Сергей Самаров - Особо секретное оружие Страница 27

– Мы только предполагаем это. Уверенности пока никакой нет.

– Пусть даже он сейчас и там. Предположим, что он там... А если он все же выберется оттуда? Значит, он доберется до бывших сотрудников лаборатории профессора Васильева.

Полковник берет паузу, соображая, насколько может быть откровенным с представителями международной организации. Наконец решается:

– Там его будут ждать.

– Наши?

– Нет.

– Люди генерала Легкоступова?

– Вы и это знаете? Пусть так. Талгата готовятся встретить люди Легкоступова. Я передал генералу несколько адресов.

– Они не сумеют его задержать. – Ангел категоричен. – Раз уж он ушел от Сохно, то парням из ФСБ он будет не по зубам...

– Генерал придерживается прямо противоположного мнения. «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел»... Геннадий Рудольфович считает себя Лисой, к которой с большим желанием скатится в пасть Талгат-Колобок.

– Легкоступов точно так же считал, когда работал против меня[26], – усмехается Ангел. – А я несколько раз оставлял его в дураках. У Талгата общая подготовка не хуже моей. И нам обязательно следует парней Легкоступова страховать.

– Тогда обращайтесь прямо к генералу. Пусть разглашение военной тайны будет на его совести. Я такие данные предоставить Интерполу не могу. Даже если ваша группа в основном и состоит из бывших моих сослуживцев.

– Вот мы сейчас думаем только о том, как друг друга укусить и свой бок под чужой укус не подставить, – печально говорит Пулат. – А Талгат в это время делом занимается, и никто ему не мешает... Прискорбно, что мы не сумели договориться внутри узкого круга занятых одним и тем же делом людей...

– Я действую в соответствии с правилами режима секретности...

– В том-то и беда наша, что мы всегда стремимся играть друг с другом по правилам, в то время когда террористы просто не знают, что такое правила. И взрывают самолеты, захватывают школы... Мне лично очень хочется наплевать на все правила и действовать исходя из обстановки в полной оперативности. Единственно – в соответствии со своей совестью...

– Так его, Пулат, громи полковников... – усмехается Ангел и первым поднимается со стула, который так и не успел развалиться под ним.

ГЛАВА 7

1

Виктор Егорович оценивает ситуацию молча.

– Может быть, посидим, поговорим для знакомства? – предлагает тот, что первым заговорил еще из-за угла.

– А у меня есть другая возможность? – в ответ спрашивает Алданов.

– Нет у тебя другой возможности. Пока – нет... А дальнейшее зависит от тебя самого – как себя поведешь, насколько сговорчивым окажешься.

– Та-ак... Ставятся условия... Это уже, насколько я понимаю, начало конкретного разговора? – Виктор Егорович не чувствует смущения и волнения от ситуации. Раз уж «пошел в разведку», надо добывать сведения. Тем не менее старается не показать твердости в голосе. Совершенно ни к чему показывать эту твердость перед другими. Пусть уж считают его просто хитрым и скользким стариком. Способным на что-то, но не проявляющим решительности в силу своих возрастных особенностей. А уж если и проявляющим, то лишь в критические минуты, как было недавно с квартирными бандитами. Там без решительности было бы не выжить. – Тогда лучше продолжить его сидя. Я что-то сегодня притомился слегка... Переживания разные... В моем возрасте это сказывается...

Он устало вздыхает. Очень естественно вздыхает. – Да, нам коротко рассказали... Ты хорошо поработал и отдых заслужил. Но придется еще немного потерпеть. Сам знаешь, когда обстоятельства требуют, терпеть надо, даже если не можешь этого делать. Через «не могу», как через камень на дороге, переступи...

Алданов с трудом сдерживается, чтобы не вздрогнуть. По крайней мере, озноб по спине короткой волной пробегает и в голове отдается. Он слышит и узнает любимую крылатую фразу одного из инструкторов базы реабилитационного центра, где он вместе со своими товарищами проходил подготовку. Лексикон того инструктора вообще состоял из одних заученных крылатых фраз, которые он произносил часто к месту и не к месту, потому что думать не умел. Но умел хорошо бить. Так хорошо бить, что ему прощали отсутствие ума. И учил бить. Показ у него получался автоматически... Впрочем, второй инструктор умел бить хуже, но лучше объяснял. Они друг друга дополняли и добивались результата...

Сейчас фраза прозвучала паролем. И взгляд человека, фразу произнесшего, – внимательный, значительный! – подчеркнул справедливость подозрений.

