Рамиль Ямалеев - Ускользающая мишень Страница 27

— Жди! — негромко отозвалась Аня. И чуть отступив вправо, вдруг выстрелила ногой назад, нанеся пяткой удар прямо в пах человеку, который только что надел на нее повязку. Судя по воплю, удар достиг цели. Более того, девушка теперь знала, какого роста примерно ее противник. Она резко развернулась и с лету влепила еще один удар ногой — теперь уже в лицо. Раздался страшный хруст сломанного носа.

И шум падающего тела. С удовлетворением отметив, что и этот удар принес желаемый результат, Аня произнесла:

— Больше никогда не толкай меня, понял?

Конечно, это был вызов. Одна против неизвестно какого количества противников. Да еще с повязкой на глазах и в наручниках! Но в этом вызове был тонкий расчет: захотят — убьют прямо сейчас, если нет — все равно моральная победа на ее стороне. А это очень важно…

Аня стояла, упрямо наклонив голову. Ждала… В наступившей тишине отчетливо слышалась возня И негромкие стоны пострадавшего противника. Остальные молчали. Пока молчали. Наконец раздался металлический щелчок. Ошибки быть не могло — это щелкнул предохранитель. Девушка гордо подняла голову: умирать, так с музыкой. Жаль, немного она успела сделать…

Но выстрела не последовало. Мягкий удар по голове погрузил ее в бессознательное состояние…

Глава третья

ПАВЕЛ ЛАГУТИН, СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ

Такого еще с ним не было! Безобразная, жирная Баба Яга пыталась его изнасиловать. Павел Лагутин задыхался под ее тяжелым горячим телом, она накрыла его полностью, и некуда было деться от этих настойчивых бесстыдных ласк. Невероятным усилием воли он сбросил ее и почувствовал упоительную прохладу, свежесть. Какой-то очень короткий промежуток времени он наслаждался легкими дуновениями ветра, но постепенно Баба Яга снова принималась за свое, и ему снова становилось невыносимо жарко под дряблыми складками ее бесформенного тела. Жарко, боже мой, как жарко, как хочется пить, и еще эта мерзкая старуха…

— Оставь меня, старая щука, в покое! — заорал Павел и в то же мгновение проснулся.

Прямо напротив него, на другом конце необъятной тахты, сидела почти пожилая брюнетка и испуганно смотрела ему в лицо.

— Ну вот, здрасьте, — недовольно произнес он. — Вы кто?

Лицо женщины удивленно вытянулось, и он моментально узнал ее.

— Это шутка, — быстро проговорил он, не давая бывшей балерине поводов для скандала. — Мы с женой так иногда шутили.

— Не думаю, чтобы у вас была когда-нибудь жена, — покачала она головой.

— Надо же, — хмыкнул Павел, — попадание в самую точку. Но ведь кто-то же у меня был?

— Не думаю, — снова покачала она головой. Лагутин с интересом посмотрел на нее. Неужели она намекает, что он ее так и не трахнул? Тогда зачем же он пошел на эту долбаную презентацию, устроенную в управлении? Зачем снял эту уже немолодую женщину? Зачем привел ее в свою холостяцкую нору?..

— Послушайте, а что здесь происходило этой ночью?

Она пожала плечами:

— Ничего.

— Ничего?

— Ничего, — глядя на него невинными, глазами, подтвердила она.

Павел вспомнил Бабу Ягу и обвинил ее:

— И вы не пытались меня изнасиловать?

— Это невозможно в принципе, — нахально ответила она. — Единственное, что я делала, — это укрывала вас одеялом, которое вы все время сбрасывали.

— Одеяло? Вот это, ватное?! — Ему стало понятно происхождение ночного кошмара. — В такую жару? Вы что, садистка?

— Вас всю ночь колотило.

— Это не от холода, дорогая, — сказал он ей. — Просто я намешал спиртного. Она вдруг расхохоталась.

— Что это с вами? Она хохотала.

— Эй!

Она не могла остановиться.

— Девушка!

Она тут же заткнулась. Кажется, он задел ее больное место.

— Я вам не девушка! — сердито сообщила она ему.

— Да?! — неприятно удивился Павел. — Но вы же сказали, что ничего не было.

Слава богу, она улыбнулась. Если бы у нее не оказалось чувства юмора, все выглядело бы гораздо хуже.

— Что это вас так разобрало? — поинтересовался он.

— Вспомнила ваше вчерашнее поведение, — объяснила она.

Павел похолодел. Что он вчера там вытворял? Она внимательно следила за его лицом.

— Вспомнили?

— Послушайте, может быть, вы оденетесь? — предложил Лагутин.

— Спасибо, жарко, — отказалась она. — Ну? Вспоминайте, вспоминайте!

