Александр Тамоников - Прерванный полет «Боинга-737» Страница 27

— Да, пощады к иноверцам они не ведают. Фанатики, что с них возьмешь. Темный народ. — Комаровский поерзал в кресле, выбирая удобное положение. — И много они наших захватили?

— Ни одного гражданина России на борту «Боинга» не было.

— Тогда почему весь этот сыр-бор? — Задав этот вопрос, Комаровский смутился. Получалось, что на граждан других стран ему наплевать. — Я хочу сказать, — поправился он, — почему Джамхад обратился к вам, а не в ООН или Европарламент? Чего он от нас хочет? Мы-то ему зачем?

— Должен признаться, меня требования тоже несколько удивили.

— Вот как?

— Да, Валентин Сергеевич. В девяностые годы талибы воевали на стороне чеченских сепаратистов…

— Да помню я, помню. — Комаровский сверкнул глазами. — Отпетые головорезы. Мразь. Никого не щадили — ни своих братьев-мусульман, ни православных. Но, хочу отдать им должное, вели себя отважно. Я бы даже сказал, отчаянно. Накурятся своего зелья — и море им по колено, бегут напролом, орут: «Аллах акбар». Помню, под Гудермесом один такой отряд во главе с… Гм, простите. Увлекся.

— Так вот, — продолжил Каминский, терпеливо переждавший генеральскую тираду, — Джамхад требует выдать им талибов, которые по сей день находятся на территории России. Не на воле, естественно, в местах не столь отдаленных, как говорится. Кто в Сибири, кто на Севере, кто в Поволжье.

— Вон оно что! И скольких своих они хотят заполучить обратно?

— Десятерых. Всего десятерых.

— Что-то очень уж скромные запросы у этих талибов, — хмыкнул Комаровский.

— В том-то и все дело. — Каминский понизил голос, хотя подслушать их не могла ни одна живая душа, разве что призраки, якобы водившиеся в таинственном здании на Старой площади. — Завтра… Точнее, сегодня в два часа дня я должен позвонить Джамхаду и сообщить, что заключенные талибы доставлены в Москву. Кстати говоря, их уже этапируют.

— Всех десятерых? — уточнил Комаровский.

— Нет, один скончался от туберкулеза четыре года назад. Итого остается девять, включая инвалида.

— Искалечили в местах лишения свободы?

— Никто его не калечил. Подался в бега, отморозил ноги. Левую ампутировали, правую сожрала гангрена. В общем, не жилец. Говорящий обрубок. На ладан дышит. Больше года не протянет, как утверждают медики.

— Об этом Джамхаду сообщать заранее не стоит, — заметил генерал.

— Я тоже так думаю.

— А покойника лучше не скрывать, — посоветовал Комаровский.

— И здесь наши мнения совпадают, — кивнул Каминский. — Но есть во всей этой истории одна неувязка, которая не дает мне покоя. Сомнения меня гложут.

Сделав это признание, он встал, прошелся до стола и обратно, снова сел и наклонился вперед, облокотившись на низкий столик. В ярком свете его лицо казалось лоснящимся, словно покрытым испариной. Круги под глазами четко обрисовывали очертание глазниц, придавая Каминскому что-то демоническое.

— Понимаете, Валентин Сергеевич, — заговорил он, как бы размышляя вслух, — почти все боевики талибов были осуждены на сроки от восемнадцати до двадцати лет. Это означает, что они без всякого обмена очень скоро окажутся на свободе. Кто через год, кто через два, кто через три. Зачем же огород городить? На кой террористам сдался этот полупустой «Боинг», да еще азиатский? Я уж не говорю, что обмен вообще неравноценный, один к восьми. Какие-то поддавки получаются.

— Да, странно, — согласился Комаровский. — Что-то здесь нечисто. А какая вообще процедура обмена предусмотрена?

— Процедура нехитрая, — ответил Каминский, выпрямляясь. — Из Афганистана прилетает «Боинг» с заложниками и охранниками. Садится в Москве на указанном нами аэродроме. Летчики, кстати, у талибов свои будут.

— Где же они их нашли?

— Выходит, где-то нашли, раз летчики имеются.

— Логично, — согласился генерал. — И что следует далее?

— Далее мы направляем самолет с освобожденными боевиками на указанный нам аэродром в Афганистане, — сказал Каминский. — Там его встречают, проверяют, тех ли людей мы прислали. Если все нормально, из «Боинга», стоящего в Москве, выпускают пассажиров, и он улетает обратно.

— А если не все нормально? — пожелал знать Комаровский. — Если, к примеру, талибам не понравится, что они недосчитаются одного своего товарища? Или за безногого обидятся? Или мы возьмем да и устроим штурм «Боинга»? Что тогда?

