Андрей Воронин - Высокое напряжение Страница 28

– Да, – согласился Бекешин, вдруг обнаружив, что не слышит собственного голоса, – ловко. Ловко это у вас получается…

Он хотел было выпить, но рука, сжимавшая рюмку, так дрожала, что ему пришлось отказаться от этой затеи. Вот тебе и романтика таежных просторов, она же песня проводов… Привет, старина Фил. Как тебе живется в загробном мире?

Это было довольно странное ощущение: как будто проснулся утречком после хорошего секса, взглянул на свою партнершу и увидел, что переспал с… С кем, собственно? С крокодилицей? Да нет, жидковата крокодилица против уважаемого Андрея Михайловича. Пожалуй, не с крокодилицей, а с самой Смертью – классической бабулей в черном балахоне, с косой в одной руке и песочными часами в другой. Повернул голову и увидел на соседней подушке оскаленный череп, облепленный редкими пучками мертвых обесцвеченных волос…

– Ловко, – повторил он.

– Что-то не так? – подняв голову с идеально уложенной волнистой седой шевелюрой от пиалы со столичным салатом, искренне удивился Андрей Михайлович.

– Представьте себе, – постепенно приходя в себя после пережитого шока и так же постепенно наливаясь холодной злобой, процедил сквозь зубы Бекешин. – Представьте себе… Уж если вы решили втянуть меня в уголовщину, то могли бы, как минимум, предупредить.

– Во-первых, ты был далеко, – спокойно сказал Андрей Михайлович, – а это не телефонный разговор. А во-вторых, я ведь тебе уже говорил: меньше знаешь – лучше спишь, И потом, я ведь тебя предупредил. Вот только что. При первом же личном контакте, заметь. Да перестань ты трястись! Снявши голову, по волосам не плачут. Беспокоиться не о чем. Работал настоящий профессионал, так что все будет в полном порядке.

– Черт, – сказал Бекешин. Солнечный день прямо на глазах потускнел, и от переполнявшего его еще полчаса назад оптимизма не осталось и следа. Старый упырь мертвой хваткой взял его за глотку. Ах, не стоило, не стоило связываться с ним! И ведь обратного хода, скорее всего, нет. Андрей Михайлович наверняка позаботился об этом, обставив своего младшего партнера со всех сторон ловушками и волчьими ямами.

«Теперь так будет всегда, – понял Бекешин. – Так или даже еще хуже. Скоро эта тварь начнет посылать меня за пивом, а то и купит мне проездной билет на трамвай – по карманам лазить в часы пик…»

– Черт бы вас побрал! – перестав сдерживаться, с ненавистью сказал он. – Что же вы творите, а? Вы же их всех убили!

– Это были подонки, – холодно и спокойно ответил Андрей Михайлович. – Люмпены, шваль… И потом, убили, к сожалению, не всех. Один уцелел, но это ненадолго. А в тебе я ошибся…

– Уцелел? – переспросил Бекешин, не обратив внимания на последнюю фразу партнера, в которой содержалось грозное предостережение. – Уцелел?

– Чистая случайность, – лениво откликнулся Андрей Михайлович. – Можно сказать, чудо. Как-то ухитрился в последний момент спрыгнуть с опоры. С пятидесяти чертовых метров, представляешь? И – хоть бы что.

Бекешин закрыл глаза. “Ну вот, – подумал он. – И кто мне скажет: радоваться теперь или трястись от страха? Пожалуй, трястись было бы умнее…"

– Его фамилия Филатов, – без намека на вопросительную интонацию сказал он.

Андрей Михайлович удивленно поднял брови.

– Кажется, да. А откуда, собственно?.. Бекешин перебил его.

– У вас… – он запнулся, помедлил и поправился:

– У нас. Да, у нас. У нас проблемы, Андрей Михайлович. Большие проблемы.

Глава 7

После того как колесо мотоциклетной коляски в третий раз налетело на камень и они едва не перевернулись, Юрий решил, что с него довольно. Он похлопал капитана по плечу и, когда тот сбросил газ и повернул к нему голову, знаком попросил остановить мотоцикл. Капитан скорчил недовольную гримасу, но затормозил, и старенький “Урал”, громко треща на холостых оборотах, косо замер на неровной тропе.

– Ну, что такое? – недовольно спросил капитан. – Мочевой пузырь растрясло?

Ему приходилось орать, чтобы перекрыть треск мотоциклетного двигателя, и от этого вопрос прозвучал излишне агрессивно.

– Слезай, камикадзе! – прокричал в ответ Юрий. – Я еще слишком молод, чтобы умирать!

Недовольно ворча, капитан освободил водительское сиденье, уступив его Юрию. Он даже не спорил, признав, по всей видимости, в странном работяге равноправного партнера, если не старшего.

