Сергей Зверев - Забудь дорогу назад Страница 28

– Сочувствую, Михаил Андреевич, что ты потерял девчонку…

Я молчал. Не мог я за пару насыщенных событиями дней влюбиться в эту выдру Соколову. Вся история моих взаимоотношений с женщинами просто вопила: НЕ МОГ! Худая, ветреная, взбалмошная, да еще и проститутка (плевать, что без опыта). Такие женщины не созданы для того, чтобы в них влюблялись. И точка. Но я не мог избавиться от ее глаз – потухших, невыносимо печальных. Кто ей гарантировал безопасность и «неприкосновенность», если не я? Почему я постоянно перемываю по косточкам ту единственную ночь в гостинице, когда мне было по-настоящему хорошо? Почему я вспоминал, как мы лежали, обнявшись, в берлоге, и я думал о чем угодно, только не о том, что может прийти медведь и устроить нам Варфоломеевскую ночь?

– Молчишь, Михаил Андреевич?

Я молчал. Самое время прервать переживания и разложить это дело по полочкам. На юг всегда успеем, не убежит «его величество» со своим «деловым» предложением. Мы на севере Каратая. Здесь не только болота, но и горы. Здесь властвуют не только раскольники (у каждого скита своя «помеченная» территория), но и всякого рода мистические секты – я был уверен, что с представителями оной мы так шумно разошлись. Кто у них бог и каким образом тутошние пастыри добиваются раболепного послушания, плевать и растереть. Что им проповедуют, чем кормят, окуривают – тоже пока опустим. Куда важнее, что в секте царят милитаристские порядки, там полно оружия, и адептов худо-бедно натаскивают, как убить ближнего. Значит, секты враждуют между собой, случаются стычки, и чтобы выжить, они должны обороняться и наступать…

– Эй, Михаил Андреевич, ты язык не откусил часом?

– Да нет, все в порядке, Николай Федорович, просто думаю…

– Только не говори, что собрался идти за своей бабой…

– Имеются такие планы…

– О, черт… – Корович беспокойно заворочался. – Все козлы, а мы святые мученики, так, что ли? И что ты думаешь по этому поводу?

– Не знаю, зачем она им нужна, Николай Федорович. У сектантов мозги вывихнуты, их и с бутылкой не поймешь. Если сразу не убили, то пока не убьют. Могут сделать из нее наложницу для пастыря – не думаю, что у них в ските есть девчонки симпатичнее. Могут поматросить и бросить…

– Могут в жертву принести, – подумав, обрадовал Корович. – Способов умерщвления великое множество. Сегодня, между прочим, полнолуние будет. Видел вчера ночью, какая луна?

Под ложечкой тревожно засосало.

– Ты точно решил?

– Да, прости, Николай Федорович. Ума не приложу, как это будет выглядеть, но уйти просто так не смогу. Если хочешь, продолжай путь. Свидимся, бог даст. Зла на тебя держать не буду, не думай. Тут уж каждый за себя решает… День еще не кончился, отсижусь, вернусь к обрыву, по следам приду в их логово.

– Это полное самоубийство, приятель.

– Извини, но мы уже два дня занимаемся самоубийством…

«И десять человек погибли», – подумал я.

Мы отключились на недолгое время, просто не было сил уже бодрствовать. Очнулся я в нешуточной тревоге – неужели день прошел? Кинулся к выходу из пещеры – свет слегка померк, значит, день отправился на убыль. Что там с Анютой?.. Я не мог о ней спокойно думать. Хотел растолкать Коровича, а потом подумал: зачем? Уйду по-тихому, и не придется Николаю Федоровичу принимать мучительное решение. Нагнулся за автоматом (мой скарб был до изумления прост)… и вдруг спина похолодела. Я что-то услышал. Так и не понял, что, просто ЧТО-ТО. Сердце застучало, как компрессор, уши встали, как у зайца. Я поднял автомат тихо-тихо, следя за тем, чтобы не звякнула антабка… и снова легкий шок – стальная рука схватила запястье!

– Проблемы, Михаил?

Нет, нам инфаркты не нужны… Корович проснулся от того же прескверного ощущения. Надо же, какая чувствительность у человека. Оттого, видать, и выживает в проблемных ситуациях.

– Ни звука, Николай Федорович, – дохнул я ему на ухо. – Сам не понимаю, что это. Давай-ка в темень исчезнем. Сдается мне, что-то тут неладно…

Мы успели удалиться в глубь пещеры, как снова послышался шум. Шаркнула нога (а может, не нога), и что-то черное, колеблющееся возникло в проеме. Мы затаили дыхание. Не знаю, как Коровича, а меня буквально парализовало от страха. Все мышцы свело, кости онемели. Что за новости? Вторые сутки мы бесстрашно сражаемся, привыкли ко всякому, и вдруг такой упс… Тело, застывшее в проеме (а оно действительно застыло, словно почувствовало в пещере присутствие посторонних), напоминало где-то человека. Но как-то не вполне осязаемого человека. Вроде руки, ноги, длинный балахон, голова, украшенная остроконечным капюшоном, но все это было такое зыбкое, дрожащее, химерическое. Или у страха глаза велики?

