Иван Сербин - Троянский конь Страница 27

— Но ведь именно для этого я и прошу санкцию на прослушку и проверку личной корреспонденции.

— Ладно, а показания твоего источника информации официально оформлены?

— Нет, конечно.

— Ну вот, — сокрушенно покачал головой Гукин. — Информатора засвечивать ты не хочешь, а головы, свою и мою, подставлять — запросто. Так не пойдет, Катерина. Ты уж, будь добра, действуй согласно законодательству, а лучше вообще ко мне с этими идеями дурацкими не лезь. Тоже мне, придумала.

— Никита Степанович, но вы же понимаете…

— Катерина, я все понимаю, — Гукин наклонился вперед, понизив голос, выдохнул: — А ты-то сама понимаешь, что ничего этим своим расследованием не добьешься?

— Да почему?

— Да потому, что у Козельцева твоего связи — раз, деньги — два, информаторы — три. Ты со своей должности слетишь, даже дело не успев надписать. — Гукин откинул газету. — Да чтоб ты знала, в нашей «конторе» полным-полно людей, которые спят и видят, как бы перебраться в столицу. Тот же Гринев, к примеру. Или ты думаешь, что твои ребята такие уж неподкупные? Просто им пока цены настоящей никто не предлагал. — Гукин откинулся в кресле, закурил. — Тебя сдадут в две секунды вместе со всеми твоими идиллическими устремлениями. — Он раздавил наполовину недокуренную сигарету в пепельнице. — Вон хочешь мэра нашего слушать? Только скажи. Я санкцию в прокуратуре без звука выбью, а насчет Козельцева и не думай даже. Поняла?

— Поняла, — ледяным тоном ответила Катя. — Разрешите обратиться к вышестоящему начальству?

— Вон как… Ну, обращайся, если хочешь. — Гукин поскучнел. — Только учти, вышестоящее начальство тебя слушать не станет. В лучшем случае переведут в обычные опера. В худшем — по стенке размажут.

— Разрешите идти? — четко спросила Катя.

— Иди, иди.

Гукин что-то усиленно искал на столе. Как только Катерина вышла, он мрачно и витиевато выматерился, посмотрел на сложенную газету и бросил ее в корзину для бумаг.

Диме нравилось наблюдать за детьми. Три шестых класса, отпущенных на экскурсию милостивым разрешением директрисы, путешествовали по гигантскому комплексу «Мосфильма», рассматривая отечественное «киноцарство». Не Голливуд, конечно, но и мы не Америка. Глаза горели у всех. Даже у фарфоровой Лялечки. Поначалу она фыркала, но когда группу отвели в четвертый павильон и позволили посмотреть съемки программы «Куклы», даже самые отчаянные скептики расслабились и заулыбались. А уж когда увидели «живых» актеров:

— Ой, это же Безруков.

— Где?

— Ну, вон же он пошел, дура!

«Странное дело, — размышлял Дима, шагая следом за группой, — на глазах у этих детей разрушается миф о сказочной жизни кино, но от этого он не становится менее притягательным. Парадокс. Да и, разрушая один миф, мы по ходу дела создаем другой. Как будто именно это и есть фильм. Дети не видят и четвертой части процесса кинопроизводства, но зато они свято уверены, что знают, как делается кино».

Ольга Аркадьевна, классный руководитель шестого «А», выглядела восторженной не меньше, чем дети.

— Знаете, я первый раз на киностудии, — призналась она Диме, пока дети рассматривали длинный стенд, посвященный «Белому солнцу пустыни». — И всего один раз видела своими глазами настоящего актера. Альберта Филозова, в Москве. Он в булочной в очереди стоял. В центре.

И покраснела, словно созналась в чем-то совершенно неприличном.

— Скажу вам откровенно, — ответил, улыбаясь, Дима, — я, попав сюда первый раз, чувствовал себя так же. Как на другой планете оказался. Правда, тогда актеров тут почти не было. Это сегодня много. Съемка. А вообще, — он понизил голос, — теперь мало снимают. И все больше на натуре. На натуре дешевле.

В первом павильоне школьников ждал сюрприз. Во-первых, настоящая киносъемка с настоящими актерами, во-вторых, специально приглашенная Димой команда каскадеров. Миша занял свое место. Актеры поднялись на площадку, представляющую собой гигантскую корабельную палубу.

— А что здесь снимают? — заинтересовалась учительница.

— Фильм о «Лузитании», — объяснил Дима. — Это был огромный корабль…

— Как «Титаник»? — спросил кто-то из школьников.