— Черт! — вскочил он и, обнаружив себя абсолютно голым, тут же бросился под одеяло. — Кажется, я целовал вам ноги.

— Ну что вы, — улыбалась она, — это было так по-рыцарски! А что было после этого?

— Коктейль! — вскричал Павел и застонал. — Зачем я пил этот коктейль?!

— Знаете что? — сказала она. — Я сварю вам кофе, ладно? А вы вспоминайте. Где у вас тут кухня?

Павел улыбнулся. Ага! Кажется, наступил вполне подходящий момент.

— У меня есть другое предложение, — зловеще проговорил он. — Тем более что кофе у меня нет. Что мы все «выкаем» друг другу? Ну-ка дай мне свою руку.

— Зачем?

— Предлагаю трахнуться на брудершафт…

— Наконец-то! Слова не мальчика, но мужа…

Через добрых полчаса они наконец отцепились друг от друга.

— Это нечто! — выдохнула она, признавая очевидное.

Дыхание ее медленно восстанавливалось. У Павла — тоже. Он взял с тумбочки пульт и включил телевизор, стоявший напротив тахты.

Она изогнулась, как удовлетворенная кошка.

— Что хорошо, то хорошо, — промурлыкала она, — Я-то уж подумала, что интуиция меня подвела. Понимаешь, у меня на самцов нюх поставлен очень здорово.

По телевизору передавали новости. На Дунае бомбили мосты. Камеру установили в кабине самолета, и было хорошо видно, как сначала цель берется компьютером в квадрат, а затем — после нажатия кнопки — мост разлетается, словно игрушечный. Скорее всего, это были съемки Си-эн-эн, Павел так решил, потому что авторы не монтировали разговоры с перекошенными от ужаса лицами сербов.

Он невольно вздрогнул. В ушах его начал медленно нарастать пронзительный вой сирен…

— Что ты делаешь в следующую среду? — спрашивала его тем временем лежавшая рядом женщина. — Как насчет того, чтобы повторить все это?

Вой постепенно достигал апогея, заглушая все вокруг…

— Почему ты молчишь? — спросила балерина.

У Павла округлились глаза, пальцы сжались в кулак и побелели. Он знал, что нужно перетерпеть еще несколько бесконечных секунд. Дернул же его черт включить телевизор и попасть именно на бомбежку! Сколько раз он давал себе слово больше никогда не смотреть новости…

— Ты можешь мне ответить?! — заорала вдруг у него под ухом бывшая балерина.

Он посмотрел на нее так, как будто только что увидел.

Боль разжала свои тиски, медленно выпустила из своих холодных объятий…

— Ты видишь, что я занят? — стараясь говорить спокойно, произнес Лагутин. — Кстати, в следующую среду я тоже буду занят. Как и в другие дни. Я ясно излагаю?

— Хам! — выплюнула она. Он смотрел на нее отсутствующим взглядом, он умел иногда так смотреть.

— До свидания, — сказал он ей.

Она быстро собралась и ушла. Только перед тем, как изо всех сил хлопнуть дверью, она чуть задержалась:

— Еще вчера было понятно, что ты быдло. Когда ты наконец все вспомнишь, ты поймешь, что я имею в виду.

И так шарахнула дверью, что натурально посыпалась штукатурка. Что же он творил-то там вчера на этой презентации? Господи, лишь бы никого не подстрелил…

Минут сорок Павел изнурял себя контрастным душем: от ледяной воды до почти кипятка. Постепенно мозги приходили в рабочее состояние. После бритья он почувствовал, что может наконец назвать себя дееспособным.

Надев свежую рубашку, он вышел из дому, расточая далеко окрест аромат одеколона «Президент». Запах хорошего одеколона вперемешку со стойким перегаром производил на соотечественниц неизгладимое впечатление. Павел давно нашел применение этому парадоксальному факту.

Он поймал такси и поехал в управление…

В салоне такси были открыты все окна, но от жары это не спасало. Продуваемый со всех сторон горячими, словно в пустыне, ветрами, Павел проклинал московскую жару и мысленно подгонял таксиста, мечтая о кондиционере в своем родном кабинете…

Его мозги так расплавились, что он чуть не забыл заплатить за проезд. Водитель едва успел поймать его за руку, чтобы в нелицеприятных словесных оборотах объяснить, в каких частях человеческого тела, в основном женского, он видел таких интеллигентных жлобов, как Павел. Лагутин несколько раз покаянно кивнул, потом ему надоело слушать эту ахинею, и он легонько ткнул таксиста в особую точку над солнечным сплетением. Черный пояс по киоку-шинкай[8] остался черным поясом даже во время тяжелого похмелья. Таксист захлебнулся воздухом, тихо сполз на свое сиденье и замолчал, не в силах издать ни звука. Слава богу, обошлось без травм.