Не знаю, как бы мы себя повели, вздумай это существо (или сущность?) войти в пещеру, но, думаю, стойкостью и мужеством наши действия не стали бы отличаться. От существа исходила губительная аура, превращающая человека в тряпку. Недолго померцав в проеме, этот крендель продолжил свой путь. Материальный, стало быть, раз издавал какие-то звуки, – мелькнула утешительная мысль. Несколько мгновений я стоял столбом, потом немного расслабился. Дошло, что пот с меня стекает ведрами, и под ногами уже целая лужа.

– Что это было, Михаил Андреевич? – просипел Корович. Я чувствовал, как дрожит его плечо. – Стыдно признаться, но я чуть в штаны не наделал… Торчу тут деревянным истуканом, и так страшно, как никогда не было…

– Аналогично, Николай Федорович. – Я со скрипом разжал челюсть. – У этого субъекта мощная энергетическая аура… Даже не спрашивай, что это такое. В Каратае лучше ни о чем не спрашивать… Лично мне он показался доминиканским монахом, прошедшим через врата в параллельном измерении…

– Монахом? С чего бы это?

– Ну, как… Длинный подпоясанный балахон, остроконечный капюшон на тыкве…

– Да у тебя со зрением неполадки, Михаил Андреевич… – Корович как-то подозрительно задышал. – Какой, на хрен, монах… Он вообще на человека не был похож… разве что голова… и что-то вроде индейского украшения из перьев, только не совсем, черное всё, дрожащее… И словно бы в овечью шкуру закутан…

Ох, бойтесь приходящих в овечьей шкуре… Получается, мы с Коровичем видели разные вещи. И что по этому поводу сказал бы психоанализ? Законы физики и прочие установки материального мира скромно помалкивали. Я твердо знал, что когда-нибудь в этой жизни меня погубит любопытство. Стиснул автомат за цевье и, крадучись, на цыпочках, двинулся к свету из тьмы.

– Ты куда, любопытная Варвара? – заволновался Корович, но попытка схватить меня за хлястик не увенчалась успехом. Я добрался до проема и, помолившись, высунулся наружу.

Я так и знал, что это глупо! Нарвемся на неприятность, а любопытство останется неудовлетворенным! Незнакомцев, если я опять чего-то не напутал, было двое. Они уже отдалились от пещеры, колыхались среди камней, направляясь к теснине между сомкнувшимися макушками скалами – эти скалы напоминали двух пьяниц, не дающих друг другу упасть. Я не смог сложить даже примерного представления о феномене. А ведь не шумел! Как они меня почувствовали? Две фигуры, не впечатляющие габаритами, какая-то рваная мешковина, сгорбленные спины, и даже посохи вполне реалистичные – это точно не громилы Питирима и не сектанты, похитившие Анюту! Словно дымкой заволокло участок горного пейзажа. Двое повернулись – чернота в капюшонах. Может, просто капюшоны такие вместительные? Я отпрянул, побежал в пещеру, обливаясь потом.

– Ты был прав, Николай Федорович, любопытство косит наши ряды… Чешем отсюда, пока нам тут его полностью не удовлетворили… Будем надеяться, пещера глубокая…

Я не знаю, гнались ли за нами эти ребята или решили, что мы того не стоим. Мы даже не прислушались, доносятся ли звуки погони. Липкий страх гнал в темноту. Мы бежали, шли, расставив руки, задирая ноги, как цапли, чтобы обо что-нибудь не расколошматиться. Натыкались на скользкие холодные стены, меняли направление. И вскоре обнаружили, что оказались в извилистом коридоре. Включили зажигалку – и настроение совсем испортилось – пещера сузилась, здоровенные потеки на стенах, потолок высоко, но нам от того не легче, под ногами каменная крошка, которая скрипит, как последняя сволочь… Мы шли, потом свернули, еще раз свернули. Было холодно, но мы терпели. Периодически гасили зажигалку, чтобы не расходовать ценный газ. Страх отступал, вернулась усталость. Мы сели на корточки, прислонившись к сырой стене, передохнули. Стали прислушиваться. Тишина в подземелье царила звенящая. Помалкивали боги подземного мира. Единственный звук – где-то далеко за толщами стен капала вода. Память отмотала пленку – я вспомнил, что какое-то время мы спускались. Кислорода пока хватало – не успели далеко уйти от «улицы».

– Как дети мы с тобой, Михаил Андреевич… – прошептал Корович. – Стыдно должно быть. Что мешало поднять автомат и перебить к чертям собачьим эту кодлу? Думаешь, не попали бы? Нет, в штаны наделали, бежали, как последние трусы. Тьфу на нас. А ведь за нами никто не идет, согласен? Сидят где-то далеко и хихикают…