Как же фамилия инструктора? Фамилия... Простая...

– Заходите в комнату... – говорит Виктор Егорович. – Я вас не приглашал, но постараюсь быть хозяином, пока обстоятельства позволяют...

Фамилия! Фа-ми-лия... Инструктор! Ин-струк-тор...

– Чай мы пить не будем. Жарко... Да я и посмотрел в шкафу. У тебя чай только черный, а мы пьем зеленый. От черного в такую погоду только больше потеешь и начинаешь вонять...

– Коньяка у меня нет...

– На это я тоже обратил внимание. Небогато ты, надо заметить, живешь... Но и коньяк по такой погоде – самоубийство...

Самоубийством было прийти сюда... Неужели вы не понимаете? Что значит пистолет против «электрического айсберга»... Пистолет не будет убивать того, кто нужен, а «айсберг» убьет любого... Самоубийцы!

Виктор Егорович садится за стол, но руки кладет себе на колени. Это привычка – один из вариантов действий на дальнейшее. Он привык эти варианты просчитывать даже тогда, когда находится в помещении один и не ждет появления потенциального противника. При необходимости можно стол опрокинуть перед собой. При другом варианте можно руки на столе устроить поудобнее. Не так, чтобы они отдыхали, а так, чтобы сразу и неожиданно ударить.

Ударить на счет «Раз!..», как учил инструктор Тараканов... Инструктор по рукопашному бою прапорщик Тараканов. Кажется, его звали Петя... Точно! Петя Тараканов... Молодой и тупой... Но очень хорошо бил... На животном инстинкте... На счет «Раз!..».

– Я готов вас внимательно выслушать. – И никакой улыбки – наоборот, трещина в голосе, легкое вибрирование, показывающее естественное волнение.

Ожидание тянется...

Алданов сидит прямо, не прислоняется к спинке стула. И чуть суетливо перебирает пальцами край клеенки. Словно бы нервничает. Гости в своем высокомерии так и понимают это. Однако на всякий случай один из них наклоняется и проверяет край клеенки, прощупывает. К краю в принципе можно что-то приклеить – например, длинную иглу, которая в умелых руках тоже становится оружием. Нет, ничего там не находит. И найти не может...

Глупец! Виктору Егоровичу ничего и не нужно, чтобы делать свое дело. Он бы сейчас этого проверяющего отправил к предкам одним коротким движением пальца – так тот подставился. Они обязаны понимать, что он играет. И понимают это. Но спесивость собственных характеров не позволяет поверить, что с ними может произойти что-то. Теперь становится понятно, что они верят в его нервное состояние. Они хотят верить и потому верят.

Но клеенка – атрибут рисованного волнения – наводит и на попутную подходящую мысль. И когда на нее уже не обращают внимания, Виктор Егорович выдавливает ногтем первые буквы задуманного: «П-щик Тараканов. Инструктор ГРУ». Работа медленная, незаметная для взгляда со стороны. И потому он желает поговорить с собеседниками как можно дольше, чтобы иметь возможность работу закончить. И затянувшаяся пауза ему только на руку. Он и не старается прервать ее.

«Гости» разговаривают на своем языке. Какой-то из кавказских... Кавказских языков много... Скорее всего чеченский, судя по количеству гортанных звуков, но вовсе не обязательно. Алданов никогда не изучал языки народов СССР. Он изучал только самые популярные языки государств – потенциальных противников страны «развитого социализма». И потому сейчас не может понять ни слова. А мысль о чеченском языке пришла, естественно, только потому, что именно от чеченцев ожидают агрессии все, в том числе и он, потому что он тоже продукт деятельности всевнушающей государственной пропагандистской машины. Эта машина способна внушить людям даже то, что ночь начинается рано утром, а с закатом приходит день. Только времени для этого требуется чуть больше, чем для создания образа врага, мешающего жить. Это Алданов понимает хорошо.

Тот, что показался главным, по крайней мере, именно он взял на себя обязанность вести разговор, начинает кому-то звонить по мобильнику. Докладывает, судя по интонациям, и весьма уважает человека, которому докладывает. Отдельные резкие нотки доносятся из трубки отчетливо.

Трубка убирается в кожаный чехол на брючном ремне. Кавказец поворачивается.

– Теперь можем познакомиться. Меня зовут Зинур. С настоящего времени до определенного момента я буду твоим куратором...

– Чтобы стать куратором, сынок, ты должен дожить до седин... А ты к этому не слишком стремишься... – Виктор Егорович нервно усмехается.