Юрий оседлал треугольное сиденье и немного поиграл с ручками и педалью переключения передач, осваиваясь с основательно подзабытыми органами управления. Древний тарахтящий мотоцикл одышливо взревывал, когда Юрий поворачивал ручку газа, и трясся крупной дрожью, словно собираясь развалиться на куски.

– Ну и рухлядь, – сердито сказал Юрий. – Держись, генерал!

Капитан, который наблюдал за его манипуляциями с органами управления не без некоторого беспокойства, крепко вцепился обеими руками в полукруглую ручку позади водительского сиденья.

– Э, нет, – сказал ему Юрий. – За меня, за меня хватайся!

Капитан послушно обхватил его поперек туловища, как девица, которую вывезли покататься. Юрий выжал сцепление, ногой включил передачу и дал полный газ.

Старый “Урал”, о возрасте которого красноречиво свидетельствовала его давно отмененная высочайшим указом желто-голубая окраска, дико взревел и оленем прыгнул с места. Юрию почудилось, что он слышит, как хрустят его ребра, – хватка у капитана была вовсе не девичья, а скорее медвежья.

Дорога была отвратная – не дорога, а просто протоптанная неизвестно Кем тропа, совершенно не приспособленная для езды. Это было почище любой кроссовой трассы, и Юрию пришлось целиком сосредоточиться на управлении норовистым механизмом, который, казалось, хотел только одного – забуриться в какие-нибудь кусты и тихо отдать Богу свою железную душу. Капитан сидел позади, не издавая ни единого звука, – похоже, у него просто перехватило дыхание – и только еще крепче стискивал бока Юрия на особо крутых виражах. Только один раз он коротко, явно непроизвольно вякнул, когда, преодолев очередной крутой подъем, мотоцикл вдруг на мгновение воспарил над тропой, на полной скорости сиганув с не замеченного Юрием трамплина, и грузно приземлился на каменистую неровную почву всеми тремя колесами.

Потом тропа нырнула в узкую щель между двумя скальными выступами. Было совершенно очевидно, что мотоцикл не пролезет здесь даже боком, и Юрий с некоторым сожалением заглушил двигатель. Позади раздался ничем не замаскированный стон облегчения. Капитан слез с пассажирского сиденья, на полусогнутых ногах отошел в сторонку и несколько раз присел, почему-то держась обеими руками за промежность.

– Сволочь, – с трудом выговорил он. – Террорист хренов, убийца… Это я, по-твоему, камикадзе? Отбил мне все на свете… Что я теперь жене скажу?

Лицо у него было довольно приятного, но немного неестественно зеленоватого оттенка, и Юрий с некоторым смущением понял, что все-таки увлекся.

– Ну-ну, – сказал он. – Что случилось-то? Неужто сдрейфил, рыцарь революции?

– Сдрейфил, – ядовито передразнил капитан. – Да тебя за одно это сажать можно! Злонамеренная порча казенного имущества плюс покушение на здоровье и жизнь офицера милиции при исполнении им служебных обязанностей. У, вражина!.. Черт меня дернул пустить тебя за руль!

– Сделанного не вернешь, – утешил его Юрий. – Зато доехали быстро. И, заметь, все целы – и ты, и я, и мотоцикл. Не то что ты – все камни на дороге пересчитал…

– Конечно, – с опаской отнимая руки от промежности, язвительно проворчал капитан. – Ты камни не пересчитывал. Действовал по старому шоферскому принципу: выше скорость – меньше ям…

– ..Больше дела слесарям, – закончил за него Юрий. – Ну, ты закончил щупать свое хозяйство? Все на месте, можно идти?

– Вроде на месте, – проворчал капитан, бросив невольный взгляд на ширинку своих форменных брюк. – Но твоей заслуги в этом нет. Пошли.

Он зачем-то вынул из кобуры пистолет и первым шагнул в каменную щель. Юрий заметил, что капитан даже не снял оружие с предохранителя, но не стал лезть к нему со своими советами: в конце концов, ему виднее. Он прожил бок о бок с неуловимым Васькой всю жизнь и, надо полагать, лучше знает, как с ним справиться. Возможно, достаточно будет просто показать пистолет этому пьяному гамадрилу, чтобы он пришел в чувство. По словам капитана, он лично отнимал у Васьки его печально известный охотничий нож не менее пяти раз, так что опыт обращения с этим придурком у него, надо думать, имеется…

Двигаясь между двумя замшелыми стенами шершавого серого камня, Юрий испытал короткий, длительностью никак не более полутора секунд, приступ искреннего изумления: “А что это я тут делаю? Как это все опять вышло, что вместо того, чтобы жить по-человечески, я снова принимаю участие в охоте на человека? Видно, прав был покойный капитан Разгонов из отдела по борьбе с организованной преступностью: бывают люди, созданные специально для такой охоты, и я один из них…"