – прокричал комбат, когда уцелевшие кавалеристы скрылись в долине, и на небольшом плато между берегом Большого Аджалыка и гребнем ее склона остались только трупы убитых врагов.

– Исключительно благодаря тебе, комбат, да местным подвалам, – последовал ответ.

– По подвалам, значит, прячешься, душа твоя пехотно-полевая?!

– Считай, к городским катакомбным методам войны приспосабливаемся, – ничуть не смутился старший лейтенант. – Судя по всему, пригодится. Вспомни, как осиповским морячкам пригодилась наука о рытье окопов и ползании на брюхе!

– Что-то новое в поведении противника заметил?

– Как же тут не заметить?! За отвоеванную землю цепляться стал, как за свою родную.

– То-то и оно! Считай, за каждую пядь, цепляется. Неспроста это. Понял, душа его непокаянная, что проще зарываться в землю там, где упал во время атаки, нежели драпать под пулями назад к своим окопам.

– В любом случае, подоспел ты, комбат, со своим пулеметом вовремя.

– Держись, сейчас потолкуем еще душевнее.

Майор приказал Клименко и Коркину следовать за ним, и после двух перебежек они оказались на перевале небольшой возвышенности. По пути бойцы успели поднять два кавалерийских карабина, опустошить несколько патронташей и прихватить пистолет убитого офицера. Все это вооружение могло теперь пригодиться.