Богдан Сушинский - Операция «Цитадель» Страница 27

— Пока что я и сам плохо представляю себе, насколько это может оказаться реально, и что для этого следует делать прежде всего мне самому.

— Вы должны будете поднять весь свой народ и непременно взять ее, Андре! — не обращала внимания на его страхи и сомнения Хейди Биленберг. Лично она обладала способностью верить во все, о чем говорила, и хотела, чтобы точно так же вел себя ее героический избранник. — И тогда памятники бесстрашному русскому генералу Власову, борцу за свободу великого народа и борцу против коммунистической чумы, возвысятся во всех столицах Европы. Ведь говорят, что среди русских немало отменных солдат — разве не так?

— Они неплохо сражаются, когда приходится изгонять врага с родной земли. Но не тогда, когда по своей же родной земле их призывают пройтись огнем и мечом.

— По земле большевиков, Андре. Земле, жидо-коммунистами у них отобранной и жидокоммунистами же оскверненной. Теми жидокоммунистами, которых наслал на твою землю германский шпион и убежденный педераст Ульянов-Ленин, умудрившийся затем совершенно разграбить вашу страну, пооткрывав себе и своим соратникам счета за рубежом, в самых престижных и надежных банках мира. Многие у вас, в России, все еще не знают об этом. Но они должны узнать. Мы развернем такую мощную пропаганду, что доктор Геббельс заскулит от зависти.

— Кажется, у вас появился опытный консультант по истории России?

— Естественно, — подтвердила Хейди, ничуть не смутившись. — Иначе и быть не могло: появился. Я этого не скрываю.

— Кто именно, если сие не есть тайна?

— В числе первых можете назвать своего бравого офицера связи капитана Штрик-Штрикфельдта.

— Вашего, Хейди, давнего друга, в стремени, да на рыс-сях?

— Об этом лучше умолчать. Так или иначе, а на полноценную, святую ревность, мой генерал генералов, вы все равно не способны. Так что этому консультанту вы доверяете?

— Еще как! Проверен и надежен. Но ведь, похоже, что не он один работает на вас.

— Вы правы. Появился еще один, имеющий доступ к самой секретной разведывательной информации, относящейся к России. Вот только назвать его пока что не имею права. Так что в принципе я могу получить любую информацию, какую только пожелаю, и делиться с тобой. А, как вам мои успехи, полководец полководцев?!

— Потрясающе! Может быть, этот человек сумеет организовать мне встречу с Гитлером?

Хейди задумчиво посопела и поерзала плечиками, как это делала всегда, когда он пытался что-либо делать не так, как ей хотелось бы, или когда всерьез задумывалась над создавшейся ситуацией.

— Это очень важно для тебя, Андре? — произнося его имя, Хейди, частенько переходила на «ты». Обращение на «вы» было сопряжено только со специально для него придуманным самой Хейди обращением «мой генерал генералов», что в ее представлении было чуть ли не выше «генералиссимуса».

— Крайне важно. Иначе мне придется идти на Москву не с армией, а с остатками армейского обоза. И не наступать, а сдаваться. И времени уже не осталось.

— Надо подумать.

— Для долгих раздумий времени у нас тоже уже не осталось.

— Тем более, следует хорошенько подумать… Кстати, почему вы никогда не надеваете медаль, которой вас наградил фюрер?[38]

— Следует полагать, что это уже замечено?

— Следует полагать.

— Приму во внимание.

— Во всяком случае, постарайтесь ее не потерять. Если честно, то через своих покровителей я уже пытаюсь вести переговоры с представителями руководства Франции и других государств, на территориях которых действуют части РОА, о том, чтобы вы были отмечены наградами этих стран. Мысленно уже вижу стенд наград генерала Власова, начиная от китайского Золотого Ордена Дракона, который мы попытаемся найти или продублировать, и заканчивая наградами США. А почему бы и нет? Что вас удивляет? Через несколько месяцев вы станете самым надежным соратником Америки в борьбе против коммунистической России. Единственным и незаменимым. Как в свое время этот ваш адмирал, как его там?.. — пощелкала она пальчиками.

— Адмирал Колчак. Правитель Сибири. Еще тот вояка был.

— Вот видите, сколько у вас достойных примеров для подражания, мой генерал генералов. Так действуйте же!

Луч прожектора прошелся по их третьему этажу, по генеральской палате, которая теперь почти всегда была в распоряжении Власова — стоило ему только появиться в санатории; наткнулся на высящуюся чуть в стороне скалу, а затем пополз вверх, скрещиваясь с лучом прожектора, стоявшего на вершине соседнего холма.

