Андрей Дышев - Шатун Страница 27

Потом за дверью все стихло. Кирилл стал неудержимо зевать. «Сейчас ей будет стыдно смотреть мне в глаза, и если до этого в ней тлели какие-то желания, то уже больше не тлеют».

Дверь открылась. Неожиданно перейдя на «ты», Вера бесцветным голосом бросила:

- Зайди!

Кирилл угадал: девушка старательно прятала глаза. В крохотной комнате с низким, почти лежащим на темечке потолком, из мебели стояли лишь допотопная кровать с выпуклым полосатым матрацем, желтый шкаф, дверцы которого, чтобы не раскрывались сами по себе, были заклеены лентой скотча, да миниатюрный столик с одноконфорочной плиткой и кое-какой кухонной утварью.

Вера, ни слова не говоря, принялась греметь кружками и чайником. Кириллу больно было на нее смотреть. Ему ничего не стоило молча повернуться и уйти, и девушка вряд ли стала бы этому препятствовать. Но он в самом деле устал, у него уже не было никаких намерений относительно ее, и он мечтал лишь выспаться. Подойдя к Вере, Кирилл взял ее за руку, прервав ее попытки зажечь спичку о замусоленный коробок.

- Вера, мне ничего не надо, - сказал он. - И чая, кстати, тоже… Покажи, пожалуйста, где мне лечь.

- Как хочешь, - буркнула она, швырнула спички на плитку и вышла в другую комнату через дверной проем, закрытый занавеской на веревке. Через минуту там погас свет.

Кирилл не стал стелить постельное белье, которое лежало в изголовье кровати крепкой накрахмаленной стопкой, и лег, не раздеваясь, поверх одеяла. И сон вдруг начисто отшибло. Он лежал, глядя в потолок, по которому скользили световые блики, вспоминал сегодняшний огромный день и думал об одноклассниках. Внизу скрипели полы, кто-то покашливал; с улицы доносился гул автомобилей, где-то недалеко с пронзительным свистом взмыла петарда… Может быть, одноклассники совсем рядом, в доме напротив? Уже изрядно выпили, уже вспомнили все, что можно было вспомнить, уже перемыли кости всем учителям и вышли из прокуренной и душной комнаты на воздух и сейчас запускают петарды, горланят песни, толкаются, падают в сугробы. Взрослые дети! Только в кругу одноклассников можно скинуть пару десятков лет и не бояться ребячества… Хорошо, если Людка приехала. Почему-то больше всего Кириллу хотелось увидеть именно ее. Тогда, в школе, на многие поступки одноклассников она реагировала как взрослый человек с вполне сформировавшейся моралью. Пирогов был самым беззащитным и жалким учеником в классе. И все те, кто страдал от комплексов неполноценности, самоутверждались на его слабости: без всякой причины могли дать пинка под зад или влупить щелбан. Людка таких подвигов не выносила. Она кидалась на защиту Пирогова так, словно защищала своего сына: «Что, урод, нашел самого слабого? Может, тебя познакомить с моими ребятами, и я посмотрю, как ты им дашь пинка?»

Она обманывала, никаких ребят у нее не было, но эта угроза действовала почти безотказно, и мучитель Пирогова, трусливо поджав хвост, пытался все перевести в шутку… Сейчас Кирилл был способен понять легкоранимую и тонкую душу Люды, которая не переносила, когда унижали слабого. Но не мог понять Пирогова: как тот не удавился от стыда, принимая защиту девчонки?

Кирилл встал с кровати, подошел к окну. Поросших лесом гор, окружающих поселок, не было видно, и казалось, будто звездное небо сузилось в самом зените, словно смели в кучку серебряные крошки. Улица была пустынна и темна, лишь под густой елью стоял черный, как гроб, «Лексус», и через ветровое стекло был виден малиновый огонек сигареты.

Глава 38

Кирилл спал так крепко, что его не разбудил ни свист вскипевшего чайника, ни звон ложечки, которой Вера размешивала сахар. И только когда девушка надела горнолыжные ботинки и с гулким стуком прошлась в них по комнате, он открыл глаза.

Она не заметила, что он проснулся. Склонившись над подоконником, Вера что-то писала на обрывке бумаги простым карандашом. Она была в пламенно-красном лыжном комбинезоне, который подчеркивал стройность ее фигуры; сдвинутые на лоб горные очки, словно кокошник, поддерживали роскошные волосы; на карабине, пристегнутом к поясному ремню, висели пронзительно-зеленые перчатки.

«Она уже в форме», - подумал он. Если бы Вера бродила по комнате заспанная, в ночнушке, взлохмаченная, уместно было бы объявить о своем пробуждении какой-нибудь жизнерадостной фразой, вроде: «Доброе утро, подруга! А ты прекрасно выглядишь!» Но сейчас ее свежесть и ухоженность слишком оттеняли его помятый вид, и, стыдясь себя, Кирилл продолжал притворяться спящим.

