Андрей Дышев - Демоны римских кварталов Страница 27

– Почему некоторые люди так боятся затмения солнца? – спросила Мари.

– Потому что верят, что оно приносит несчастья и беды, – ответил Влад. – Вообще, вера – совершенно не изученная медиками энергия, которая оказывает колоссальное влияние на человеческий организм. Вера – это своеобразная модель некой структуры, которая существует в человеческом воображении, но по образу и подобию которой перестраиваются все жизненные системы человека. Чем сильнее вера, тем сильнее она воздействует на нас. Примеров тому огромное количество.

– Например, индонезийские племена, которые танцуют босиком на раскаленных углях, – поддержала разговор Мари. – И при этом не получают ожогов.

– Самый яркий образец – это всевозможные религиозные чудеса, – добавил Влад, поглядывая на Адриано. Но историк, похоже, его не слушал, а думал о своем. – Суть современной психотерапии необыкновенно точно и емко заключена в одной короткой фразе, которая приписывается Иисусу Христу: «Да будет вам по вере вашей».

– Это надо понимать так, что каждый человек может получить все, что он хочет, только надо поверить в свою мечту? Так просто!

– Как раз, Мари, это очень сложно – поверить. Поверить полностью, абсолютно, вчистую, не оставив даже малейшего сомнения; поверить до самой глубины души; вера должна быть выстрадана, вся суть человека должна уйти в нее, словно в раковину – только тогда человек будет вознагражден – или возвращенным здоровьем, или необыкновенной силой духа, или фантастической живучестью. Да мало ли на что еще способен истинно верующий человек!

Адриано вмешался в разговор и вроде бы спросил в тему, но Влад понял, что Адриано совсем не слушал его:

– А вы знаете, почему христиане стали носить нательные кресты? Как церковные иерархи обосновали эту необходимость?

– Человек должен каждое мгновение чувствовать Бога рядом, в своей душе, а нательный крест как раз и выполняет эту функцию, – предположила Мари.

– Не только. Эта традиция пришла с древности. Ведь у древних иудеев лоб и руки были отмечены молитвенным знаком. – Адриано повернул голову, пытливо взглянул на Влада. – Ты знал об этом?

– А к чему ты это спросил?

– Да так… – уклончиво ответил Адриано. – Мыслишка одна промелькнула…

Он хотел еще что-то добавить, как вдруг парковую тишину расколол хриплый щелчок, от букового ствола отлетел кусок коры, и древесная кашица брызнула в лицо Адриано. Мари тихо вскрикнула, еще не осознав, что случилось, просто по-женски отреагировав на внезапный и неясный раздражитель. Адриано остановился, мертвенно побледнел и стал растерянно рассматривать грудь и живот. Влад единственный из всех понял, что произошло, – после убийства профессора, после рухнувшей на капот «Пежо» плиты жизнь его наполнилась готовностью к подобным вещам, ожиданием боли и крови. Он дал волю порыву, не боясь, что может выглядеть нелепым и смешным, схватил Мари в охапку, закрыл ее собой, как плащом, и потянул к стволу дерева, единственной защите на открытой парковой лужайке. Снова раздался щелчок, но на этот раз звук стал для Влада осязаем – как будто кто-то арапником хлестнул его по плечу, и кожу отметила острая боль… Стреляют… Мари… Он испугался за девушку, которую продолжал сжимать в объятиях, испугался боли и слабости, которые делали его ничтожным защитником, и волной накатившее на него отчаяние затуманило рассудок.

Остались ощущения …

Влад почувствовал, что падает… Нет, опускается. Снисходит …

Горячая кровь обжигает плечо, и этот жар разрастается, обволакивает лицо, ослепляет глаза…

И снова этот обрывочный сон: пустыня от горизонта до горизонта, забрызганная скудной зеленью, и выпирающие, как кости, белые скалы, и земля надвигалась снизу, все быстрей, стремительней, до шума в ушах, до пустоты в животе, и в ожидании удара все живое в нем стянулось, скукожилось…

И вот уже исчез горизонт, и куда ни кинь взгляд, расстилалась выжженная земля; и Влад беззвучно закричал, чувствуя нестерпимую остроту последнего мгновения жизни…

Но удар о землю, как во сне, был безболезненным, и тотчас должно было наступить пробуждение, но Влад не просыпался ; не просыпался,не просыпался! Распластавшись на пыльной дороге, он путался в одеждах, кашлял, тряс головой. Он чувствовал, как все его тело стало липким, горячим. Пошатываясь, поднялся на ноги. Солнце, знойное солнце. Горизонт расплывался, словно плавился от жары, а близкие предметы выглядели так, будто Влад смотрел на них сквозь толщу воды.

