Петр Катериничев - Охота на медведя Страница 28

— Сейчас это не имеет никакого значения.

— А что имеет значение?

— Дело.

— Лады. Ты меня не обманываешь. И не разводишь. Ты искренен. Твои расчеты умозрительны, но что-то подсказывает мне, что основаны они на здравом смысле.

Не на твоем, Медведь, у тебя его нет. На здравом смысле очень больших людей.

Это первое. Второе. Ты рискуешь всего лишь головой. И голова твоя на рынке соответствующих услуг больше десятки никак не стоит. А если подумать, то тебе ее и бесплатно снести могут запросто. Так?

— Допустим.

— Вот. А я кладу на алтарь, так сказать, умозрительного успеха серьезные деньги. Согласен?

— Да.

— А потому перепишем-ка мы с тобой договорчик. По завершении дела твои — десять... нет, пятнадцать процентов.

— Вас не устраивает четверть миллиарда?

— Сынок, миллиард без малого меня устраивает куда больше. А в твои годы поиметь полторы сотни — тоже неплохо. К тому же, если следовать твоему плану, я несу накладные расходы, так?

— Так.

— Значит, договорились.

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— Ты не желаешь менять существующий договор?

— Его придется изменить, так как изменились обстоятельства.

— Я рад, что ты это понимаешь, Медведь. И как писали классики, торг здесь неуместен.

— Я и не собираюсь торговаться. Просто хочу равного партнерства. Я хочу пятьдесят процентов.

— О, мои шансы растут. Только что ты предлагал двадцать пять. Или — это была «домашняя заготовка»?

— Вы правы.

— А «полтинник» — другая заготовка? И ты согласишься на десять?

— Нет. Это — принцип. Хочу работать на равных.

— У тебя есть принципы, кидала? Или появились бесхозные полсотни миллионов? Чтобы «работать на равных». Или — сто?

Олег улыбнулся мягко:

— Мой вклад в проект — «know how». Я знаю, как превратить сто миллионов в миллиард.

— Риски несопоставимы.

— Это с чьей стороны посмотреть, Никита Николаевич. Мне моя голова дороже ваших миллионов.

Борзов застыл на стуле. Произнес медленно:

— Значит, не договорились. — Помолчал, резюмировал:

— Ты сейчас переводишь оставшиеся деньги на мои счета и — отъезжаешь вместе с моими ребятами. Сейчас я занят, а через пару недель определю тебя на место. Где ты и будешь отбивать должок.

— Нет.

— Что — нет?

— Деньги я не верну. Согласно существующему договору, они могут находиться в полном распоряжении моей конторы еще четыре месяца. Пусть все будет по закону.

Борзов расхохотался искренне:

— Гринев! Мы не в Швейцарии живем! А помнишь пункт о форсмажоре? Борис Михайлович Чернов, судя по всему, слился с концами — он всегда был шустрик и умница! Ну а твою безвременную кончину мы сейчас организуем. Сева! — позвал Борзов.

Охранник немедленно появился в кабинете.

— Сева, обида на этого типа осталась?

— Нет.

— Что так?

— В работе всякое бывает.

— Ты — молодец. А вот он... хитромудрый сильно. Бабки затер, да такую сумму, что и молвить страшно. И договариваться по-хорошему не желает.

— Полечить его?

— А ну — снова сплохуешь?

— Нет.

Борзов чуть заметно дернул ресницами, Сева молниеносно выбросил вперед руку, и Гринев кулем оплыл в кресле.

— Ну что, Медвежонок? Сговорчивее не стал?

— Нет.

— Может, его по полной программе, а, Никита Николаевич?

— Не надо. — Борзов повернулся к Олегу:

— Тебе на размышление ровно минута. Одна. Шестьдесят секунд. Или мы договариваемся, или — нет. Деньги свои я верну: непреодолимые обстоятельства. Чуть-чуть помурыжимся, конечно, но ты же сам знаешь: финансовые институты непроницаемы только для лохов, а я — не лох. Я тот, кто их лечит.

Борзов вынул секундомер, повернулся к Севе:

— У него минута. Если не скажет «да» — выстрелишь в висок. С близкого расстояния, чтоб гарь на коже осталась. А потом ему, тепленькому, пистолетик в ладошку вложишь. — Борзов наклонился к Олегу:

— Все будет очень достоверно, Олежек: глупый мальчик растратил чужие деньги и счел за благо застрелиться.

Очень логично.

Он включил секундомер, положил на стол перед Гриневым, отошел в угол комнаты:

— Время пошло.

Сева неторопливо вынул полимерный «глок», передернул затвор.

Олег смотрел на бегущую стрелку и не ощущал ничего: ни горечи, ни даже равнодушия. Ни тем более страха. Чувства словно застыли в нем. Внезапно остро захотелось курить, но и это прошло. Пятнадцать секунд, десять, пять...