Эти прожектора установили здесь лишь неделю назад, в придачу к разбросанным по окрестным холмам орудиям зенитной батареи, и с тех пор прожектористы шарят не столько по небу, сколько по окнам санатория, что не раз вызывало у Хейди бурю возмущения.

— А ведь знаешь, — неожиданно произнесла она после довольно долгого молчания, — какое-то время я действительно была убеждена, что это ты один сумел отстоять Москву. И даже не находила в этом ничего странного. Не зря же утверждают, что ты был самым талантливым генералом Сталина. И что он якобы принимал тебя в своем кабинете даже ночью.

— Скажи еще — «самым любимым», — горько ухмыльнулся Власов. — А что ночью принимал меня — это правда. Но все знают, что он любил работать по ночам.

Хотя ответы его были неохотными и достаточно суховатыми, однако немка действительно затронула наиболее тонкие струны его сомнений. Ведь не окажись он в плену, сейчас, возможно, уже в звании генерал-полковника командовал бы фронтом. Военная карьера всегда была высшим мерилом его жизненного успеха. А так, кто знает?..

И потом, до Кремля ведь можно было дойти еще там, в России, командуя красноармейцами. И необязательно было идти к нему через Берлин.

21

Да, ритуальная жертва была избрана, и теперь все ожесточенно смотрели на нее, понимая, что их собственное спасение заключается в жертвенной гибели избранника вождя, а значит, избранника смерти.

— Не буду многословным, мой фюрер, — грузно поднимался Риббентроп. — В левой руке он держал развернутую кожаную папку с бумагами, а правой поспешно перелистывал их. — Достаточно сослаться на последние сообщения вашего личного уполномоченного по Венгрии бригаденфюрера СС Эдмунда Везенмайера[39].

— Кого-кого?! — поморщился Гитлер.

— Генерала войск СС Везенмайера, — растерянно повторил Риббентроп, не зная, как ему воспринимать такую реакцию фюрера.

— И что же такого сообщает нам Везенмайер? — насторожился вождь, поглядывая при этом на рейхсфюрера СС Гиммлера; уж кто-кто, а тот должен был знать свой генералитет.

— Бригаденфюреру Везенмайеру действительно поручено было изучить ситуацию в стане нашего ненадежного союзника, — подтвердил рейхсфюрер.

— Он считает, — продолжал тем временем фон Риббентроп, — что антигерманские настроения, которые проявляются сейчас в Венгрии, во многом объясняются тем, что правительство данной страны не провело ни одной расовой чистки в своем обществе, которое в результате оказалось насквозь пропитанным сионистской гнилью.

— А что, это важный довод, очень важный, — неожиданно поддержал его Гитлер, на время забывая о своем хроническом невосприятии министра иностранных дел. Сейчас ему нужны были веские доказательства того, что вторжение в Венгрию и переворот в ней вызваны были крайней необходимостью, сложившимися там обстоятельствами, и вот теперь он их получал. — Но вы уверены, что Везенмайер и в самом деле сумеет подкрепить свои умовыводы хоть какими-то конкретными фактами?

— Вот одно из его донесений, — потряс листиком бумаги Риббентроп. — В нем прямо указывается на причастность к событиям сионистских кругов этой страны. Пожалуйста: «Основная причина, — сообщает бригаденфюрер СС, — той пораженческой позиции влиятельных кругов Венгрии и саботажа совместных целей войны объясняется наличием в стране еврейского населения. В количественном отношении евреи составляют около десяти процентов всего населения Венгрии. А среди жителей Будапешта даже достигают тридцати пяти»[40]. Что, добавлю от себя, мой фюрер, вообще немыслимо.

Риббентроп оторвал взгляд от бумаги и почти торжествующе осмотрел собравшихся. Сейчас он казался сам себе человеком, докопавшимся до высшей и последней истины, до которой не дано было докопаться никому другому.

«И это доклад министра иностранных дел?! — ужаснулся Скорцени, с нескрываемой насмешкой встречая взгляд фон Риббентропа. — Нет слов, без евреев там не обошлось. Как не обходится без них в любом другом антигерманском мероприятии, антигерманском сопротивлении. Но валить все, что происходит на берегах Дуная, только на евреев! Апостольская наивность! Хотел бы я знать, почему фюрер все еще терпит этого человека на посту министра? Почему он вообще терпит его?»