Никита Филатов - Танец с саблями Страница 26

После такой еды мир видится добрым и в какой-то степени расположенным к либеральному демократизму. Хочется выпить ещё и сделать людям нечто хорошее.

Снаружи, за пределами террассы «Каса Пачин» небо совсем потемнело и слилось с далекой кромкой волн на горизонте. День подошел к концу, но на смену ему уже торопился вечер, самое богатое событиями время фестиваля…

Владимир Александрович собрался было рассчитаться, но передумал. В конце концов, для сна есть долгие январские ночи, а сейчас представлялась возможность и людей, так сказать, посмотреть – и себя показать.

И действительно, вскоре пустых мест не осталось – даже пришлось выносить из прокуренного помещения под навес дополнительные стулья. Рассаживались сразу большими, человек по десять, кампаниями: шум, гам, звон посуды и хохот… Испанская, английская, французская речь моментально перемешалась с клубами табачного дыма – видимо, все здесь уже успели перезнакомиться и вели себя с непринужденностью творческой и околотворческой интеллигенции.

Откровенно пьяных не было – но и трезвым ни одного из посетителей Виноградов назвать бы не решился. Тем более, что и в ожидании закусок столы не пустовали: одна за другой на скатерти появились бутылки «тинто», пиво и коктейли – в основном, разумеется, кола с ромом.

Неожиданно разрозненный гул посетителей слился в единый радостный рев – это два парня в ресторанной униформе вынесли на всеобщее обозрение ящик с мутно-зелеными, причудливой формы бутылками. Наклейки на «таре» отсутствовали, а из горлышек торчали края ничем не прикрытых пробок.

Владимир Александрович не знал, что это такое, а потому почувствовал себя одиноким, всеми покинутым странником:

– Эй, хефе! – поднял он вверх указательный палец, подражая жестам и фразе носатого толстяка на противоположном конце террассы.

Тут же, со скоростью атакующего миноносца, примчался один из официантов:

– Сеньор?

Виноградова в жизни обзывали по всякому, но именно такое обращение с каждым разом нравилось ему все больше.

– Сайдра? – парень как по заказу держал в руках одну из загадочных стеклянных емкостей.

– Си, – майор в очередной раз на всякий случай кивнул. И не ошибся.

– Сеньор! – Откуда-то появился огромный стакан, официант звонко удалил пробку из горлышка и вытянул вверх до предела правую руку с бутылкой.

Постепенно меняя угол наклона, парень выцедил тонкую бледную струйку, сразу же устремившуюся с высоты вниз, на пол – но вместо этого угодившую точнехонько на дно стакана, притаившегося у его левого бедра.

– Грациас! – поблагодарил Владимир Александрович, принимая вспенившуюся жидкость. Зрелище было действительно впечатляющим – во всех уголках террассы одновременно с полдюжины кабальерос разного роста, возраста и комплекции проделывали то же самое, что Виноградовский официант.

С неравным, конечно, успехом… Действия некоторых, явно приезжих, сопровождались женским визгом и шутливыми угрозами обрызганных соседей. И все равно – даже самые неловкие в этот момент походили на торреадоров.

Поставив на скатерть перед Владимиром Александровичем заботливо закупоренную вновь бутылку, парень удалился.

– Будь здоров! – сам себе пожелал майор и не без опаски пригубил напиток. На вкус он показался чуть кисловатым и явно не крепче простой деревенской бражки.

Тогда Виноградов допил содержимое стакана до конца, вытянул пробку и аккуратно добавил себе ещё – на этот раз побольше, почти до краев.

– О, Боже, что он делает? Он же убивает сидр. – Женщина говорила по-английски и совсем рядом:

– Обьясните ему, коллеги!

– Ну, я не думаю, что это удобно…

– Сеньор!

Виноградов обернулся – речь шла явно о нем:

– Сорри?

Человек семь за ближайшим столиком. Мужчины, женщины – и все глазеют… Впрочем, вполне дружелюбно.

Инициативу взял на себя маленький и очень похожий на индейца брюнет. Он подмигнул и что-то сказал, показывая на стакан в руке Владимира Александровича.

Тот пожал плечами:

– Извините, я не понимаю по-испански… Может быть, на английском?

Собеседники шумно обрадовались – сразу же и все вместе:

– О, отлично! Я же говорила…

– Вы откуда, коллега?

– Присаживайся! Только стул прихвати.

– Я, собственно, из России… Санкт-Петербург!

– Да ну? Не может быть!