— Джамхад утверждает, что на территории России подготовлена целая серия терактов. Отменить их может только он. Естественно, только при том условии, что все пройдет гладко.

Продолжая анализировать полученную информацию, Комаровский молчал, уставившись в пол. Голова словно свинцом налилась от тяжелых дум, взгляд сделался тусклым и невыразительным. Вдруг захотелось бросить все к черту, написать рапорт с просьбой об отставке и укатить куда-нибудь в Таиланд или в Турцию, и чтобы «олл инклюзив», и чтобы молодая жена всегда под рукой, и никаких ночных вызовов, никаких ЧП, никаких террористов. В его возрасте хотелось безмятежного спокойствия и уюта. Мягких домашних тапочек, завораживающего мерцания углей в камине, сытного обеда с заветной рюмочкой, послеобеденной дремы с газетой в руках. Но если он, Комаровский, уйдет на покой, то кто его сменит на посту? Генерал не видел достойного кандидата. А потому продолжал служить, мужественно преодолевая все невзгоды и трудности.

Когда он взглянул на Каминского, готовясь заговорить опять, его глаза блестели молодо и живо, а морщин и отеков на лице стало как-то меньше, словно он подключился к какому-то тайному источнику энергии и подзарядился под завязку. Генерал-майор Комаровский Валентин Сергеевич вновь был готов служить родине.

— Что ж, — произнес он, — ситуация примерно ясна. Каковы должны быть мои действия, Сергей Дмитриевич?

— Я хочу, Валентин Сергеевич, — ответил Каминский, — чтобы в Афганистан под Кандагар была направлена ваша диверсионно-штурмовая группа «Оса». А я здесь буду тянуть время. До последнего.

Генерал наклонил голову и, сдержанно улыбнувшись, проговорил:

— Я так и думал. Да, это правильное решение. Я бы даже сказал: единственно верное в столь неоднозначной ситуации.

— Мы здесь для того и находимся, чтобы принимать такие решения. Единственно верные.

— Потому что мы не саперы, которые ошибаются только один раз. Права даже на одну-единственную ошибку у нас нет, — понимающе кивнул генерал.

Каминский оценил меткость выражения по достоинству.

— Сильно сказано, — произнес он, запоминая услышанное. — И очень верно.

— Когда приходит время отдавать приказ, — признался Комаровский, — я всегда вспоминаю, жизни скольких людей зависят от этого. К сожалению, уже сотни россиян погибли в невидимой войне с международном терроризмом, и погибших будет еще больше, но когда-нибудь мы победим.

— Да, это так, — согласился Каминский. — Победа будет за нами. Вопрос, когда?

Минуту или две мужчины хранили молчание, поскольку все самое важное уже сказано и добавить к этому было нечего. Потом Каминский поднял взгляд на генерала и ободряюще улыбнулся ему:

— Ну что, Валентин Сергеевич? И вновь продолжается бой?

— Продолжается, Сергей Дмитриевич, — согласился Комаровский, пожимая протянутую руку. — Буду выпускать «Осу».

Глава седьмая

Приказ — «Оса» на вылет

«Осой» называлась боевая группа спецподразделения, которое являлось любимым детищем генерал-майора Комаровского.

Не раз, не два и даже не два десятка раз бойцы спецподразделения совершали для родины то, что другие сочли бы невозможным. При этом никто из них не мнил себя суперменом, и с виду все они ничем не отличались от любых других спецназовцев. Что же в них такого, что позволяло им выходить живыми из переделок, в которых простым смертным было просто невозможно уцелеть? В чем состояло их превосходство над другими вооруженными людьми? Почему именно о них вспоминали в Антитеррористическом центре всякий раз, когда требовалось действовать быстро, решительно, четко и безупречно?

На эти вопросы не сумел бы ответить, пожалуй, и сам создатель подразделения, генерал Комаровский. Зато он знал всех своих «крестников» как облупленных и втайне питал к ним особые, почти родственные чувства.

После гибели в боевой операции «Зарево» майора Леонида Кузьмина группу возглавил майор Юрий Андреев, являвшийся до этого заместителем командира отряда особого назначения Антитеррористического центра.

В заместителях у него остался капитан Александр Захаров с позывным «Захар».

Вместо также погибшего Максима Рыбакова должность стрелка занял старший лейтенант Станислав Козлов — «Стас».

Всего в той операции по уничтожению террористов, завладевших страшным по своей разрушительной силе взрывчатым веществом, участвовали трое бойцов. В том числе и связист лейтенант Сергей Лихачев. Его из резерва заменил лейтенант Игорь Бодрый — «Бард».