Циклон с востока - Александр Александрович Тамоников Страница 26

— Слушаю вас, Арам Саргисович. — Шелестов остановился, держась за дверцу машины.

— Мы нашли машину. По приметам это, скорее всего, та «полуторка», на которой увезли детей.

Если такой опытный оперативник говорил, что скорее всего это та машина, значит, у него на то есть серьезные основания. И вряд ли майор будет заниматься тем, что начнет подбрасывать версию за версией, чтобы показать активность своей работы. Не такой он человек, в этом Шелестов уже убедился. Кивнув Арутюнову, чтобы тот садился к нему в машину, Шелестов уселся сам и достал из планшета карту города.

— Варианты, что это похожая машина, вы рассматриваете? Как совпадение? — на всякий случай спросил Максим.

— Вряд ли, — чуть подумав, скорее чтобы сформулировать свои мысли, а не еще раз оценить степень возможного совпадения, ответил майор. — У той машины, что видели поздно вечером стоящей неподалеку от дома, в котором живет Горелов, похожее повреждение тента на кузове. Тент прорван с правой стороны ближе к кабине и грубо зашит проволокой. Прорыв в виде буквы «г». Свежий скол на древесине борта сзади справа на нижней доске борта. Номера, написанные краской на бортах, и номера металлические спереди и сзади забрызганы грязью. И самое главное, машина числится в угоне. Шофер утром заявил об угоне в милицию и начальнику своего гаража. Угнали ее в начале ночи с улицы Щорса, а нашли мы ее на западной окраине города возле старого мукомольного завода.

Майор наклонился к Шелестову и стал показывать точки пальцем на карте. Максим, слушая Арутюнова, оценил расстояние. Теперь важно было понять, почему эту же машину не использовали, чтобы уехать подальше от города, почему ее бросили фактически в черте города. Куда и на чем увезли детей дальше? Очень маловероятно, что их спрятали в том же районе, где бросили и машину.

— Как вы думаете, куда их могли увезти? — спросил он майора.

— Следовало бы думать, что в любом направлении, — ответил Арутюнов. — Они уехали на другой конец города, бросили машину, а сами отправились в другую сторону с детьми. Это было бы логично. Но я тут прикинул хронометраж. Примерно, конечно, с допуском на погрешности в показаниях свидетелей. Получается примерно следующее. Детей похитили около часа ночи. Я исхожу из того, что в двенадцать ночи угнанная машина еще стояла на месте, в ста метрах от дома, где живет Горелов, а в два часа ночи ее там уже не было. В шесть утра машину уже видели возле мукомольного завода. В девять к ней подошел начальник ВОХРа завода, чтобы узнать, что за машина и кого ждет. Двигатель был холодный. Надо полагать, что ездили на этой «полуторке» недолго. Минут двадцать-тридцать — от Щорса до мукомольного завода.

— Логично, — согласился Шелестов. — Но что нам дают ваши умозаключения?

— Машина стояла у забора далеко от ворот завода. Дальше там снег, кусты, деревья, овраг. И никаких следов с самого начала зимы. А вот след легкового автомобиля, который в одном месте перекрыл след «полуторки», мы нашли. Их увезли на легковушке. Через город бы не сунулись. Легковых машин в городе раз-два и обчелся. А вот здесь проходит дорога, которая ведет к Марьинке. Правда, там по пути есть какая-то деревенька, но в основном тайга и накатный зимний тракт. Думаю, в том направлении они увезли детей.

— Хорошо, Арам Саргисович, надо срочно прочесать Марьинку на предмет, не въезжала ли в селение машина. И ту деревушку по пути, если только к ней есть от тракта дорога.

— Сделал уже, — кивнул Арутюнов. — Мои ребята работают, подключились оперативники из НКВД. Я отправил посоветоваться с местными охотниками, с теми из стариков, кто еще жив. Может, подскажут, есть какие-то старые заимки в тайге, рыбацкие хижины на реке.

— Хорошо, но я прошу вас, товарищ майор, никаких самостоятельных действий. Только сбор информации, только фиксация. Все по согласованию со старшим сотрудником НКВД, который ведет розыск. Учтите, что мы можем потерять детей, и нам этого никто не простит. Диверсанты очень жестоки, им нечего терять. Они пойдут на все.

Катя снова принялась плакать, отворачиваясь от брата. Ей было страшно и холодно. И она очень переживала, что папа вернется домой и не найдет ни ее, ни Сеньку.

Дом, в который их привезли, стоял на берегу речушки возле запруды. Когда-то давно здесь располагалась фактория. Местные охотники били дичь и сносили сюда тушки убитой дичи да шкурки. Здесь свежевалась дичь, здесь обрабатывались шкурки, сюда бабы сносили и сушили лечебные травы. Было время, хорошо платили за такую работу купцы, товар был в ходу и в России, и за ее пределами. После Гражданской войны многие не вернулись с фронтов, старики и бабы стали бояться соваться в тайгу, по которой шастали банды. Те немногочисленные избушки и навесы, что выстроили тут старатели, обветшали, обвалились, поросли травой и мхом. Только тот дом, сложенный из большого камня, и сохранился. Сохранилась и большая печь-сушильня в доме.

Сеня, рыжий, конопатый десятилетний мальчишка, старший брат Кати, деловито осматривался в доме. Сейчас не время обращать внимание на девчачьи нюни. Все девчонки плаксы, и мальчики должны их защищать, тем более что Катя его сестренка. Отца нет, он целыми днями пропадает на заводе, а тут какие-то злые дядьки ночью ворвались. Ясно, что враги, иного и быть не может. Папка работает на оборонном заводе. Наверное, угрожать ему хотят.

— Не хнычь, ты большая уже, — строго сказал Сеня, подойдя к сестре. Он заботливо поправил на ее голове платок, запахнул пальтишко.

— Я девочка, мне можно хныкать, — начала капризничать Катя.

— Катька, ты забыла, да? Ты помнишь, папа читал нам книжку про Мальчиша-Кибальчиша. Как он мужественно сражался с врагами своей Советской страны, с буржуинами? И никого не боялся.

— Он мальчик, а я девочка, — надула губы Катя.

— Ты не просто девочка, ты дочь советского инженера. А враги хотят принести беду в нашу страну. И мы с тобой, и наш папа должны врагам помешать, поняла?

— Ух, страсть какая! И дядьки эти страшные, которые нас на машине увезли. Такие страшные, что я аж плакать боялась. Это я теперь такая смелая стала и расплакалась.

Семен вздохнул и отошел от сестры. «Да, с девчонками одна морока. Надо же такое сказануть — она