Контуженый - Сергей Павлович Бакшеев Страница 27

Я вспоминаю идиотскую версию украинской пропаганды.

– Бред полнейший.

– Вот-вот! Брешут как дышат! Киев слушать, мы только и делаем, шо сами себя бомбим.

Разрозненные воспоминания в моей голове стыкуются друг с другом, как кусочки рассыпанного пазла. Вепрь привел нам парня с квадрокоптером из луганского батальона. Взгляд умный, но нерешительный – типичный мобик, так мы звали мобилизованных из ЛНР. Он представился Русланом.

– Позывной есть? Нет. Будешь Русиком, – решил Шмель.

Руслан назвал и свою фамилию, но она вылетела из головы. Оказывается, наш Русик – Руслан Краско!

Мы знали, что его отец луганский бизнесмен. Русик разбирался в квадрокоптерах, потому что отец с детства покупал ему лучшие модели. И нам на фронт его отец присылал технику. Китайские квадрики сбивают даже стрелковым оружием, постоянно требуются новые. А еще планшет, наушники, запчасти для «буханки», газовые горелки, спальные мешки, спортивные коврики, дождевики. Для успеха на фронте нужны не только пушки и снаряды.

Про пластиковые окна Русик тоже рассуждал со знанием дела. Теперь ясно почему. Но мне это было не интересно. Я общался с Русиком, как командир с подчиненным. Он проводил аэроразведку и корректировал минометный огонь. Мы научились поражать цель меньшим количеством боезарядов. Все разговоры по делу, болтать о личной жизни не доводилось.

А вот Шмель с Русиком сдружился. Один раз даже рисковал за парня жизнью. Сам вызвался, потому что Русик сдрейфил.

– Хочу испытать себя по-настоящему, – шепнул мне Шмель и ушел на опасное задание под видом Русика.

И выполнил без страха и упрека. Об этом знали только я, Шмель и Русик.

Напрягаю память. В последнюю ночь Русик находился в расположении моего расчета или нет? Память подводит. Во время боя он был с нами, это точно. А вот дальше, когда все стихло… Не помню, отшибло напрочь.

Прикидываю варианты. Формально Русик числился в луганском батальоне и мог уйти к своим. Он часто так делал. Например, чтобы зарядить коптер и смартфон на пульте управления. Или починить поломку. Поэтому он оказался ранен, а не погиб с нашими. Русик выжил, стал Русланом Николаевичем и заменил отца.

23

В Луганске я иду прямиком к киоску мастера Кутузова. К его одноглазой улыбке я привык. Она заражает оптимизмом.

Кутузов пускает меня в киоск, предлагает чай. Пока я пью, он колдует над остатками телефонов, подсоединяет их по очереди к ноутбуку и поворачивает дисплей.

– Смотри, Контуженый.

Первый чип из телефона Днестра. У хозяйственного мужика был кнопочный с малым дисплеем. Раз зарядил – и на две недели, как говаривал Днестр. Соответственно никаких чатов, только эсэмэски и список звонков. В последнюю ночь Днестр никому не звонил. Родным писал редко, обещал к зиме дойти до Приднестровья и присоединить родной край к России.

Механик фотографировал технику противника: захваченную и разбитую. Его интересовали западные образцы оружия. Весной такие трофеи были редкостью, а летом все больше и больше. Фотографии он коллекционировал для себя. Бывшая жена с маленьким сыном и мать получали его боевую зарплату поровну. От матери были послания в духе «спаси и сохрани», а бывшая женушка после долгих просьб только раз поделилась фотографией сынишки. Механик даже нашу «буханку» с минометом ни разу не сфотографировал, что уж говорить про координаты позиции.

Урал фотографировал боевые будни и себя в боевой обстановке. Свою богатырскую стать он посылал девушке, а впечатляющими кадрами боев, в том числе с беспилотника Русика, делился с нашими военкорами. Те приучили его обрезать лишнее, чтобы не было привязки к местности. Похоже, что Урал даже случайно не мог слить координаты нашего расположения. А в последние сутки он настолько устал, что не дотрагивался до телефона.

Кутузов обслуживает покупателя и оборачивается ко мне:

– Нашел, что искал?

– Пока нет.

– А хочешь?

Вопрос застает меня врасплох. Ретроградная амнезия – защитная реакция организма, говорил врач. А я спешу избавиться от защиты. И что тогда?

Сомнения на моем лице Кутузов трактует по-своему:

– Тогда продолжаем.

Он подсоединяет ноутбук к телефону Чеха. На дисплее папки с файлами. Я с опаской касаюсь клавиш. Неужели Антон предатель?

Чаще всего Антон Солнцев переписывался с отцом. Папа-учитель корил сына за грамматические ошибки и переживал за разрушенные школы. Школам от нашей артиллерии доставалось постоянно. А как по-другому, если там прячутся боевики. Это уже потом они стали селиться в пустующих квартирах среди мирных граждан. Живой щит. Знали, что лупить по жилым домам мы не станем.

С удивлением обнаруживаю в телефоне Чеха наброски фронтовых рассказов. Папины наставления не прошли даром, Антон Павлович все-таки хотел стать новым Чеховым! Самый длинный текст с названием «Первый трехсотый». Пробегаю глазами начало, и еще одна черная дыра памяти становится светлой звездой.

Я скачиваю тексты в свой телефон. Спасибо, Чех, ты поможешь многое вспомнить.

Просмотр окончен. На лице облегчение пополам с недоумением. Среди моих боевых друзей предателя нет. Кто же слил координаты?

– Еще чайку? – предлагает Кутузов.

– Сколько я тебе должен?

– Здесь не кафе, чай бесплатный.

– А за работу?

– Твой долг победить. Стереть эту нечисть, что хочет уничтожить всё русское.

Я кисло улыбаюсь:

– Пока я Контуженый.

– Так пей чай с таблетками! Мой глаз не восстановишь, а твои мозги придут в порядок.

– Думаешь?

Кутузов хитро подмигивает:

– Я ж не контуженый.

Мы пьем чай. Мастер отвлекается на покупателя. Я смотрю список рассказов Чеха. Он короткий. Обращаю внимание на самый последний со странным названием. В заголовке помимо слова-вопроса еще два вопросительных знака «Кто??»

Открываю. Текст на страницу. Похоже на диалог из переписки в чате. Злата пишет брату, задает вопросы. Чех упоминает наши новые имена Кит и Шмель. Злата в них путается, Чех посмеивается. Еще пара фраз и обоим становится не до шуток. Злата сообщает такое, что Чех хватается за голову. И я вместе с ним.

Диалог закольцовывается и завершается вопросом из заголовка: «Кто??» Моя голова идет кругом.

Кутузов замечает мое состояние и радуется:

– Ну, нашел?

Я настолько ошарашен, что не знаю, как ответить. Глаза в пол и собираюсь уходить.

Мастер-фронтовик в душу не лезет. На прощание он пожимает мне руку:

– Обращайся, если что. Кутузов Контуженому всегда поможет.

24

В родной Дальск я