«Господи, помилуй мя грешного...» — само собою пронеслось, и — время словно замерло. Пять секунд, четыре, три, две... одна... И — стрелка замерла. Олег смотрел на нее, но она действительно пробежала роковой круг и остановилась за одно деление до двенадцати. Олег почувствовал, как струйки сбегают по спине, поднял взгляд на Борзова: тот всматривался в лицо Олега с азартным нетерпением.

Гринев усилием воли заставил себя расслабить мышцы лица, произнес чуть хрипловато:

— Первая попытка не засчитана. — Взял пачку, выбил сигарету, прикурил, затянулся, поставил секундомер на ноль, произнес, выпуская дым:

— Любопытствуете, Никита Николаевич?

— Еще бы. Это ты ставишь на кон свою никчемную жизнь. А я — пожженные тобою пять миллионов долларов. Тут и корова засуетится.

— Ваш хронометр неисправен, Борзов. Так что новое время: тридцать секунд.

Сева глянул на Борзова. Тот чуть раздвинул уголки губ в оскале и кивнул.

Олег запустил секундомер и положил его на стол. Теперь он был безмятежно спокоен. Жалеть о том, что он так и не сделал?.. На это нужен досуг.

Глава 37

Щелчок пистолета был сух и звонок.

— Что теперь? Пулька выкатилась? — спросил Олег, притаптывая окурок в пепельнице.

— Хорош, а, Сева?

Тот лишь равнодушно пожал плечами. Борзов подошел к подручному, щелкнул затвором, и пустая гильза упала на палас.

— Исчезни, — велел он Севе, вернув пистолет. Подошел к столу, развернул стул спинкой вперед, сел верхом напротив Гринева:

— А ведь ты не разгадал этот трюк? Не разгадал, это я видел по твоему лицу. А ты — по моему. На мгновение я сам было испугался, а вдруг Сева — все они малость недоумки — чего-то не так понял? И знаешь? Я ждал выстрела, как и ты! И — получил очень сильные ощущения! Потому что плакали бы не только мои пять лимонов, но и мой будущий миллиард. Ну что? Ты согласен? Второй раз шутить не стану. Я слишком устал для этого.

— Согласен, — выдохнул Гринев. — Пятьдесят на пятьдесят.

— Ты одержим. Безумен. — Борзов растянул губы в улыбке:

— Слушай, раз ты такой упорный, пока нищий, каким же станешь, когда разбогатеешь? Молчишь? Я и сам знаю: опасным. Вот тогда и повторим трюк с пистолетом, а? Только с боевым патроном. Почти как у классика: «Посмотрим, так ли спокойно он примет смерть накануне венчания, как ждал ее за черешнями!»

— До победы нужно дожить. Доживают Не все.

— Ты мне угрожаешь, Медведь? — поднял брови Борзов в искреннем удивлении.

— Нет. Просто констатирую факт. Он очевиден.

Борзов покачал головой:

— М-да. Знаешь, чего я не пойму, Олег Федорович? Вот ты крутой, да?

— Нет. Я просто знаю, чего хочу. И чего не хочу.

— Погоди. Ты ведь в Москве который год крутишься, репутацию мою знаешь.

Ведь так?

— Отчасти.

— И знаешь также, что несколько моих... э-э-э... недобросовестных компаньонов «покончили с собой». Так?

— Ходили слухи.

— Это были не слухи, Медведь. Это были факты.

— Пусть так. Что с того?

— Всего два вопроса. Первый. Раз ты такой упертый на дело... Ты же не мог не понимать, что трюк с пистолетом мог быть и не трюком и все для тебя завершится фатально. Тогда то, что ты задумал, так никогда и не свершится. Не состоится то, чего ты жаждешь. Дело. Но ты сидел под стволом так, будто прожил девяносто девять лет среди утомившей тебя роскоши, создал теорию относительности и теперь тебя не заботит ничто: ни земная слава, ни земная печаль. Почему? Ты ведь еще не сделал свое дело.

— Есть вещи дороже дела.

— Что же?

— Жизнь.

— И ты ею дорожишь?

— Еще как.

— Тогда почему?

— Я хочу жить так, как я хочу. Достойно. По-другому — не хочу. Я ответил?

Борзов подумал, кивнул:

— На первый вопрос. Теперь второй: что заставляло тебя сидеть под Черновым? Он здравомыслящий человек, это хорошо для налаженного бизнеса где-нибудь в Австралии, но не у нас. И не для тебя — с твоими амбициями.

— Я учился.

— Чему? — Общаться с разными людьми.

— И научился?

— Мы же общаемся с вами, Никита Николаевич. И оба пока живы.

Борзов откинулся назад, расхохотался, сузил глаза:

— А все-таки снова — «пока»?

— Да. В этом бренном мире все временно. — Олег подумал, добавил:

— Кроме того, что постоянно.

— И что же постоянно?

— Бог знает.

— Новый договор привезут к десяти. Ты его подпишешь и начнешь работать.

— Работать я начну раньше. Я имею в виду подготовительный этап. Все, что обозначено в плане.