Сергей Зверев - Топить их всех! Страница 28

– Мы должны во всем признаться! – внезапно нарушил тишину судовой доктор.

– Может, и правда?.. – прозвучал из угла неуверенный голос.

Тут же все зашевелились.

– А что? Терять-то нам нечего.

Реплики посыпались одна за другой. Алексей Флеров вмешался не сразу, он тяжело поднялся, вышел на середину камеры, стал на единственный освещенный отблеском тюремного прожектора пятачок.

– А нам есть в чем признаваться? – спросил он.

– Плевать, – снова раздался голос из угла, – о нас все забыли, отказались, мы для них мертвецы.

– Так есть в чем сознаваться или нет? – вновь спросил капитан.

Судовой доктор тоже вышел на середину камеры, стал рядом с Флеровым. Косой луч света лег на его лицо – бледное и решительное.

– Не надо, капитан, меня учить, как любить Родину. Всю жизнь учили: и в детском садике, и в школе, и в мореходке, и на службе. А кто учил Родину, как нас любить?

В ответ темнота отозвалась согласным гулом.

– Надо спасаться самим, а не ждать.

– Хрен с ними, скажем перед видеокамерами, что мы наркоманы и алкаши, помешанные на убийствах детей. У нас-то дома семьи, если мы тут останемся – кто наших детей кормить будет?

– Ты хорошо подумал, что предлагаешь?

– У всех нас было время хорошо подумать. Я перестал сомневаться сразу, как только на крокодилов посмотрел. Капитаном ты был на «Новочеркасске», а теперь мы все в одинаковом положении. И не надо нам указывать. Теперь каждый сам за себя.

– Ошибаешься, – хрипло промолвил капитан, – нам поставили условие – подписать коллективное признание. По одиночке не спасешься.

– Все большинство решает! – заявил доктор. – Как люди скажут, так и будет. Кто за то, чтобы признаться? – произнес он и первым поднял руку.

– Я готов.

– И я.

– И мы так думаем… – звучало из разных углов камеры. На слух Флеров прикинул, что желание обвинить себя в безумных преступлениях изъявило большинство команды.

– Ну, что же ты, капитан, – торжествующе воскликнул судовой доктор, – спрашивай. Кто против?

Алексей Флеров не стал искушать судьбу, играя в тюремную демократию. Собрав силы, он ударил врача кулаком в челюсть. Не ожидавший удара, тот отлетел к стене.

– Ах, ты так?

Благоразумие все же победило, боцман навалился на доктора, заломил ему руку. К капитану никто не рисковал приблизиться.

– Вы что, не понимаете, они же только и ждут, когда мы перегрыземся между собой… – Алексей Флеров не успел договорить, над головами моряков резко вспыхнул яркий свет.

Боцман тут же отпустил руку доктора, помог ему сесть. Все пленники чувствовали себя неловко. Лязгнула «кормушка» в стальной двери камеры.

– Встать, лицом к стене! – послышался из нее голос.

Двое африканцев в грязных халатах вкатили в камеру столик-тележку. На верхнем ярусе в чане плескалось что-то горячее, на нижнем – криво высилась стопка посуды. Белозубый раздатчик весело улыбался, черпал из чана баланду, плюхал ее в миски и, не дожидаясь, пока их возьмут пленники, ставил рядком на бетонном полу. Прямо на пол легли и подгоревшие хлебные лепешки. Все это он проделал молниеносно, с видом профессионального фокусника.

Металлическая дверь вновь лязгнула, на этот раз уже закрывшись.

– Эту дрянь есть нельзя, – пряча взгляд, проговорил судовой доктор, – это я вам как медик говорю.

Капитан Флеров взял двумя руками тарелку, понюхал:

– Дрянь, согласен. Но, чтобы сопротивляться, надо иметь силы.

– Сопротивляться… а как?

Капитан с усилием проглотил ложку горячей баланды, откусил край лепешки.

– Хлеб съедобный. Если ничего не делать, освобождения не дождемся. Надо попытаться разоружить охрану и бежать.

– Легко сказать, трудно сделать.

– Если бы мы не выясняли сейчас, кто из нас больше Родину любит, то могли бы во время раздачи вырваться из камеры, разоружить охрану, – уверенно говорил капитан, – они даже дверь не закрывали.

– Прошлый раз через «кормушку» пайку раздавали. Да и кто знает, что там – снаружи?

И тут из-за зарешеченных окошек долетели заунывные звуки автомобильной сирены, полыхнули вспышки мигалки. Об ужине пленники тут же забыли. Боцман и механик сложили руки замком, судовой доктор, как самый легкий, стал на него, подтянулся и повис на решетке.

– Что там?

Все надеялись, что в конце концов к ним сумел пробиться российский консул из Танзании, но боялись произнести это вслух, чтобы не сглазить.

