Валерий Рощин - Зови меня ястребом Страница 26

— И этого я сказать не могу. Представляя военных, Бискапский назвал лишь звания и фамилии; гражданским оказался доктор Линке. Полагаю, фамилия вымышленная.

Генерал-майор царской армии продолжал рассказывать о первых впечатлениях пребывания в «Зоне SS12-01», а Илья Валентинович, стараясь не пропустить ни единой детали, рассматривал пожилого мужчину и силился заглянуть в его душу, понять ее… «Непохоже на ложь. Очень непохоже. При отрепетированных постановках актер почти не выказывает сомнений, а уверенности в голосе и суждениях звучит много больше. Дьяконов часто признается в своих сомнениях, сетует на память. Что ж, наверное, и я сомневался бы, окажись на его месте».

Да, распознать грамотную игру крайне сложно, мастера на этот счет водились в контрразведке. Однако и Виноградов владел парочкой надежных приемов, применить которые наметил ближе к завершению беседы.

— …Пока мы находились в кабинете, Линке неестественно улыбался и произносил расплывчатые фразы. Он так и не ответил толком ни на один мой вопрос; не объяснил, для какой работы я приглашен, — закончил Василий Авраамович.

— Чего же они от вас хотели?

Неожиданно белый генерал улыбнулся. Вымученно и впервые за то время, что находился в особняке:

— Как ни странно, они задавали очень похожие вопросы. О моем участии в войнах: в Первой мировой и Гражданской; о послевоенной работе в Польше. Расспрашивали об известных генералах: Брусилове, Деникине, Врангеле, Краснове, Корнилове, Кутепове, Май-Маевском… Я понимал, что все это от лукавого — в живых из лидеров белого движения к тому времени оставались двое: атаман Краснов, с потрохами продавшийся немцам, и несгибаемый Антон Иванович Деникин, осуждающий любое сотрудничество с фашизмом. Я скупо и невпопад отвечал. Пару раз поинтересовался: в чем состоит моя работа? От прямого ответа они уходили и снова сыпали вопросами. Кое-что прояснилось спустя час или полтора, когда Линке достал из огромного сейфа около сотни старых фотографий и предложил мне отыскать знакомые лица.

Офицеры насторожились.

— И вы нашли?

— Да. Нашел. И понял, что немцы заинтересовались выпускниками нашей минно-разведывательной школы. Я хорошо запомнил примерно половину разведчиков из первого выпуска. Их внешность, фамилии… На предложенных снимках таковых я обнаружил ровно двенадцать.

— Вы назвали этих людей?

— Нет. Разумеется, нет.

— Ничего не понимаю, — сокрушенно покачал седеющей головой Виноградов. — Если вы не имели отношения к инструкторской работе, если при обучении юнкеров не применялись методы психологического воздействия, то зачем?..

— Вы не дослушали, — остановил Дьяконов. — Инструкторский состав минно-разведывательной школы к психологии действительно отношения не имел. Однако большинство дисциплин преподавалось юнкерам под наблюдением некоего Алексея Федоровича Лазурского.

— Кто таков? — покусывал верхнюю губу Илья Валентинович.

— Известный русский врач и психолог, профессор Петербургской педагогической академии и Психоневрологического института. Ученик самого Бехтерева и последователь Сеченова.

— Не слышал о таком враче.

— Не мудрено — Лазурский погиб в семнадцатом году при невыясненных обстоятельствах. Жаль. Я его немного помню: энергичный, деятельный и весьма талантливый ученый; светлой души человек.

«Все! Отныне все понятно! — устало повел ладонями по лицу генерал Виноградов. — История началась в далеком пятнадцатом с создания в Могилеве минно-разведывательной школы и неожиданно получила продолжение в сороковых годах под Мюнстером. Теперь главное — успеть!..»

— Скажите, — сузил свои и без того подозрительные глазки полковник контрразведки, — как же так получается? Вас привозят на сверхсекретный режимный объект, рассказывают о его задачах, знакомят с руководством и… вдруг отпускают! Вам не кажется это странным?

— Меня не собирались отпускать из «Зоны SS12-01». По крайней мере, живым.

— Да? И, тем не менее, вы сидите перед нами.

Дьяконов не сдержал легкой усмешки в адрес въедливого чекиста. Однако вежливо-ровного тона не изменил:

— Уверен, не получив информации о выпускниках могилевской школы, немцы непременно расстреляли бы меня. Но повезло. Я вообще везучий человек. Той же ночью над Мюнстером появилось множество самолетов — американских или английских. Они долго бомбили пригороды: заводы и узловую железнодорожную станцию, изрядно досталось и секретной зоне. В жуткой суматохе и в спасительной темноте мне удалось бежать; я двинулся на северо-запад и под утро пересек голландскую границу.