– Действительно? Я ездил в Россию – три года назад. Москва, Грозный…

– А я была в Санкт-Петербурге – это ведь Ленинград, да? – ещё в колледже. Тогда у вас управлял Леонид… Брешев?

– Брежнев, – поправил Владимир Александрович. Потом решился, с трудом подбирая забытые английские выражения:

– Скажите… Что случилось? Что я сделал неправильно?

– Видишь ли…

– Ерунда! Не обращай внимания.

– Нет, все-таки стоит обьяснить, – поправила пышные, светло-русые волосы девушка, оказавшаяся напротив. – Это – сидр, молодое яблочное вино. Оно бродит естественным путем, поэтому…

– Простите – что делает?

– Бродит… пенится! Понятно? Так вот, здесь, в Астурии по традиции сидр наливают так, чтобы не убить аромат и вкус – длинной струей.

– И пьют сразу же, быстро, – дополнил бородач в очках и с дымящейся трубкой. – Попробуй!

– Но сидр… он же не крепче лимонада, – пожал плечами Виноградов, осушая стакан и отставляя его в сторону.

– Это только так кажется.

Бородач оказался прав. Бутылки стремительно сменяли одна другую, затем счет уже начал вестись на ящики – и вскоре Влаадимир Александрович почувствовал себя совершенно своим в этом веселом, легком братстве сытых и не связанных никакими взаимными обязательствами людей.

В конце концов он даже не без успеха повторил вслед за официантом весь процесс угощения собравшихся…

– Браво, русский!

– Ты просто настоящий кабальеро!

– Предлагаю выпить за дружбу…

К трем часам ночи он уже перезнакомился со всеми, оказавшимися за столиком – благо, языковой барьер растворился в алкоголе и Виноградовского словарного запаса вполне хватало для взаимопонимания. Более того, откуда-то из глубин памяти назойливо полезли наружу испанские выражения типа «но пасаран!» и ругательное «ихо де пута»…

– За встречу, русский! – Владимир Александрович не помнил, представлялся ли он по имени, но так получилось, что собеседники называли его так же, как бородач. Это не казалось обидным, но «сеньор Виноградов» звучало бы лучше.

– Чин-чин! – Очень красивую русоволосую итальянскую журналистку звали, как выяснилось, Габриэла.

Сидящая рядом девушка с загадочным именем Дэльфин, которая первой возмутилась насчет «убийства» молодого сидра была, кажется, откуда-то из Восточной Европы – миниатюрная, с короткой мальчишеской стрижкой и ямочками на щеках. То ли она, то ли её родители эмигрировали несколько лет назад во Францию и теперь Дэльфин работала на радио.

Бородач оказался чистопородным британцем и представился издателем и литературным критиком, а неразговорчивого немца в углу отрекомендовали как Эриха Юргенса, криминального репортера. Местным уроженцем был только, пожалуй, похожий на индейца Хуан, пресс-секретарь фестиваля.

Несколько хуже запомнились другие – без особых церемоний присоединявшиеся к кампании и так же легко исчезавшие в дыму и суматохе ресторанного веселья…

… Начало припекать, и Владимир Александрович нехотя перевернулся на живот – стоит уже, наверное, сходить искупаться.

Та-ак! Кто же, все-таки, поинтересовался, чем он занимается? И с чего вообще зашла об этом речь? Не вспомнить…

– Я занимаюсь криминальными темами, – ответил он тогда. Не очень понятно, однако в этом-то и заключается неоспоримое преимущество беседы на чужом языке: что бы ты не ляпнул, можно списать на плохое знание соответствующей лексики.

– А – конкретно? Журналистика, литература?

Вот! Эту реплику точно подал некстати дотошный немец – все ещё удивились, что он вообще напомнил о своем существовании.

Но Владимира Александровича так просто в тупик не загонишь:

– Широкие аспекты воздействия организованной преступности на общество.

Господин Юргенс кивнул – а остальным и подавно такого обьяснения было достаточно.

Да-а… Конец вечера, который как-то незаметно перетек в глубокую ночь, никак не хотел восстанавливаться в единое целое – так, отдельные отрывочные картинки сомнительного содержания и достоверности.

Интересно, к примеру, с чего это вдруг они отправились кататься на машине? Вшестером… За рулем сидел Хуан, потому что автомобиль, вроде бы, принадлежал ему – но и это не факт.

Уехали, правда, уже после того, как Владимир Александрович сгонял к себе в номер и принес поллитру «Столбовой» питерского разлива… Единственное, что помнится точно – искренняя радость и облегчение на лицах провожающих официантов. И большое пятно на столе от коктейля из водки со светлым пивом.