— Немного меньше. Во время Второй мировой войны «Лузитания» ходила под знаком Красного Креста, перевозила раненых английских моряков и была потоплена немецкой подводной лодкой. Погибли тысяча четыреста человек. Чуть меньше, чем на «Титанике», — пояснил он специально для любопытного школьника. — Хотя большая часть фильма не о самом корабле, а о немецком капитане, который отдал приказ пустить торпеды.

— Мы в этом кино будем сниматься? — деловито осведомилась Лялечка.

— Нет, в другом.

— Спасибо. Теперь они хотя бы заинтересуются, что же это за война такая была, Вторая мировая, — негромко сказала Ольга Аркадьевна.

На площадке тем временем началась съемка.

Максим Абалов, одетый в форму одного из матросов, играл чужую роль. Он не работал в фильме, но Дима попросил его появиться в павильоне, поскольку большинство детей знали его в лицо.

В целом все выглядело очень эффектно. Сначала группа отсняла несколько диалоговых сцен, затем каскадеры эффектно дрались на палубе и падали через борта. Дети были в восторге. Они перехватывали актеров у дверей павильона и брали автографы.

Дима не сказал экскурсантам самого главного: съемочный аппарат был пуст.

Прежде чем экскурсия завершилась, школьников отвели в макетный цех и показали десятиметровый макет «Лузитании» и подводной лодки, чем привели школьников в окончательный восторг.

Когда они шли через проходную, Настя Светлая подошла к Диме и очень серьезно заявила:

— Я хочу сниматься в вашем кино.

Дима опустился на корточки.

— Правда? Ну, тогда все будет в порядке. Думаю, мне удастся уговорить вашу маму, Настя.

— Уговорите, пожалуйста, — попросила Настя и побежала к автобусу.

Дима же направился к своему «БМВ». На ходу достал из кармана телефон, набрал номер:

— Андрей? Да, я… Мы говорили о роли для девочки. Да. Как идут дела?

Конечно, Владимир Андреевич ожидал, что Дима станет искать секретарш. Никто не любит отдавать десять миллионов долларов просто так, без звука. Глупо было бы не использовать подобную возможность. С другой стороны, заявления обеих девушек уже были у Козельцева на руках. Теоретически Дима мог заставить их написать встречные заявления, но тут все решали бы связи, а связи у Владимира Андреевича были посильнее Диминых. В подобной ситуации его прикрыли бы, вне всяких сомнений. Десять миллионов долларов — сумма серьезная. Да и Дима, согласно заявлениям секретарш, являлся не просто бизнесменом, которого Владимир Андреевич пытался «развести на бабки», а убийцей, что в корне меняло дело. Так что поиски являлись чисто номинальными.

Тем не менее Козельцев всегда старался не осложнять себе жизнь. И его обеспокоило то, насколько легко и быстро людям Димы удалось выяснить насчет подруги одной из секретарш. Как оказалось, Маша названивала подружке в Москву, и вот вчера едва не произошло самое худшее. Если бы подруга дала парням Димы телефон дачи, то уже утром секретарши могли бы «кануть». Конечно, дачный поселок охранялся, но нет такой охраны, которая давала бы стопроцентную гарантию безопасности. Не смогли бы выкрасть — пристрелили бы, и дело с концом. Из снайперки. А что? Вполне реально. В хорошем бы свете тогда предстал Владимир Андреевич. Снятая им дача, на которой «внезапно» образовалась пара трупов.

Об этом и думал Козельцев, подъезжая к дачному поселку Лидия, что в получасе езды от Москвы. По Рублевке, понятное дело. Другие направления Владимир Андреевич признавал лишь в том случае, если конечный пункт поездки располагался далеко за пределами родины.

Поселок представлял собой элитное местечко, с элитными домами и элитными же хозяевами. Домик в нем был куплен на имя дальней кишиневской родственницы Владимира Андреевича. С этой стороны все было законно, не подкопаешься. Да и отследить собственника жилья возможным не представлялось.

На въезде путь преграждал мощный шлагбаум с топчущимся рядом «пятнистым» мужичком весьма внушительной комплекции. На плече у охранника висела гладкоствольная «сайга».

— К кому? — мрачно поинтересовался охранник, когда Козельцев опустил стекло.

— В двадцать третий, — не без раздражения ответил Козельцев.

Пропуск на его «шестисотый» на вахте имелся, но охрана Владимира Андреевича в лицо не знала, что, несомненно, являлось неудобством. Впрочем, он не так уж часто здесь бывал.

— Сейчас, погодите.

Охранник повернулся, потопал к будке. Он переговорил с напарником, сверил номера «Мерседеса» с номерами в пропуске и только потом подал знак поднять шлагбаум.