— А дальше? Как вы снова оказались в Польше?

— Помогло знание языков и преклонный возраст. Мне уж, к слову, под шестьдесят, а в Европе к старикам, слава Богу, полиция с контрразведкой относятся не столь пристрастно. Добрался до грузового порта Роттердама, где с месяц пришлось таскать на горбу мешки с тюками. А, заработав немного денег и выправив новые документы, устроился переводчиком в пароходную компанию «Северная звезда». Через три месяца снова посчастливилось: записался в команду транспорта, шедшего в Данциг с военным грузом для Вермахта. Так и вернулся на север Польши. А бежать с корабля было делом несложным — во время разгрузки затерялся среди докеров и был таков. Правда, пришлось несладко: скрывался в подвале у знакомых до прихода русских войск.

— Эти факты еще надлежит проверить. Слишком часто вам везло… — затянул свою песню смершевец, да вовремя вмешался Виноградов.

— Благодарю вас, Василий Авраамович. Вы нам очень помогли, — произнес он с намеренным ударением на последнее слово. Тяжело поднявшись, задумчиво сгреб со стола полевую сумку, намотал на руку ее длинный кожаный ремешок и направился к двери. Взявшись за ручку, очнулся: — Сергей, распорядись-ка на счет ужина, а мы выйдем на улицу — покурим…

На Данциг медленно надвигались сумерки.

Целый день Дъяконову пришлось рассказывать о своей жизни, вспоминать каждую деталь знакомства с генерал-майором Бискапским и отвечать на утомительные расспросы. Кажется, он обшарил и выудил из закоулков собственной памяти все, так или иначе связанное с загадочным объектом, расположенным рядом с немецким городом Мюнстер. Теперь он сидел на кожаном диване, опустошенный, уставший, с ломившими от выкуренных папирос висками. Полковник Литвин распорядился принести ужин в комнату, раскрыл настежь окна, подвинул к столу стулья и присел рядом с Василием Авраамовичем…

Симпатизируя выдержке, мужеству, честности пожилого царского генерала, понимая всю сложность положения, в котором тот оказался, добровольно явившись в штаб армии, Литвин сочувствовал ему и хранил мрачное молчание. Чем он мог помочь? Четыре сотрудника разведки во главе с Виноградовым и полковник из «СМЕРША» покинули комнату двадцать минут назад и, должно быть, совещались где-то внизу. Мозговали каким образом обратить в свою пользу внезапно приплывшую в их руки информацию по «Зоне SS12-01». И, конечно же, решали, что делать с самим Дьяконовым.

— Василий Авраамович, хотите выпить? — нарушил гнетущую тишину полковник.

Генерал вздохнул и, посмотрев на Литвина, благодарно улыбнулся:

— Разве что глоток. Голова немного побаливает.

— Сейчас организую! — бросился Сергей к висевшей в углу шинели. Возвращаясь к столу и сдвинув пару кружек, значительно потряс фляжкой: — Чистый спирт! Пивали такое?

— Всяко бывало. Я же русский человек…

Серые стены особняка потерялись на фоне потемневшего неба. Лишь несколько окон тускло освещались изнутри фонарями или самодельными лампами с бензиновыми фитилями, зажатыми в гильзы от сорокапяток. У въезда во двор дежурили бойцы комендантского взвода; оранжевые всполохи вырывались из большого кострища, разбрасывали по округе искры и на мгновения озаряли глубокие «шрамы» на стенах дома — выбоины от осколков и пуль.

На нижних ступенях лестницы, сгорбившись, стоял Виноградов. Рядом затягивался тлевшей папиросой полковник из контрразведки.

— А я хорошо помню о другом! — приглушенно — так чтобы не слышали бойцы шипел он в лицо генералу. — О том, что в сорок первом для организации разведывательно-диверсионной работы против Советского Союза создан специальный орган управления «Абвер-заграница»! Хорошо помню о соединениях «Брандербург-800» и «Курфюрст», о подразделении РСХА «Цеппелин». А еще по роду службы мне надлежит помнить об отряде «Ваффен СС Ягдфербанд» под командованием негодяя с итальянской фамилией Скорцени.

Об осторожности Виноградову выговаривать не стоило — он и сам частенько отчитывал подчиненных, пренебрегавших ею в работе. Но и ссориться с всемогущей службой намерения не было.

— Не кипятись, — примирительно сказал он. — Я с первой минуты знакомства с Дьяконовым пытаюсь отыскать малейший намек на подвох. И все подозрения разбиваются в прах о простой как солдатская самокрутка вопрос.