– Хрен его поймет, какой-то местный, одет как клоун. Ни одной белой рожи.

Вскоре в коридоре послышалась торопливая беготня охраны. Металлическая дверь отворилась без всяких предупредительных выкриков. На пороге стоял Бамбучо Костяна собственной персоной, свой знаменитый посох он держал с таким видом, будто, опираясь на него, прошел весь путь от родной деревни пешком. За его спиной, пресекая всякую надежду вырваться из камеры, высились два охранника с автоматами на изготовку.

Молчание длилось минуту, а то и больше. Наряд главного колдуна африканской диктатуры смотрелся впечатляюще.

– Добрый вечер, – вкрадчиво по-русски проговорил министр информации и пропаганды.

Голос его звучал так вкрадчиво, что пленники невольно поздоровались в ответ. Костяна покосился на миску с баландой, сделал жест одному из охранников. Вскоре в камеру ввели почерневшего от ужаса тюремного повара – он хотел упасть перед Костяна на колени, но его держали под руки.

– А теперь сам съешь то, что приготовил, – с металлом в голосе распорядился министр.

Повар стал жадно хлебать баланду, понимая, что единственный шанс уцелеть – делать вид, что зловонный отвар из гнилых овощей и бананов – его любимое кушанье. Пока шла принудительная дегустация, в камеру привели и следователей-садистов.

Русские моряки не могли понять, что происходит.

– Пытали? – разглядывая синяки на теле капитана Флерова, змеей просвистел колдун.

– Мы… нам… приказали…

– Кто бы вам что ни приказывал, – строго проговорил Бамбучо Костяна, – закон и конституция нашей свободной страны, гарантом которой является Его Высокопревосходительство, превыше всего. А конституция запрещает пытки. Мы же не дикари какие-нибудь, а культурный и высокодуховный африканский народ.

– Они же…

– Пока наш самый справедливый в мире суд не признал их виновными, и неизвестно – признает ли, – притворно вздохнул колдун и обратился к морякам: – Мы вынуждены держать вас здесь лишь потому, что боимся народного гнева, ради вашей же безопасности. Но всегда найдутся слишком рьяные службисты. Прошу извинить их. До меня дошли слухи, что с вами обходятся неподобающим образом. И я решил лично проверить, так ли это. Уверяю вас, господин президент Азариас Лулу не в курсе происходящего.

Флеров и сокамерники опешили от неожиданного визита и не знали, что и сказать. Бамбучо Костяна тем временем творил чудеса гуманности и либерализма. В камеру было принесено постельное белье и поставлены топчаны – по одному на пленника. Вертухай сбегал в магазин, принес купленные на собственные деньги продукты и пиво.

Колдун еще раз извинился перед пленниками за плохое обращение, пообещал, что теперь с ними станут обращаться значительно лучше:

– Вы должны понимать, в России правоохранительные органы тоже работают небезупречно.

Дверь наконец закрылась. В коридоре стихла беготня. За окном прозвучала сирена отъезжающего эскорта. Судовой доктор недоуменно смотрел на пакеты с продуктами, на упаковки с пивом.

– А почему он так?

– Их понять сложно, – подумав, сказал капитан.

– Может, их президент и в самом деле был не в курсе того, что здесь творится? – неуверенно предположил механик. – Узнал и послал этого клоуна навести порядок.

– Ага, не знал, – напомнил капитан, – а кто нас тогда хотел крокодилам скормить, если не он?

– Как бы то ни было, а жить стало веселее. – Судовой доктор взвесил в руках упаковку с пивом.

– Только все равно задерживаться здесь не стоит, – веско произнес капитан Флеров. – С этого момента наверняка охрана станет менее строгой и нам удастся убежать. Мое предложение остается в силе. Кто за него?

Жизнь человечества – это нескончаемое производство мусора. Можно и так смотреть на ход вещей. Все произведенное и потребленное рано или поздно превращается в отходы. И в этом смысле жизнь экипажа субмарины – не исключение. Если продуть корабельные туалеты – гальюны – не проблема, то избавиться от всего остального сложнее. Внезапно всплывшие на поверхности одноразовая посуда, объедки, обрывки бумаги могут привлечь внимание противника. А экипажу «Макарова» приходилось действовать практически в боевых условиях.

В подплаве от мусора принято избавляться следующим образом. Все, что не может подождать лучшего времени на борту субмарины, упаковывается вместе с грузом в крепкий пластиковый мешок с дырками, обвязывается веревкой, заряжается в торпедный аппарат и выстреливается в море. Вода наполняет мешок водой, а груз увлекает его на дно. Скрытность гарантирована. Но не всегда эта несложная операция проходит гладко. Где тонко, там и рвется…