Он сделал шаг…

Пыль спружинила под его ногой.

«Надо сделать усилие и проснуться!» Он сделал еще шаг. Еще шаг. Еще, еще, еще… Словно из-под земли, далекий и глухой, раздался крик Мари: «Он умирает!»

Влад вскинул руки, покрутил головой, мучительно крикнул, стараясь вырваться из объятий сна, похожего на смерть, и попытался порвать стягивающую грудь ткань. Наружу, наружу! Душно! Тесно! Тяжело!

Ему показалось, что он увидел Адриано и Мари – впереди, всего в нескольких шагах, припали к земле два согбенных человека, похожих на большие валуны.

– Мессия! Мессия! – кричали они, едва отрывая плечи от земли.

«Нет, это не Адриано…»

Он не чувствовал тела, только казалось, что мозг его заледенел и сосуды, питающие его, превратились в хрупкие стеклянные трубки – тряхнешь головой, и полопаются со звоном, и посыплются на землю вместе со стеклом кусочки багряного льда. Осторожно сжимая виски дрожащими пальцами, Влад прошел мимо двух стариков с коричневыми лицами, которые приложились лбами к земле и замерли, и горячий ветер трепал клоки седых волос. За ним тянулась короткая цепочка следов, начинавшаяся ниоткуда. Влад начал оставлять следы на земле. «Это галлюцинации…»

Он не соображал, куда идет. Движение не требовало от него каких-либо усилий. Собравшийся в складки запыленный тканный хитон, прикрывающий его тело, тихо шелестел, обтрепанный подол волочился по земле. Поверх хитона на завязках держался серый плащ, и ветер заставлял трепыхаться распушившиеся воскрылия. Временами Владу казалось, что подкатывает дурнота. Он останавливался и делал несколько глубоких вдохов. «Не надо задумываться, иначе я сойду с ума…»

Он ощупал свое тело. В мешочках, подшитых к хитону изнутри, хрустели упаковками таблетки. Ему хотелось позвать на помощь Адриано, чтобы он растормошил его, ударил по щекам, облил холодной водой и вернул в сознание. И Влад остановился, сквозь мутную пелену глядя на желтые стены и выглядывающие из-за них плоские крыши убогих домов, зажмурил глаза, чтобы больше никогда не увидеть этот мираж, и надрывно, хрипло крикнул.

Когда он открыл глаза, то увидел, что его крик привлек внимание группы мужчин в темных хитонах. Поглядывая на него, люди шли быстро и молча, приближаясь к улицам маленького города. Их было человек десять, лоснящиеся бронзовые лица были опутаны черным туманом бород и усов. Запыленные сандалии шаркали по камням. Казалось, что эти люди не замечают жары, не испытывают желания остановиться в редкой тени олив, засыхающих вдоль дороги.

Влад перевел взгляд в голову группы. Впереди всех шел высокий мужчина средних лет в светлой шерстяной рубахе до пят и черной накидке с кистями по углам. Выгоревшая до бронзового отлива аккуратная бородка шла по нижнему канту лица и соединялась с пышным колтуном, собранным на затылке. Мужчина помогал себе искривленным посохом, вбивая его в землю сильно и решительно.

Влад почувствовал, как начали неметь кончики его пальцев и грудь стало распирать волнительное удушье. Не веря своим глазам, начисто забыв о том, где он, во что одет, кем был раньше, Влад напряженно, до рези и слез в глазах, всматривался в стремительную фигуру этого человека.

«Не может быть, – сказал он сам себе, пытаясь усилием воли сохранить себя. – Неужели… я вижу Его …»

Не пытаясь определить, чья воля в нем сейчас преобладает – историка или верующего человека, Влад пошел вслед за группой. Точнее, ноги сами понесли его вслед за ними. Он шел медленно, соблюдая дистанцию и не находя в себе смелости приблизиться слишком близко. Сердце в его груди колотилось со страшной силой. Страх, смятение и восторг смешались в одно огромное небесное чувство. Влад уже не терзался вопросом, что все это значит. Да что угодно – галлюцинации, бред, пророческий сон. Пусть даже это телесная смерть, давшая старт жизни душевной. Не в механизме видения был смысл происходящего, а в сути картины, которую ему было предложено увидеть. Значимость открывшегося зрелища была невообразимой.

Группа тем временем заполнила собой узкую улочку, которая вела в центр, к обложенному камнями колодцу. Жители, привлеченные стремительным продвижением незнакомцев в кварталы, выходили из домов, вставали вдоль стен и смотрели настороженно и недоверчиво. Влад постепенно сокращал расстояние до группы и начинал ловить такие же взгляды, какие жители городка кидали на пришельцев.