Вера перестала писать, положила обрывок бумаги на чайник - так, что его нельзя было не заметить, и, стараясь аккуратно ступать тяжелыми пластиковыми ботинками, тихо вышла из комнаты. Едва дверь за ней закрылась, Кирилл вскочил с кровати и схватил записку.

… «Кирилл, очень прошу тебя, спустись на первый этаж и скажи хозяевам, что мы освобождаем комнаты и больше сюда не вернемся. За все заплачено, вся мебель и постель в целости, никаких претензий быть не может. Прости, если ты ожидал от меня чего-то другого, но так получилось. Ты мне очень понравился. Вера».

«Если очень понравился, - подумал Кирилл, - то почему она так со мной рассталась?»

Натягивая свитер, он подошел к окну. Вера вышла из калитки на улицу с горными лыжами на плечах. Она встала на краю тротуара и стала голосовать. Укатанный крутыми горками «жигуленок» тормознул перед ней, и водитель немедленно выскочил, чтобы сначала помочь уложить лыжи, а потом уже назначить цену. Хлопнули дверки, машина медленно тронулась, со свистом шлифуя задними колесами лед.

«Гудбай, май лав!» - с нежной грустью подумал Кирилл и уже собрался отойти от окна, как вдруг увидел рослого человека в длинном черном пальто, который, провожая взглядом машину, торопливо шел по тротуару. Да это тот самый тип, который следил за Верой в ресторане!

Кирилл не думал о том, что это могло значить. Но он твердо знал одну истину: никто не станет так цепко следить за человеком из добрых побуждений. К тому же это был прекрасный повод для того, чтобы разыскать Веру и уточнить у нее, что означают ее слова: «Ты мне очень понравился».

Человек в черном пальто подошел к «Лексусу», который по-прежнему стоял под елью, сел за руль, развернулся и поехал вслед за «жигуленком». Кирилл одевался, как солдат по тревоге. «Одноклассники подождут, - мысленно оправдывался он. - Все равно они сейчас страдают от похмельного синдрома. А я успею удовлетворить свое любопытство. Надо же выяснить, чего этот орангутанг хочет от Веры».

Просьбу Веры он выполнил по сокращенному варианту. С грохотом спустившись с лестницы, на ходу надевая куртку и роняя то рюкзак, то ружье, он ворвался в жарко натопленную комнату и крикнул пожилой женщине в темном платке:

- Нас нет, прощайте! - И сразу выбежал из дома.

Остановить машину в этом поселке, по-видимому, не составляло большого труда. Едва он поднял руку, рядом затормозила бортовая «Газель».

- Где у вас тут все на лыжах катаются? - спросил Кирилл у водителя.

- На «вышке», - кивнув, ответил водитель. - Садись!

«Газель» столь резво помчалась по шоссе, что через несколько минут обогнала крадущийся за «жигуленком» «Лексус», а потом и сам «жигуленок». Чтобы Вера случайно не увидела его, Кирилл пригнул голову, делая вид, что зашнуровывает ботинки.

- Какие у тебя лыжи маленькие, - заметил водитель, кивнув на чехол с ружьем.

- Это сноуборд, - ответил Кирилл, осторожно приподнимая голову и выглядывая в окно. - Швейцарский. Новейшая модель. С залповым ускорителем…

- Надо же! - покачал головой водитель.

Он успел рассчитаться с водителем и спрятаться за палаткой, торгующей чебуреками, когда «жигуленок» подрулил к станции канатной дороги. «Лексус» где-то отстал по дороге, и его нигде не было видно. Вера, очень торопясь, купила билет и встала в очередь на посадку. Впереди нее толпилось не меньше полусотни горнолыжников. Девушка все время поглядывала на часы, озиралась и становилась на цыпочки, глядя на очередь поверх голов.

«Сейчас она сядет в кресло, и я ее потеряю», - понял Кирилл и короткими перебежками, прячась то за хинкальной, то за шашлычной, пробрался к кассе, а оттуда - к очереди. Его и Веру разделяло несколько человек. Он не сводил с нее глаз. Едва девушка начинала оборачиваться, он молниеносно приседал, прячась за яркими комбинезонами и рюкзаками.

- Вы крайний? - спросил его невысокий молодой человек с крупной головой, которую украшала аккуратная, волосок к волоску, прическа. Лицо незнакомца было гладко выбритым со свежими следами порезов. Он держался с большим достоинством и потому был похож на бюст какого-то партийного деятеля. Он был одет не для гор - в джинсы и кожаную куртку. К груди он крепко прижимал букет тюльпанов и небольшой подростковый рюкзачок с рисунком легкомысленного зайца на верхнем клапане.

- Я, - ответил Кирилл, не спуская глаз с Веры. - Только за мной еще человек десять заняли. Сейчас подойдут.